Татьяна Полякова - Любовь очень зла
Я сняла трубку и услышала:
— С добрым утром, дорогая. Ты меня очень огорчила, чуть не испортила мне все удовольствие. Знаешь, я предполагал, что ты захочешь избавиться от меня. Там была аскорбинка, а она совершенно безвредна. Так что изображать умирающую ни к чему…
— Значит, легкой смерти у меня не будет, — тяжело вздохнула я.
— А я тебе ее не обещал.
— Так какая же она будет, моя смерть? — с горькой усмешкой спросила я.
— Я еще не решил, но что-нибудь впечатляющее.
Я поднялась, накинула халат, заметив, что записка со стола исчезла.
— Еще один день, — сказала я громко и пошла в кухню.
Спускаясь по лестнице, почувствовала запах кофе. Он стоял возле плиты с сотовым в правой руке, левой помешивал кофе в турке. При дневном свете резиновая маска выглядела особенно нелепо. Джинсы, легкий свитер в обтяжку… Взгляд мой торопливо скользнул по его фигуре, успевая подмечать все. Я когда-нибудь раньше видела его?
— Доброе утро, — сказала я, садясь за стол.
— Хочешь кофе?
— Да, спасибо.
Он подал мне чашку, сам устроился напротив. Я видела его глаза и его рот, он насмешливо кривился.
— Почему ты соврала? — спросил он.
— Что? — вскинула я голову.
— Ты написала, что убила его. Зачем?
Я пожала плечами.
— Какая разница.
— Отвечай, когда я спрашиваю, и не вздумай врать.
Я долго вертела чашку и хмурилась. Наконец сказала:
— Я подумала, тебе будет легче. Я убийца, значит, ты прав. Значит, все правильно, и у тебя не будет сожалений… — Он засмеялся, а я спросила, коснувшись его ладони:
— Что с твоими руками?
Он вроде бы удивился, перевел взгляд на свои руки, ладони его были в шрамах, точно он по неосторожности сунул их в мясорубку. Он опять засмеялся:
— Это моя любовь к тебе. Я ведь говорил, любовь — это всегда боль.
Я взяла его ладони, осторожно погладила пальцы и тоже засмеялась:
— Если ты говоришь правду, даже страшно подумать, какая у меня будет смерть.
Он резко поднялся и отошел к окну, смотрел в сад, стоя ко мне спиной. Я видела, как напряжено его тело, я чувствовала его боль. Приблизилась и обняла его, ткнувшись носом куда-то между лопаток. Он замер и долго стоял так, не оборачиваясь. А я думала, что он должен как-то покинуть дом, если, конечно, не желает раскрыть карты, ведь иначе я догадаюсь, что никуда он отсюда не уходит, он всегда здесь, в моем доме, с самого начала рядом со мной… Вряд ли он захочет посвятить меня в свои тайны, а значит, сделает вид, что покидает дом. Белым днем выйти на улицу в дурацкой маске невозможно, если мне повезет, я увижу его лицо.
Но мне не повезло. Он никуда не спешил, провел со мной весь день и часть ночи, а исчез, когда я уснула.
Через несколько дней я стояла перед зеркалом, недовольно хмурясь, не жизнь, а наркотический бред. Лицо бледное, глаза лихорадочно блестят, губы нервно подергиваются. Игра чересчур затянулась, пора прекратить все это. Последние двое суток он не звонил и не появлялся. Ожидание сделалось невыносимым. Я устроилась возле камина, чертила пальцем узоры на паркете, долго, может, час, может, больше. Потом подняла голову и попросила громко:
— Пожалуйста, позвони мне, пожалуйста. — Я знала, что он слышит, он ведь где-то здесь, в доме. И он позвонил.
— Я все поняла, — сказала я устало. — Я знаю, чего ты хочешь. Мне очень страшно, но я сделаю это.
Я зашвырнула трубку в угол и пошла к балкону. Шел дождь, начало темнеть, было пасмурно и тоскливо. Я вернулась за стулом, влезла на него, а потом на перила балкона. Посмотрела вниз, на мраморные плиты. Шум дождя скрадывал звук шагов, я поняла, что он за спиной, только когда он схватил меня в охапку. Он несколько задержался, должно быть, напяливал свою дурацкую маску.
— Ты с ума сошла, — сказал он испуганно, прижимая меня к груди.
— Я ведь отгадала? Ты этого хотел? Виктор лежал там, на плитах… все идет по кругу, этим началось, этим и закончится.
— Нет, — перебил он, встряхнув меня. — Нет…
— Да. Ты все решил правильно…
— Замолчи. Я ничего не решал.
Я оттолкнула его, пытаясь вырваться и перемахнуть через перила, он вновь схватил меня и унес с балкона, а я принялась кричать, я кричала что-то, захлебываясь слезами, пока он не ударил меня по лицу.
— Прекрати.
Я всхлипнула и надолго замолчала, словно раздумывая, потом медленно покачала головой:
— Невозможно заставить человека жить, когда он этого не хочет.
