Элмор Леонард - Ромовый пунш
Николет обернулся к нему, беззлобно усмехаясь.
— Да вы что, я же лишь пошутил. Мы же с вами на одной стороне.
— До тех пор, пока никто не переступает черту, — проворчал Уинстон.
Николет с невинным видом смотрел на Макса.
— Я же пошутил, только-то и всего.
Макс молча кивнул. Может быть и пошутил, а может быть и нет. Этот юнец был ещё слишком молод, чересчур настойчив и самоуверен, и теперь ему не терпелось поскорее добраться до Орделла Робби и засадить его за решетку. Против этого у Макса возражений не было, и поэтому он сказал:
— Советую вам проверить одного жука по имени Луис Гара, освобожден из тюрьмы пару месяцев назад — точнее не скажу, сам не знаю. Запросите «Общество взаимопомощи Глэдиса» в Майями. Попробуйте подобраться к нему. Я думаю, он выведет вас на Орделла.
Они ещё несколько минут поговорили о Луисе Гара, после чего Николет ушел.
— Тут тебе звонили, — сказал Уинстон после того, как они остались одни. — Назвали имя… — Уинстон заглянул в лежавший на столе перед ним блокнот. — Симона Харрисон, проживает на 30-й улице. Кто это?
Макс недоуменно покачал головой.
— Понятия не имею.
— Она ездит на «85 Меркури».
* * *Специально для Луиса Симона исполняла репертуар Марты и Ванделлас: на смену «Жаркой волне» пришли «Зыбучие пески». Луис сидел, кивая головой, и иногда даже попадая в такт, то и дело попивая ром. Выпивка тоже была её. Затем он принялся хлопать, и Симоне пришлось отвлечься — «Нет, милый, вот как надо» — и задать ему ритм. Ром помог ему окончательно раскрепоститься. Затем вместе с Мэри Уэллс она исполнила песню «Мой парень». Потом настал черед «Что с тобой, малыш» в исполнении все той же Мэри Уэллс и Марвина Гайе, и Симона протянула руки Луису, приглашая его составить ей компанию и выступить в роли Марвела Гайе. Луис сказал, что он не знает слов этой песни. Сказать по правде, он не знал ещё много чего, но зато он был большим, крепким мужиком, с упругими мускулами и волосатой грудью. «А ты слушай слова, сладкий ты мой. Вот и запомнишь. Иди сюда и делай вот так», — она показала ему, как нужно, свободно держа руки, ме-е-едленно двигать бедрами, ясно? Мечтательно глядя на своего партнера, и желая отвлечь его от созерцания собственных ног, Симона сказала:
— Это должно быть вот здесь, в самом тебе, — она положила руку на живот, — а не где-то на полу.
Он схватил её и притянул к себе, все ещё продолжая двигаться под музыку.
— Пойдем в спальню.
— Радость моя, но там же нельзя танцевать.
Когда он принялся водить руками по всему её телу и в конце концов запустил руку под юбку, Симона поинтересовалась:
— Что ты там ищешь?
— Уже нашел.
— Да уж, кажется и в самом деле…
— Пошли в спальню.
— Малыш, только не надо рвать белье. Эти трусы я только сегодня купила.
— А я могу. Запросто.
Новое белье напомнило ей о недавнем походе по магазинам, где она встретила девчонку, с которой должна была там встретиться и сказала:
— Деньги нужно прибрать подальше. Нечего им валяться на виду.
— Ладно.
— Их нужно спрятать.
— А я сейчас спрячу свою вещицу.
Белые мужики любили говорить что-нибудь такое остроумное. Даже вот такие отъявленные уголовники, как этот.
— Правда? Тебе хорошо со мной, малыш? Даааа… Но только не рви белье, ладно, сладкий мой? Если тебе нравится рвать белье, то я специально для тебя пойду и надену старое.
* * *Макс нажал кнопку звонка и замер в ожидании. Из дома доносилась музыка, в которой он постепенно узнал мелодию из старого детройтского репертуара, это было что-то знакомое, хотя припомнить название группы, или что за песню они исполняли, ему так и не удалось. Он снова позвонил, и ему пришлось прождать ещё минуту, прежде, чем женский голос из-за двери спросил:
— Что вам нужно?
— Мне нужен Орделл, — ответил Макс, глядя в глазок. Было слишком темно, чтобы она могла разглядеть его через глазок, для этого ей пришлось бы включить свет на крыльце.
— Его здесь нет.
— Но я должен с ним встретиться.
— Где?
— Здесь. Он сказал в девять. — На часах было без десяти девять вечера.
— Подождите.
На противоположной стороне улицы дети затеяли какую-то шумную игру, и Макс подумал, что в столь поздний час им следовало бы уже давно отправиться по домам.
