Владимир Колычев - Бригадир
– Какого хрена? – злобно спросил Мартын.
Он был на голову ниже Хазара, но это не мешало ему смотреть на него сверху – вниз. Сильный у него взгляд, пронзительный. Такое ощущение, что он до сих пор чувствует за собой личную мощь Спартака. Может, поэтому и не отходит от морга, чтобы подпитываться его хоть и мертвой, но все еще ощутимой энергией.
– Что-то не так? – глядя на него, хищно сощурился Хазар.
Круто смотрится Мартын, не вопрос. И его дружки выглядят солидно. Но Хазар не очень-то их и боится. Поэтому и чувствует себя вполне уверенно. Разумеется, это не может не отражаться на его поведении. Он чувствует в себе силу, поэтому может давить ею на собеседников.
– Слетелись, стервятники, – презрительно сплюнул ему под ноги Угрюм.
– Ну почему же стервятники? – ехидно ухмыльнулся Хазар. – Может, мы соболезнования принесли?
– Тогда посыпь голову пеплом и удавись, – скривился Гобой.
– Чьим пеплом? Спартака?
– Не дождешься.
– Он что, жив?
– Живее всех живых. Как Ленин. И сжигать его никто не станет. Мавзолей для него построим.
– Ух ты!
– Ехал бы ты отсюда, Хазар, – с мрачным видом посоветовал Мартын.
– Нарываешься?
– Ну, нарываюсь, и что?
– Опасное это дело. Я понимаю, Спартак рядом, ты от него греешься. Но ведь он готовенький и на стрелку с вами не поедет.
– Ну, вот и стрелкой завоняло, – поморщился Гобой.
– Раз нарвались, значит, будет стрелка. Я просто на Спартака глянуть хотел, а вы нарвались…
– Стрелка так стрелка. А тема? Рынок?
– Люблю иметь дело с понятливыми людьми.
– Это ты нам потом скажешь, когда мы тебя на понятия натянем, – ухмыльнулся Мартын. – Учти, больно будет.
– Ему не привыкать, – фыркнул Гобой. – И Носорог его натягивал, и Спартак.
– Ну, и где сейчас Спартак?
– Давай на стрелу подъезжай, мы тебя к нему отправим.
– Да нет, ему вы нужнее. С друзьями на том свете веселее. Сами к нему отправитесь, – свирепо глянул на Мартына Хазар. – Мы со стволами будем, всех вас положим…
– Ты меня уже уложил, – скривил губы Гобой. – Я уже со смеху валяюсь.
– Валяется тот, кто лежит с пулей в башке. Завтра валяться будешь. Встречаемся у Гнилого озера, в четырнадцать ноль-ноль. Сколько сможете выставить бойцов, столько и выставляйте. Все равно всех положим…
– Да мы уже сейчас на тебя ложим…
– Завтра за свой базар и ответишь. Завтра… Хотя… – Хазар сделал вид, что задумался.
Он ждал, что знаменские оборвут эту его искусственно затянутую паузу, но они сурово молчали, с презрением глядя на него. Хазар ждал, что они переспросят насчет «хотя», но, увы, вопрос так и не прозвучал. Пришлось продолжать самого себя:
– Хотя можно договориться миром. Я понимаю, что ребята вы крутые, полюбовно с вами проблему не решить, придется стрелять. Но я по своей натуре человек не кровожадный. И не хочу вас убивать. Не хочу, но придется. Если вы рынок не отдадите. Это мой рынок. Спартак его у меня на время взял, за долги. В пожизненную аренду. Но его больше нет, аренда закончилась. Так что ловить вам здесь больше нечего.
– Трещотка ты, – презрительно скривился Мартын. – Балабол. Тебе только баб уговаривать… Не надо нам свои тексты вставлять. Завтра поговорим. Если у тебя очко не сыграет.
– За свое очко…
– Пошел в задницу! – резко оборвал Хазара Гобой.
Если знаменские хотели разозлить его, то это им удалось. Завтра они пожалеют о своих словах. Очень пожалеют!..
Хазар знал, что у «спартанцев» есть оружие, причем автоматы у них, а не помповые дробовики. Но именно эта огневая мощь и сыграет против них.
Глава восьмая
Воронья стая темным крылом кружила над свалкой у Гнилого озера. Но вот резко подул ветер, разметал галдящую свору, зашвырнул ее за смердящую кучу, на вершине которой работал бульдозер. То ли от радости по этому случаю, то ли по какой-то другой причине тракторист заглушил двигатель, и вдруг стало тихо. Только шелестели деревья, танцуя на ветру. Сгинуло воронье, и на душе стало легче.
Гобой поправил на плече автомат. Легкий он слишком, не хватает ему тяжести, чтобы ремень продавил кожаную куртку на плече, закрепился на нем.
– Кажется, едут, – вглядываясь в даль, сказал Бабай.
Действительно, вдалеке показались черные машины. Одна, вторая… пятая… шестая… Это мог быть только Хазар со своей ордой.
