Кормилицын Валерий - Излом
Проигнорировав худосочного соседа, певец перешёл к первому отделению концерта
— Родная Украина уже не наша! – зычным басом провозгласил он и оглядел присутствующих.
Зашуганный жизнью народ не обратил на него внимания, видимо, подсчитывая в уме, сколько денег осталось. Худой, наоборот, с интересом развесил веснушчатые уши, по величине не уступающие средних размеров локатору.
— И родная Белоруссия не наша! – продолжил актер «Больших и Малых» театров, тяжёло вздохнув при этом. На минуту задумавшись, он неожиданно гаркнул: – Артиллеристы! Сталин дал приказ… Артиллеристы…
— Марш на унитаз! – противным тенорком перебил его худосочный герой, выпятив тощую грудь. – Ура военно–морскому Черноморскому флоту, – раздёрнул лацканы пиджака, явив взору замусоленную тельняшку, не стиранную, видать, со времен героической обороны Севастополя. – Врагу–у не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не жала–а-ает! – задребезжал морячок.
— Ур–р-ра Первому Украинскому фронту и до здравствует бог войны!.. – злонамеренно забил слабый тенорок басовитый артист.
— Заглохни, Шаляпин! – вскочил на ноги старикашка.
— Кхе! Сморчок! – добродушно осадил боевого морячка артиллерист.
— Хоша я и сморчок, да зато на моем приборе уместилась татуировка «Привет из Севастополя», – встал на защиту своей чести и достоинства краснофлотец. – А на твоём, поди, только имя любимой девушки поместится, – ехидно разглядывал над–пись «Оля», вытатуированную на пальцах правой руки артиллериста.
Народ кончил считать деньги и заинтересованно слушал ветеранов.
— Тьфу, козлы старые, – обругала их бабка.
Мужская часть пассажиров довольно похохатывала, прикидывая, сколько бы букв поместилось у них, и уважительно поглядывала на тщедушного краснофлотца. Видно, дальше «привета» дело ни у кого не пошло.
Понаслаждавшись уважением мужской половины, моряк гордо сел на место.
Поверженный противник мучительно размышлял, чем бы осрамить конкурента, и, ничего не придумав, выпалил:
— Артиллеристы! Сталин дал приказ… Всё ещё станет нашим, – закончил он петь. – Ведь мы же славяне и испокон веков были единой державой!
Эту его тираду присутствующие встретили с одобрением.
— Да здравствует великий Советский Союз! – неожиданно хором продекламировали ветераны и, с любовью глянув друг на друга, дружно встали и сошли на остановке, направившись к пивному ларьку.
«Конечно, им обидно!» – было общее мнение.
Я сошёл через несколько остановок после фронтовиков.
11
Марк Яковлевич – директор мебельного магазина, внимательно просмотрел трудовую книжку и поинтересовался, кто больше пьёт, я или Заев.
«Видать, Пашка уже успел нарисоваться».
Лукавить не стал. Пьём, сказал, одинаково.
Марк Яковлевич иронично улыбнулся.
«С такими зубами можно какой‑нибудь «Помарин»[1] рекламировать», – отметил я.
Затем он в раздумье пригладил короткую, жёсткую, как у ежа, щетину и брякнул трудовой книжкой о стол.
Я понял, что стал полноправным грузчиком мебельного магазина.
— Между прочим, Серый, я не разу ещё с катушек не валился, – почему‑то стал оправдываться мой друг.
Магазинчик оказался ничего себе, уютный. Пристроенная к девятиэтажке сотня метров стекла перемежалась редкими бетонными стойками. Причём никаких модернистских кружков, квадратиков и компасов на стекле, как у нас в цеху, не наблюдалось.
— Но это до первого прихода в гости Большого, – позлословили мы.
Так в моей жизни трёхстворчатый шкаф заменил отвёртку, а двухстворчатый – пинцет.
После пилки–колки дров на силу не жаловался, и остальные четверо коллег по тасканию шкафов, кроме Пашки, конечно, в сравнении со мной выглядели жидковато.
Это сразу заметили Марк Яковлевич и полдюжины продавщиц в придачу.
В напарники себе выбрал Ивана Тимофеевича, по комплекции напоминавшего трёхстворчатый шкаф. Но годы есть годы – он разменял седьмой десяток и являлся в нашей бригаде единственным трезвенником. Сволочная язва мешала радостям жизни.
Всю науку таскания мебели и расценки я усёк за полдня – не гироскопы собирать. Тимофеевич поведал мне, что в «застойный период» за трёхстворчатый шкаф брали с клиента трояк с этажа; за двухстворчатый, софу, секретер – по два рубля. Затащить из магазина в машину – два рубля.
В наше время, когда цены росли каждый день, такса тоже росла.
— И что я раньше с завода не ушёл, – кручинился Пашка, набивая карман сотенными.