— Выбрось всю эту чушь из головы! — рявкнул он. Но я его не слушала, раскачиваясь из стороны в сторону, и бормотала, точно спятила в одночасье:
— Ты уйдешь сейчас? Уйдешь? А я останусь в этом проклятом доме. Ты ведь бросил меня? Тебе все надоело, у тебя другая игрушка…
— Замолчи, замолчи…
— Ты просто исчезнешь, и я даже не смогу найти тебя, я ведь не знаю, кто ты, ни имени, ничего… Я даже лица твоего никогда не видела… Ты исчезнешь, а я… я не хочу, я не буду… — Разумеется, истерика не замедлила явиться, я опять вырвалась, он пытался что-то объяснить, пока не крикнул в крайней досаде:
— Я люблю тебя. Куда мне деться, скажи на милость?
— Ты врешь. Если бы ты говорил правду, если бы ты… Зачем ты прячешься? — Он тяжко вздохнул, взял меня за руку. — Сними ее, — сказала я, он покачал головой:
— Нет.
— Почему?
— Как только я сниму ее, ты меня разлюбишь…
— Что с твоим лицом? — спросила я испуганно.
— Ничего, — отмахнулся он, в его глазах мелькнуло страдание.
— Хорошо, — кивнула я и бросилась в кухню.
— Куда ты? — вскочил он.
Придется парню согласиться на мои условия, сумасшедшую не усторожишь двадцать четыре часа в сутки, если она замыслила самоубийство.
Я вернулась очень быстро. Он сидел на кровати, во всем его облике читалось отчаяние. Я опустилась перед ним на колени и протянула руку:
— Вот.
— Что это? — удивился он.
— Нож. Сделай, что обещал. Я сниму ее.
— Ты спятила, — покачал он головой, нож упал на пол, и мы оба вздрогнули от этого звука.
В комнате сделалось темно, я включила ночник, не вставая с коленей. Я ждала. Обеими руками он стянул маску, загораживаясь от меня, провел ладонями по лицу, пригладил волосы и поднял на меня взгляд. Так и есть. Данила… Взгляд его начал меняться, страдание отступало, а наружу теперь рвалась звериная злоба… Но я быстро справилась с собой и потянулась к нему навстречу.
— Это ты… — И тут же испуганно вскочила. — Господи, но ведь ты… тебя же… если в милиции узнают… А вдруг они уже знают? Нам надо бежать, сегодня, сейчас… Мы можем взять мою машину, как ты думаешь? Надо быстрее…
— Подожди, — сказал он, взяв меня за руку и заглядывая в глаза. — Ты меня любишь? Теперь, когда ты знаешь, кто я?
— Ты — это ты, — прошептала я, обнимая его. — И я люблю тебя.
Он сидел ко мне спиной и неторопливо рассказывал, а я, уткнувшись в его плечо, тихо плакала.
— Помнишь, как мы встретились впервые? Конечно, не помнишь. Вы собирались на дачу, я был за рулем. Мы ждали возле твоего подъезда. Ты вышла… у тебя была смешная шляпа с ленточкой… Вы ведь совсем не подходили друг другу, верно? Я считал, это долго не продлится, ты никогда за него не пойдешь. А потом Виктор сказал о свадьбе. Я знал, что у вас не все клеилось, Виктор любил со мной откровенничать. Я думал, будь я на его месте… Конечно, мне не светило, я просто радовался, что иногда вижу тебя. Когда Виктор предложил мне жить в вашем доме, я чуть не рехнулся от счастья.
Но стало еще хуже. Я был чем-то вроде мебели, хотя мебелью пользуются или хотя бы передвигают, а ты на меня никогда не обращала внимания. Я знал о тебе все — что ты любишь, чего терпеть не можешь, я даже мог отгадать, что ты сделаешь в следующую минуту. Ты входила в дом и сбрасывала шубу, тут главное не опоздать, подскочить вовремя, иногда ты говорила что-то вроде «спасибо» или «здравствуйте». Помнишь, ты порвала бусы и в досаде бросила их на пол, бросила и ушла, а я ползал по комнате, собирая эти чертовы жемчужины, положил на стол…
Утром ты просто зашвырнула их в ящик, тебе было неинтересно… Я ведь в самом деле ни на что не рассчитывал, говорил себе, все правильно, Виктор — умница, он лучше меня, он делает такие деньги, которые мне ни в жизнь не заработать, поэтому у него есть ты. Он может себе это позволить, а я нет. Мое дело — открывать перед тобой дверь и биться башкой о стену, когда он идет к тебе в спальню.
А потом я узнал, что у тебя есть любовник. Удивляюсь, как я не спятил. Какой-то придурок мог запросто получить то, о чем я и мечтать не смел. Это было несправедливо. Я сидел в своей комнате и резал пальцы, чтобы унять боль, утром приходилось врать, что поранился, когда возился с машиной. Однажды мы остались вдвоем в доме, ты сидела в кресле, а я был за твоей спиной, у меня голова шла кругом… Стоило только протянуть руку… Ты оглянулась, но смотрела куда-то над моим плечом. «Пожалуйста, проверьте свет в гараже, я, кажется, забыла выключить».