Угрюм в засаде, с ним еще четыре бойца. Пять пулеметов – очень серьезная огневая мощь, так что Гобой спокоен. Относительно спокоен. Слишком все серьезно для шапкозакидательского настроения.
Машины все ближе, идут одна за другой, но вот они расходятся веером, насколько это позволяет местность. Метров пятьдесят до них. Но еще рано открывать огонь, сначала надо выяснить намерения противника. Слишком высока вероятность того, что Хазар устроил им ловушку. Рожок и Донбасс выследили вчера Хазара, видели, куда он ездил, с кем контактировал…
Лишь бы только Угрюм не дернулся раньше времени. Но это вряд ли. Нервы у парня крепкие. Даже чересчур крепкие. Как бы не запоздал он с огнем по этой причине.
Но нет, «бумеры» остановились, из них повалила серая масса. Не понять пока, омоновцы это или новомодные собровцы, но факт, что вместо своих бойцов подлый Хазар пригнал ментовской спецназ. Но Гобою бояться нечего: пулеметные точки замаскированы отлично, ментам до них не добраться. А то, что автомат у него самого, так это не страшно. Пацаны сильно пострадать не должны, это молодняк из Знаменки, погоды они не делают, а побывать в ментовке для них – своего рода подвиг. И важный шаг по пути в основную бригаду Спартака.
Ощетинившись автоматными стволами, как партизаны вилами, менты с ревом ринулись на толпу знаменских. Гобой первым вскинул руки, подавая пример остальным. Автоматы полетели на землю, а вслед за ними легли и сами пацаны. Никто не хотел получить прикладом по фейсу, да и установка была такая, чтобы ментам сдаваться без боя.
Гобой тоже лег на землю, подобрав под себя руки. Но кто-то из ментов все-таки ударил его по почкам. И руки ему помогли уложить на затылок. Обыскали, забрали неполную пачку пятидесятидолларовых купюр.
– Я не понял, это что такое? – услышал он возмущенно-удивленный голос.
Кто-то из спецназовцев поднял с земли автомат:
– Что это такое, я спрашиваю?
Чьи-то сильные руки оторвали Гобоя от земли, поставили на ноги.
– Что это такое? – спросила красная физиономия с выпученными глазами, показывая на деревянный автомат.
– Ты что, начальник, в американской армии служил? – ухмыльнулся Гобой. – Не можешь «АКМ» от «М-16» отличить?
– Почему деревянный?
– Так у нас в стране все деревянное. И деньги деревянные, и менты… э-э, извините, милиция…
Увы, но извинения не были приняты. Милицейский начальник ударил Гобоя в живот – прикладом деревянного «АКМ». Но ударил не очень сильно, да и макет автомата совсем не тяжелый, так что Гобой даже в поясе не согнулся.
– Что вы здесь делаете?
– Да погулять вышли. Воздухом свежим подышать. Ну, и в войнушку поиграть…
И все остальные автоматы тоже деревянные, так что у ментов полный облом вышел. Лишь бы только они по сторонам рыскать не стали, пулеметные точки не обнаружили.
– И с кем войнушка?
– Да так, тихо сами с собою.
– Только прикидываться не надо!
– Как можно, гражданин начальник!..
– И дуру мне тут не валяй.
Спецназовский офицер с тоской посмотрел на «ЛАЗ», что катился по дороге. Автобус ехал забрать задержанных, но мент уже понял, что и в обратный рейс этот транспорт отправится пустым. Не было у Гобоя запрещенных вещей вроде оружия и наркотиков, не за что его брать под белы рученьки. И с пацанами ситуация такая же.
Впрочем, менты могли поступить и вопреки здравому смыслу. Именно поэтому выбор пал на Гобоя. Он три года отмотал, ему легче будет в неволе, чем другим. Впрочем, и с Мартыном ничего бы не случилось за три дня в КПЗ. Задержать его могут, но предъявить будет нечего, поэтому освобождение – лишь вопрос времени.
– Что, командир, осечка вышла? – со смесью ехидства и сочувствия спросил Гобой. – Не тех повязали? И план не выполнили, да? Премии не видать?
– Заткнись!
– А ты мне рот не затыкай. Ты послушай. Может, я дело хочу сказать… И от начальства благодарность будет, и от нас.
Офицер ничего не сказал, но с интересом и внимательно посмотрел на него.
– Ты пацанов забирай, – сказал Гобой, кивком головы показав за плечо. – Скажи, что они сопротивление при задержании оказали, все такое. Не с пустыми же руками возвращаться, да? А мы возмущаться не будем. Ну, подержите их дней десять за решеткой, от них не убудет. Как говорится, нам поют, а мы крепчаем…
– А смысл в чем? – непонимающе нахмурился офицер.
– Ну, кто-то же нас заказал. Вот этот кто-то пусть и думает, что у вас все хоккей. Нам так надо. И вам будет выгодно… И деньги, что у меня забрали, я вам прощаю. Ну а чего шум поднимать? Все же люди, все хорошо жить хотят…