За дверью раздался мужской голос.
— Чего вам надо?
— Я уже сказал об этом леди. У меня встреча с Орделлом.
За дверью наступило молчание.
— Вы полицейский?
— Я поручитель. Включите свет на крыльце, и я покажу вам мое удостоверение.
— Я так и подумал, — произнес мужской голос за дверью.
Теперь он звучал уверенно.
Дверь отворилась, и за ней Макс увидел Луиса Гара, который стоял на пороге в одних брюках, без рубашки, почесывая волосатую грудь. Макс мгновенно установил взаимосвязь: оба были приятелями Орделла, этим можно было объяснить пребывание Луиса в этом доме, но не то, чем он занимался с этой женщиной.
— Никакой встречи Орделл тебе не назначал, — нарушил молчание Луис. — А не то он мне обязательно сказал бы.
— Значит, ты работаешь на него, — сказал Макс. — Ну а я как раз разыскивал вас обоих, и видно труды мои не напрасны.
С этими словами он перешагнул порог дома, оттолкнув Луиса от двери плечом, отчего тот едва не потерял равновесие, падая на дверь, которая с грохотом ударилась о стену, оказываясь распахнутой настежь. Макс обернулся в его сторону.
— С тобой все в порядке?
Тут снова голос подала женщина.
— Слушайте, мне здесь только мордобоя не хватало.
Она стояла в прихожей, запахнув на себе халат, босиком, но зато с макияжем на лице — густо наложенные голубые тени и ярко-красная помада — а волосы старательно уложены в замысловатую прическу. Что здесь происходит? Оба они полураздеты, на кофейном столике в гостиной стоят бутылки с кока-колой и пуэрториканским ромом, но стаканов нет, играет музыка.
— Госпожа Харрисон, — сказал Макс, — вы не подскажете мне, что это за группа?
— «Марвелеттс», — ответила Симона. — Они мне очень нравятся. — Она подошла к стерео и выключила его.
Макс продолжал разглядывать её.
— А этот господин здесь тоже живет?
Луис теперь стоял рядом со столиком, на котором стояли бутылки. Негритянка подошла к низкому мягкому креслу и села, закинув ногу на ногу.
— Если вы хотите узнать что-то о Луисе, то почему бы вам не спросить об этом у него? Вот он, стоит перед вами.
— Извините за беспокойство, — сказал Макс. — Мы с ним и на улице можем поболтать.
— Да что вы, не стоит, — Симона взяла со стола недопитую бутылку с кока-колой. — Просто ведите себя прилично.
Она решила наблюдать за происходящим со стороны.
Макс затруднялся даже приблизительно определить для себя её возраст: вызывающе яркий макияж, а волосы зачесаны наверх и уложены в элегантную прическу, в которую была вплетена нитка жемчуга.
— Раньше Луис работал на меня.
— Вот как? Что ж, очень интересно, — отозвалась женщина.
— А уходя, он выломал входную дверь моего офиса и позаимствовал из конторы парочку «пушек».
— Это которых? — нагло поинтересовался Луис. — Уж не «Моссберг» ли и «Питон»?
Макс видел, что четыре года, проведенные в тюрьме штата, не прошли для Луиса даром, теперь он стоял, подбоченясь, демонстрируя перед ним свои мускулы. Но его выдавал взгляд, который скорее можно было назвать остекленевшим, чем угрожающим: Луис был слишком пьян для того, чтобы изображать из себя супермена.
— Луис, ты никогда не пойдешь на это, — сказал Макс.
Этот парень сам не ведал, чего творит.
— Где мое оружие?
Луис пожал плечами плечами.
— У тебя в машине?
— Он её кому-то одолжил, — подала голос Симона. — И никакого оружия здесь нет, так же как и его машины. Или что, станете обыскивать дом, чтобы убедиться вру я или нет?
— Он не имеет права, — возразил Луис.
Макс обернулся к нему.
— Хочешь, чтобы я вызвал полицию?
— Только попробуй сунуть свой нос куда-нибудь, я тебя живо остановлю.
Макс пожалел, что не прихватил с собой свое ружье, стреляющее шариковыми пулями. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака автоматический «Браунинг» и направил его на Луиса.
— Сядь и не выступай. А не то буду стрелять. Нет, убивать я тебя не стану. Просто подстрелю, чтобы ты сначала как следует помучился от боли, а потом ещё остался калекой на всю жизнь. — Он перевел взгляд на притихшую женщину. — Возможно это даже могло бы спасти ему жизнь.
Она кивнула, оставаясь сидеть в своем кресле.
— Возможно.
— Вы только представьте себе, мадам: человек выходит из тюрьмы и начинает усиленно добиваться того, чтобы его снова туда засадили.
— Он просто ничего не может с собой поделать, — сказала на это Симона.