Татьяна Полякова - Ночь последнего дня
Виссарион уточнил, какой кофе, и отправился назад. Проходя мимо рояля, он со значением посмотрел на меня.
Получив свой кофе, мужчина не торопясь его выпил, поглядывая в окно, я продолжила извлекать из рояля рыдающие звуки, друг друга мы вроде бы игнорировали. Я могла продолжать сколь угодно долго, весь вопрос, насколько хватит терпения у него.
— Грустная мелодия, — сказал он, поворачиваясь в мою сторону. Я решила, что замечание ответа не предусматривает, и кивнула. Он подошел, внимательно посмотрел на меня и произнес:
— Вы Юлия Ким.
Я опять кивнула.
— А вы кто? — спросила без интереса.
— Рогозин Александр Иванович.
— И что дальше?
Он не спеша извлек удостоверение и показал его мне. Я в третий раз кивнула, не убирая рук с клавиш.
— Я хотел бы с вами поговорить.
— Здесь?
— Почему нет?
— Хорошо, давайте поговорим.
Я захлопнула крышку и повернулась к нему. Он пододвинул стул и сел рядом.
— Вас не удивил мой приход?
— Я никуда не спешу и надеюсь дождаться объяснений.
— Вы хорошо знали Бориса Шлимана? — помедлив, сменил он тему.
— Я его совсем не знала, если иметь в виду его мысли и чувства. Мы несколько раз вместе напивались и дважды занимались любовью.
— То есть своим другом вы его не считаете?
— Меня учили, друг — это тот, с кем пойдешь в разведку, а пьянствовать можно с кем угодно.
— И любовью заниматься тоже?
— По обстоятельствам. Бытует мнение, что секс вообще не повод для знакомства.
Он чуть улыбнулся, давая понять, что считает мои слова шуткой.
— Значит, просто знакомый. А я удивился, что вас не было на похоронах.
— Терпеть не могу похороны.
— Борис очень серьезно к вам относился. По-моему, он был влюблен в вас, и у меня сложилось впечатление, что чувства были взаимными.
— Вы ошиблись.
— Да, теперь я это вижу. Ну что ж, очень жаль. — Он хлопнул ладонями по коленям и поднялся. — Всего доброго.
— И вам того же.
Рогозин отошел на несколько шагов и вдруг повернулся.
— Он был прав. Такое впечатление, что у вас во врагах весь мир.
— На самом деле только сосед — затеял ремонт и долбит в стену с утра до вечера. Я от этого зверею.
Теперь он улыбнулся шире и наконец покинул бар.
— Есть идеи, что ему от тебя надо? — тут же спросил Виссарион.
— Будем ждать, когда скажет.
— Думаешь, он еще придет?
— Конечно.
* * *Он пришел на следующий день. Но из-за дождя народу в бар набилось предостаточно, так что ему пришлось удовольствоваться лицезрением моей физиономии, пока я услаждала души шлюх прекрасной музыкой. Когда он покинул заведение, я не заметила, но, отправившись домой, обнаружила его в нескольких метрах от бара — он сидел в машине и, вне всякого сомнения, ждал меня.
Когда я поравнялась с его автомобилем, он распахнул дверь со стороны пассажира и сказал:
— Садитесь.
— Решили за мной приударить? — весело спросила я.
— А что, есть возражения?
— Как раз сейчас у меня сногсшибательный роман.
— С Рахмановым? — серьезно спросил он. — Роман продлится недолго. — И повторил:
— Садитесь.
Я оглянулась и сочла за благо сесть в машину.
— Ну, так что вам от меня нужно? — не очень вежливо спросила я.
— Я ведь уже сказал, Борис был моим другом. И его смерть… Он ведь заезжал к вам в тот вечер?
— Заезжал, — кивнула я, едва сдерживая злость. — Приходил поскандалить. Пьяный, разумеется. На трезвую голову он был довольно покладист.
— На какой предмет скандалили? — спросил Рогозин и на сей раз улыбнулся, вроде бы и спрашивал несерьезно, но ответа, безусловно, ждал.
— На предмет любви. Упрекал меня в измене. Это было тем более обидно, что верность хранить я не обещала.
— И его смерть вас ничуть не огорчила?
Я очень внимательно посмотрела на него, потом усмехнулась и покачала головой.
— Разумеется, она меня огорчила. Но виноватой я себя не чувствую.
— Уверен, что так. Виноватым должен себя чувствовать тот, кто отдал приказ его убрать. Но мне трудно заподозрить такое чувство в господине Долгих.
— А кто это? — серьезно спросила я.
— Вы что, газет не читаете?
— Нет, конечно. И что о нем пишут?
