Татьяна Полякова - Ночь последнего дня
— Поэтому надо устраиваться электриком?
— Что тут смешного? — обиделась она.
— Ничего. Я восхищаюсь твоим Антоном, но сейчас он меня интересует мало. Лучше скажи, что ты думаешь делать?
— Я? — Машка тихонько засмеялась. — Ничего. Буду жить, шпионить за шефом, бояться до смерти Ника и радоваться, что на мой век наркоты хватит.
— Кстати, о твоем шефе, — сказала я и пожалела об этом, но все-таки продолжила:
— Последнее время ты не заметила ничего подозрительного?
— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Машка.
— Тебе не показалось, что его отношения кое с кем ухудшились?
— Почему ты спрашиваешь? — В голосе Машки звучала настороженность, я пожала плечами.
— Просто так.
— Твой Рахманов приезжал вчера, и они больше часа ругались.
— А причина?
— Не знаю. Там двойные двери, и Углов их плотно закрыл. После того как Рахманов ушел, он вызвал меня к себе, был страшно злой, физиономия красная, пил таблетки и на меня орал, что я шпионка. Потом влепил мне пощечину и велел убираться.
— Вот свинья, — не удержалась я от совершенно излишнего замечания.
— Шеф мне не доверяет. Даже не спит со мной в последнее время. Это страшно злит Ника, он говорит, что я ни на что не годная, безмозглая дура. Наверное, так оно и есть. Как думаешь?
— Думаю, что он мерзавец и распоследняя сволочь. Но лучше его не злить.
— Буду стараться. — Машка вздохнула. — Ладно, пойду спать, завтра подъем в семь утра.
— Хочешь, я останусь у тебя?
— Нет, не хочу. Ты обо мне не беспокойся, глупостей я не наделаю. Буду мечтать о том, что он вернется. И реветь.
— Что тебе мешает мечтать, когда я рядом?
— Не обижайся, — похлопала она меня по руке.
— Может, он и правда вернется, — сказала я, поднимаясь.
— Нет, — покачала она головой. — Такие, как он, если что-то делают…
Мое беспокойство только усилилось. Я вышла из подъезда, дошла до угла дома, потом вернулась. Хотела подняться в квартиру, но решила, что Машка мне вряд ли обрадуется, и устроилась на скамейке, глядя на ее окна и ежась от холода. Дождь кончился, но температура упала, я сунула руки под мышки, подняла воротник. Свет в Машкиных окнах все еще горел, потом она подошла к окну и долго стояла так, глядя в темноту, а я смотрела на нее и тихонько поскуливала от безнадеги, от невозможности что-то изменить, исправить. Потом она позвонила и сказала:
— Со мной правда порядок. Иди домой, незачем сидеть во дворе.
— Ты меня видишь?
— Нет. Но знаю, что ты там. Я тебя люблю. И ты ни в чем не виновата. Обещай мне одно: ты никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажешь ему, что с нами тогда сделали. Мужчина не должен знать такое о женщине. Женщиной надо восхищаться, а не жалеть ее.
— Я и не думала рассказывать.
Я поднялась со скамьи и пошла к остановке. Помахала Машке — она все еще стояла у окна.
* * *Я свернула на свою улицу, когда впереди заметила женщину. Она нервно оглядывалась по сторонам, точно кого-то опасалась.
— Юлька, — вдруг позвала она, и я узнала Любку-Кошку. Любка приблизилась и потащила меня в переулок, заговорщицки шепча:
— Ищу тебя часа два. Дома нет, у Виссариона нет, а дело срочное.
— Что у тебя за дело?
— Он обещал мне приличные бабки, если я тебя приведу.
— Кто? — нахмурилась я.
— Мужик тот. Ну, о котором я тебе говорила.
— Тот самый Анатолий?
— Да, идем скорее. Он, поди, ждать замучился и смылся. Плакали мои денежки.
— Где он?
— Здесь недалеко. Я вечером шла к Виссариону, и вдруг он окликнул меня. Короче, он мне дал адрес, велел тебя туда привести.
— Подожди, — притормозила я. — Что он сказал?
— Да ничего. Велел тебя отыскать, обещал приличные бабки. Ты можешь идти побыстрее?
Мы подошли к двухэтажному строению, где раньше располагалась станция «Скорой помощи». Дом признали аварийным, под станцию выделили другое здание, а что делать с домом, похоже, так и не решили. В темноте он выглядел почему-то зловеще. Вскоре пришлось признать: место выбрано с умом. Подойти к дому незаметно практически невозможно, зато, в случае чего, смыться отсюда легче легкого: шмыгнул в ближайшую подворотню и затерялся в лабиринте старых улиц и переулков.
Мы вошли в подъезд, Любка уверенно направилась к лестнице в подвал. К моему удивлению, в подвале горел свет. Все стены здесь были покрыты надписями, должно быть, местечко облюбовали подростки для своих посиделок. Большая комната изрядно захламлена, но какие-либо обитатели отсутствовали. Любка пристроилась в углу на подобии нар, посмотрела на меня с сомнением, достала шприц из сумки и пробормотала:
— Я пока, это.., здоровье поправлю.
