Елена Гладышева - Ловушка для ангела
Кирилл с облегчением глубоко вздохнул и тут же почувствовал резкую боль в сердце и под левой лопаткой. Его лицо посинело. Хватая ртом воздух, он повалился со стула на пол допросной.
Вскрытие показало, что смерть Позднякова Кирилла наступила в следствии обширного сердечного инфаркта.
56
От резкого торможения пассажирка чуть было не ткнулась носом в лобовое стекло машины, а потом откинулась назад. Она вроде бы как очнулась и недоумённо глянула на таксиста. В её глазах не было страха. Лишь смертная тоска.
Зато испугался таксист. Возможно, его отрезвила первая встречная на этой тёмной дороге машина, на большой скорости пронёсшаяся возле самого крыла такси.
— Нет, нельзя! Слишком она дорогая. За такую запросто в асфальт закатают! — здравый смысл урезонил его намерения и он снова нажал на газ.
Такси затряслось на ледяных надолбах.
Ночная дорога снова стала пустынной и темной. Лишь несколько раз за время долгой дороги их ослепляли фары встречных машин, идущих на дальнем свете. Тогда таксист немного сбавлял скорость и чертыхался. На каком свете ехал и он сам и, мешал ли он другим, он не осознавал. Он хотел лишь как можно быстрее избавиться от смущавшей его пассажирки.
Одинокий дорожный указатель показал поворот налево.
Они въехали в посёлок. Дорога в нём была мягко сказать — отвратительная. Дальше таксист ехать не рискнул, чтобы не забуксовать, если улица плохо очищена от снега. Высадив пассажирку возле маленького круглосуточного магазина, он с трудом развернул машину и уехал в надежде успеть этой ночью ещё немного подзаработать.
А Вера пошла пешком по длинной, засыпанной снегом улице её детства, с редкими тусклыми фонарями и тёмными окнами спящих домов. На этой улице она когда — то играла с подружками — самая избалованная и упрямая, мечтая побыстрее вырасти. По ней ходила в школу, потом на танцы. По ней гуляла с Кириллом, который жил и соседнем городе и приезжал к Вере на автобусе. Они тогда ходили редко и Кирилл часто опаздывал на последний. Как следствие ему приходилось добираться домой на всех возможных попутках и даже на «Скорой помощи».
А потом он на такси перевёз Веру с вещами на свою квартиру, которая так и не стала ей родным домом!
Её, в основном бесшабашные, подруги давно выросли. Кто уехал, а кто остался. Теперь они стали строгими мамами.
У Рыбаковой Оксаны одиноко светилось окно в маленькой спальне. Наверно дочка ещё читала. Возможно уже про любовь! А ведь завтра ей в школу.
При воспоминании о школе у Веры заныло сердце. У неё их было две: в одной она училась, а в другой преподавала.
А Казаковы построились. Вон какой большой дом из белого кирпича. Два крыльца, значит, разделили на две половины. Одна Наташина, другая — Надина. Их старшая сестра Галя — красавица, словно с обложки журнала «Кино», вышла замуж за лысого дипломата и давно живёт в Америке. И теперь ходит по другим, шикарным, освещённым неоновой рекламой, улицам.
— И Верочку Дробышеву унесли вниз по этой улице! — вдруг резануло сердце Веры.
Сама она смутно припоминала те события. Помнила только, как сильно плакала, стоя у гроба своей подруги. Возможно, тогда вместе со слезами она выплакала и свою память.
И ещё тогда навзрыд плакала Верочкина мама, а кругом всё тонуло в белом вишнёвом цвету. Наверно Верочку сразу принял рай.
— А куда теперь ей? Сначала в тюрьму. Ведь из — за неё погиб Дмитрий Антонович.
Веру охватил подлинный ужас, не подвластный разуму.
— Дура! Ой, какая же я дура! — в отчаянии вскрикнула Вера и испугалась, что своим криком она могла кого — то разбудить.
Ведь детям завтра рано вставать в детский сад, или в школу, а взрослым — на работу. Только ей теперь некуда больше торопиться.
— Дура беспросветная, — повторила она теперь уже шёпотом.
Вера вдруг отчётливо почувствовала себя одинокой, раненой, загнанной волчицей из когда — то прочитанного и почему — то запомнившегося ей, стихотворения:
— Почувствовать боль и бежать от беды, — слова странным образом совпадали с ритмом её шагов.
И круг очертить. И запутать следы. И прыгнуть!
И вырвать себя из петли, взрыхлённого снега, и сгинуть в дали!
И там, вдалеке от людских голосов, кричащей толпы
И рычания псов, застыть и принюхаться, снег отгрести.
И в логово, в тёплую темень вползти.
И рану лизнуть и тихонько завыть
И выдохнуть сердце и горечь забыть!
Старый покосившийся дом занесло снегом. Именно таким: тёмным и холодным он несколько раз снился Вере. Он пустовал с тех пор, как пятнадцать лет назад умерла её мама.
Калитка осела и вмёрзла в снег. Вера прошла, утопая в снегу, чуть дальше по забору и оттолкнула несколько прогнивших досок, державшихся на честном слове. Они послушно отвалились.
С замиранием сердца Вера подошла к крыльцу. Ключ так и лежал в том месте, куда она положила его после похорон матери. Но замок заржавел и не хотел открываться. Веру чуть было не вывернуло от тошнотворного запаха мокрого, ржавого железа. Когда у неё уже лопнуло терпенье, в замке что — то щёлкнуло и дужка отошла от замка.
В промёрзшем доме было ещё холоднее, чем на улице и воняло сырым склепом. Но свет, к счастью, был.
Вера сняла шубу, привычно вычистила печку и растопила её старыми влажными газетами и несколькими плесневелыми поленьями, лежавшими за печкой. Все блага цивилизации: газ, вода прошли мимо брошенного дома.
Но ветхий, отсыревший за много нетопленных зим, дом не спешил нагреваться, и едкий дым вместо трубы поначалу повалил на кухню. Только когда Вере удалось до конца открыть вытяжку, наконец пошла тяга.
Замёрзшая Вера снова надела шубу, поставила кресло поближе к печке и просидела в нём до самого рассвета, так и не сомкнув глаз. Она бесцельно глядела на покрасневшую от жара дверцу топки. Спать ей не хотелось, хотя в теле и на душе была страшная усталость.
Утром от голода заныл желудок и пришлось идти в магазин. По дороге Вере встретились две сильно постаревшие соседки. Вежливо поздоровались, но ни о чём не спросили. Будто и так знали всё.
Сосиски, чай, хлеб и карамельки «клубника со сливками» — всё, что Вера разглядела в старом магазинчике. Раньше здесь хоть колбаса была. И ещё она помнила, что летом с одной стороны из зацементированного фундамента магазина трогательно и мужественно вырастал лопух. Вера и сейчас заглянула туда, забыв, что сейчас зима.
Потом, наскоро поев, она, как заведённая, целый день топила печку и убиралась в доме.
Водяная колонка в середине улицы сохранилась и была исправна — маленькая, но радость. К вечеру Вера помыла пол, одела просушенную мамину кофту и толстые носки и опять устало опустилась в уже обжитое кресло.
Напротив неё, нарушая с трудом наведённый ею порядок, кривилась не разобранная книжная полка.
— «Травы», «Война и мир», «Рецепты народной медицины», «Как закалялась сталь», «Как правильно дышать», — машинально читала Вера названия на обложках, аккуратно расставляла сырые книги. Её внимание привлекла немного потёртая книга Натальи Степановой «Я вам помогу».
Вера наугад открыла книжку. Книга сама открылась в полном согласии с состоянием её души. «Круг спасения — защита от обратного удара».
— Это то, что мне сейчас нужно больше всего, — сообразила Вера, отметив, что это первая здравая мысль, появившаяся у неё в голове в этом доме, где как бы остановилось время.
«Начертите круг угольком из поддувала так, что бы вы могли в нём уместиться, стоя на коленях».
— На коленях очень холодно, — решила Вера и начертила круг вокруг кресла.
«За чертой круга ставят три свечи в стаканы с солью: один впереди, два по бокам».
— Свечей у мамы было много, — вспомнила Вера. — На случай, если опять отключат свет.
«Стоя на коленях, сосредоточьтесь на словах заклинания», — вещала книга.
Вера села в кресло и сосредоточилась:
— О, Великие ангелы, придите ко мне на помощь, поддержите мои желания, способствуйте их исполнению! Яркое солнце, пылающая луна, частые звёзды! Святые ангелы, находящиеся постоянно в присутствии Бога живого! Величием его, признанным Церковью и людьми. Заклинаю вас, ангелы, предстать перед моим кругом…
От невесть откуда взявшегося страха у Веры перехватило дыхание. Ей показалось, что кто — то пристально смотрит на неё. Значит в доме она не одна?
Из распахнувшейся двери, в дом ввалились белые клубы холода. В морозной мгле проявилась, запорошенная снегом, незнакомая молодая женщина в шубе из голубой норки. Женщина пристально смотрела на съёжившуюся в кресле Веру. Её губы беззвучно шевелились. Она тоже читала своё заклинание.