Мы с Татьяной были в долгах как в шелках. Даже на обед денег не взял. Однако вечером после первого рабочего дня по дороге домой купил килограмм мяса, картошки и по шоколадке жене и сыну.
«Центр! – потирал руки. – Вот это работёнка».
— Украл, что ли? – подозрительно поглядела на меня жена.
— Не–а. Сами дали… Оттащил два шкафа – один на пятый, другой на третий, и в машину погрузили кучу мебели, – объяснил ей. – А если бы украл, не взяла? – поинтересовался я.
— Теперь бы взяла, – вздохнула Татьяна.
С первой получки (там ещё и зарплату платили) коллеги во главе с Пашкой здорово раскрутили меня на выпивку.
Чтоб не считали жмотом, купил два «Рояля» – так мужики называли иностранный спирт и кое–какой закусон.
Отмечать начали ещё перед обедом в бендежке у столяра – полутораметрового мужичонки без обоих указательных пальцев.
— Даже в носу нечем поковырять, – жалел его Заев.
Пашкин напарник – Микис, в миру Миша, законченный алкоголик, всё время жаловался, что тамада ему не доливает.
— Да – на! Подавись! – злился Пашка, подливая спирт.
Стакан Микис держал двумя руками, но половину содержимого всё равно до рта не доносил – такая была вибрация.
— Это у меня поражена нервная система! – объяснял он, занюхивая стружкой.
Пашка всегда с ним соглашался, потому что временами, особенно по утрам, у него тоже поражалась нервная система.
— Закусывать надо, – советовал Петя–глухой, славный огромным животом и плохим слухом.
В основном половину всей закуски, сколько бы её не было, уничтожал он.
Выпивки, как всегда, не хватило.
Деньги на «Рояль» опять дал я. Послать решили грузца по кличке Тоска – молчаливого татарина. Для компании он не годится абсолютно – клещами слова не вытянешь, иногда только к месту и не к месту, заунывно растягивая слова, произносил: «Тоска!»
— То–о-с–к-а–а, – сказал он, отправляясь за бутылкой.
Всё‑таки шестое чувство, а именно интуиция – существует…
Не успели мы с Заевым вспомнить родной завод и на тебе – вместе с Тоской явились Большой и Гондурас.
— Семё–о-о–н Васильевич, какая встреча! – развёл я руки для объятий. – По всему видно, скоро зарплату получите…
— С какого хрена?.. – заинтересовался Большой.
— Легки на помине… Как раз с Заевым о вас говорили.
— А чё говорили? – допытывался Большой.
— Переживали, трезвые, мол, ходите, – втолковывал ему.
— Это да–а! Страдаем, – блаженно ловил идущий от меня запах алкогольного свежака.
Ещё на одну бутылку «Рояля» сбросились всем коллективом.
Обед давно кончился, спасибо мебель для разгрузки не привозили, да и народ ничего не покупал.
От приятного времяпрепровождения нас отвлекла заглянувшая в бендежный ресторан новая Пашкина пассия – точная копия сельской Юли. Такая же тугая и тучная. Позыркав по сторонам, удостоверилась, что гуляют одни мужики, и благожелательно улыбнулась своему кавалеру.
— Вы тут не очень‑то орите, Марк Яковлевич приехал, – произнесла исчезая за дверью.
— Чего сказала? – поинтересовался Петя–глухой.
— Кикимора жирная! – высказался Микис.
— Кто–о? – возмутился Заев.
Микис указал глазами на Петю–глухого – не решился ссориться с разливающим спирт Пашкой.
— Куда столько льёшь? – пожадничал столяр, отчёркивая обрубком пальца линию на стакане. – Миллиметра четыре перелил, – осудил он Заева.
— Указчик нашёлся! – обоими руками Микис ухватился за стакан. – Правильно тебе палец откусили, – плюнул в душу столяру.
Этого показалось мало.
— С твоим ростом, мистер Буратино, можно только лимонад пить и одеваться в «Детском мире».
Большой с Гондурасом заржали – мужичонка действительно доходил им до пупка.
«Одно и тоже всегда, – мне стало скучно. – Ничего, приеду домой, жена развеселит», – полезли в голову чёрные мысли. – Опять в кино вести придётся».
Столяр не обиделся, вероятно, привык.
Я не дослушал их перепалку о том, что можно, а чего нельзя под руку говорить, заинтересовавшись рассказами гостей о заводской жизни.
Пашка, тот вообще слушал их, раскрыв рот.
На заводе сокращали, оказывается, почём зря. Зарплату задерживали…
— Чёрт знает что творят эти демократы, – возмущались они.
— Зато водка на каждом углу продаётся и ЛТП отменили, – заступился за демократию Заев.
— А на что её покупать? – бушевали Большой с Гондурасом. – Правда, всё равно находим, – успокаивались они.