— Валяй, — ответила я и отвернулась, хотя мои взгляды вряд ли бы смутили Любку.
Тут послышались осторожные шаги, и через некоторое время в комнату вошел мужчина.
— Привет, — сказал он и привалился к стене, сверля меня взглядом.
Описание, данное ему Любкой, было довольно точным, так что я могла быть уверена, что передо мной Анатолий. Любка помахала ему рукой из своего угла, закрыла глаза и, по всей видимости, счастливо отбыла в другую реальность.
— Салют, — ответила я, продолжая сидеть на корточках и глядя на него снизу вверх. Приближаться он не спешил, потому я перебросила ему сумку, поднялась, расстегнула пиджак, демонстрируя свою тонкую талию. — Я без оружия, — сказала спокойно и вновь устроилась на корточках.
В сумку он все-таки заглянул и вроде бы остался доволен. Сделал несколько шагов ко мне.
— Давно хотел с тобой встретиться, — заявил он и усмехнулся. К чему относилась усмешка, мне неведомо, скорее всего он просто испытывал неловкость, не зная, с чего начать разговор. Анатолий покосился на Любку и вновь взглянул на меня, точно спрашивал мое мнение.
— Она в отключке, — заверила я и настроилась на терпеливое ожидание. Торопить его я не хотела.
Мужчина сделал еще шаг, тоже опустился на корточки, привалившись спиной к стене, и теперь мы сидели на расстоянии вытянутой руки.
— Ты знаешь, где Француз? — спросил он тихо.
— Нет.
Он вроде бы не поверил, уставился в мои глаза, а я пожала плечами.
— Когда вы виделись в последний раз?
— Давно. Через несколько дней после того, как сгорел дом его прадеда.
— Ты передала ему кассету?
Я усмехнулась и даже головой покачала.
— Пока ты только задаешь вопросы. Прежде чем на них отвечать, мне надо знать, чего ты хочешь.
— Чтобы вся эта сволочь сдохла! — резко ответил он.
— Можно конкретней? Сволочей на свете много.
— Хорошо, — вздохнул он. — Я хочу видеть Долгих в тюрьме. — Собственные слова ему не понравились, наверное, потому что прозвучало это чересчур наивно, но я согласно кивнула.
— Понятно. Тогда ты начал не с того. — Приходько нахмурился и теперь смотрел на меня с удвоенным вниманием. — Я думала, ты хочешь вернуть свои деньги, — заявила я.
— По-твоему, без копейки за душой у меня есть шанс?
— Так что тебя больше волнует — деньги или желание видеть его за решеткой? Или и то, и другое?
Он нахмурился, но, немного помолчав, все же ответил:
— Это мои деньги.
— Разумеется. И ты их, в отличие от Долгих, заработал честно. Да? — Теперь он злился, смотрел угрюмо, а я продолжила:
— Можно вопрос? Ты хотел перехватить транспорт… На что надеялся? Или у тебя был покупатель?
— Ник отправил тебя сюда, чтобы это выяснить? — зло спросил он.
— Если бы Ник знал о нашей встрече, — вздохнула я, — ты бы уже блевал кровью и торопился рассказать все, что вспомнишь. — Он хотел ответить резко, но вдруг передумал. — Кое-что мне не нравится, — продолжила я. — И я хочу понять, что происходит. Потому и решила встретиться с тобой. Можем поговорить, а можем разойтись сразу. Ты как?
Он неожиданно рассмеялся.
— Знаешь, а вы с ним похожи.
— С кем поведешься… — пожала я плечами, поняв, кого он имеет в виду. — Так что?
— У меня был человек, готовый взять весь товар.
— Ага, из тех, что вербуют дурачков на рынке. «Аллах акбар» и все такое… — Он еще больше нахмурился и решил оставить мой вопрос без ответа. — А когда дело не выгорело, придушил парнишку, через которого вел с ними переговоры, чтобы темпераментные горцы не смогли тебя найти? — Ответ мне не требовался. Все так и есть. Уважения к чужой жизни он не испытывал. — У меня еще вопрос, — вздохнула я. — Ты ненавидишь Долгих. Допускаю, что у тебя есть для этого повод. Только мне что за разница — ты или он? Он продает оружие в те же края, и для него человека удавить.., раз плюнуть.
— А ты хочешь, чтобы, воюя с этой мразью, я был благородным рыцарем, в беленьких перчаточках и с плюмажем на шляпе?
— Не хочу, — покачала я головой. — Просто не вижу смысла тебе помогать. Ты ведь не просто так меня искал, верно?
— Ты знаешь, что он сделал с моей семьей, со мной? Знаешь? Отправил меня в тюрьму, а потом разделался с женой и дочкой. Он убил мою сестру…