— Много всего, — пожал Рогозин плечами. Если он и рассчитывал уловить в моем голосе издевку, то вряд ли в этом преуспел, я говорила серьезно, в его голосе намек на раздражительность тоже отсутствовал, как видно, с выдержкой у дяди полный порядок. — Зачастую много хорошего. Благотворительностью занимается, является председателем областного союза предпринимателей, депутат законодательного собрания. Правда, иногда кое-кто пытается напомнить, чем зарабатывает себе на жизнь этот господин.
— Надо полагать, дядя бизнесмен, если он председатель какого-то там союза.
— А вы сообразительная, — кивнул Рогозин и тоже без намека на издевку. — Если торговлю оружием и наркотиками можно назвать бизнесом.
— Ого, — вздохнула я. — Серьезно. А чего не посадите, если все знаете?
— Одно дело — знать, и совсем другое — доказать. Разницу уловили?
— То есть догадки есть, но все бездоказательные. Занятно.
— Еще бы. Такое сплошь и рядом. Вот я, например, совершенно точно знаю, что в вечер убийства журналиста Алексея Тендрякова с ним в баре были вы, но доказать не могу. Следовательно, не имею возможности привлечь вас как соучастницу убийства. Или вы только свидетель?
— А кто убийца? — спокойно спросила я.
— Хорошо вам известный Виктор Олегович Одинцов.
— Одинцов? Не помню. Впрочем, я мало кого из знакомых мужчин знаю по фамилии. Ну а раз вам известен убийца, логично ему вопросы задать.
— Не успели. Скончался. Шлиман решил копнуть поглубже, хоть я ему и не советовал, и разбился на машине.
— Что вы хотите сказать?
— Только то, что сказал. Очень трудно доказать, что его убили. Хотя лично я в этом убежден.
— Я разговаривала с Борькой незадолго до трагедии, как вы знаете. Так вот, он был пьян в стельку, ему нельзя было садиться за руль.
— Зато ваши друзья были об этом хорошо осведомлены.
— А может, у вас фантазия разыгралась? Сами говорите: доказать ничего не можете.
— Не могу, — легко согласился он. — А вот с вашей помощью смог бы.
— Не представляю, чем могла бы помочь, — опечалилась я. — Если только начать фантазировать с вами на пару. Но вряд ли от наших фантазий будет толк.
— Я и не ожидал, что вы сразу согласитесь, — мягко улыбнулся Рогозин. — Дело-то опасное, кому знать об этом, как не вам? Но кое-что позволяет мне надеяться на вашу помощь.
— Понятия не имею, о какой помощи речь, но спасибо за доверие.
— Мое мнение, господину Долгих давно пора сменить место жительства на другое, где минимальный комфорт и максимальная охрана.
— Вам видней, — пожала я плечами.
— Уверен, вы тоже очень этого хотите, хотя и сомневаетесь в успехе.
— У меня нет мнения по данному поводу. Но я полагаюсь на ваше.
— Если вы не против, я хотел бы объяснить, почему так считаю. — Я согласно кивнула, и он продолжил:
— Дело в том, что вы уже давно вызвали мой интерес. Еще до вашего знакомства с Борисом. А то, что он рассказал о вас, лишь укрепило меня в первоначальном мнении.
— Я не спрашиваю, что он обо мне рассказал, — перебила я. — Вряд ли хорошее, раз считал себя обманутым любовником, а плохое я про себя слушать не люблю.
— Он говорил о вас с восхищением. Вы сильный человек, волевой, с чувством собственного достоинства. Еще он говорил, что вы хороший человек. Не так много людей он удостаивал такого определения, и я принял это к сведению. Хорошему человеку должно быть нелегко находиться на побегушках у такой мрази, как Никита Полозов.
— Так вот вы о чем, — обрадовалась я. — О Нике много чего болтают, но, на мой взгляд, он неплохой парень;
— Разумеется, — кивнул он опять-таки без намека на иронию. — Что еще вы могли бы сказать? Я был в зале во время суда, — не торопясь продолжил он. — На меня произвело впечатление, как вы держались. Вы и ваша подруга. Это не комплимент, а констатация факта. Разумеется, ваша история мне была известна. Еще один случай, когда все все знают, но доказать ничего нельзя. И тогда виноват, конечно, стрелочник, как любят у нас выражаться.
— Вы не правы, — улыбнулась я. — Я была виновата, за что и схлопотала. Я ведь могла покаяться, все рассказать. А я не захотела. Так что все было по-честному.
— Уверен, вы не раз пожалели о своем решении. Тюрьма не место для такой девушки.
— Наверное. Но там таких, как я, предостаточно.
— Мне было интересно знать, как судьба свела вас с Полозовым. Послушаете мою версию? — спросил он.
— Конечно, вы так увлеченно рассказываете.
— Вам известно об убийстве жены господина Долгих?
— Мне и о самом Долгих ничего не известно.
Рогозин пропустил мою реплику мимо ушей и продолжил:
