Владимир Колычев - Я промазал, опер – нет
– Киллершу. Которая Олесю... В поезде со мной ехала. Я ее по фотороботу опознал. И она меня тоже. Поэтому она уже не едет. Сбежала.
– А ты?
Я отнял телефон от уха, поднес его поближе к окну, чтобы Дарья могла слышать перестук колес.
– Понятно.
Я назвал станцию, на которой сошла чернявая. И попросил, чтобы Дарья связалась с местной милицией, вдруг беглянку удастся задержать.
– А ты уверен, что это она?
– Ну, на все сто процентов уверенным быть нельзя...
Я поднял полку, заглянул в багажную нишу. Сумки там или чемодана не увидел, зато в глаза бросилась фотография Олеси... Плохая фотография, ксерокопия из паспорта, но все же я легко узнал ее. Да и как не узнать дорогие для сердца черты?..
– Теперь уверен на все сто, – потрясенно пробормотал я, поднимая листок.
Олеся смотрела на меня сухо, сосредоточенно. Не было в ней чувственности, на которую как мухи на мед летят мужчины. А в некоторых случаях и женщины... О женщине я подумал, глядя на контуры накрашенных губ, оставленных на фотоснимке. Кто-то поцеловал Олесю в лоб. Помада красная, как венозная кровь. И губы тонкие, как у беглянки...
– Она Олесю здесь оставила, ее фотографию... Как будто нарочно, чтобы посмеяться... Знаешь, что такое поцелуй смерти?
Я сидел на краешке свободной полки, склонив голову на грудь и свесив листок с фотографией.
– Ну, есть такая сентенция, – ответила Дарья.
– Это не сентенция, это плевок в душу...
Дверь с грохотом открылась, и в купе ввалились два крепких парня в милицейской форме. За их широкими спинами я увидел гневное лицо проводницы и злорадную физиономию козлобородого.
– Вот, ходит тут, кричит, на людей бросается! – обличительно ткнула в меня пальцем женщина.
– Потому что шпион! – сделал вывод очкастый.
– Ваши документы!
Документы у меня были при себе, потому что я прихватил их вместе с мобильником.
– Что-то случилось, товарищ капитан? – осмотрев мое удостоверение, спросил сержант в десантной тельняшке, выглядывавшей из раскрытого ворота.
– Видели когда-нибудь фотографию, по которой киллеры людей убивают? – спросил я и показал снимок.
– Эта, что ли? – заинтригованно глянул на него сержант.
– Эта девушка уже убита. Снайперским выстрелом. А ее убийца ехала здесь...
– То-то же я гляжу, странная она какая-то! – задергалась проводница.
– Чем же она странная?
– Ну, деловая такая, все время молчит, смотрит презрительно. В спортивном костюме... Ну, еще и билет забрала, – смутившись, добавила женщина.
– Если забрала, не проблема, – сказал я, пристально глядя на нее. – Фамилию можно и через компьютер посмотреть. Если, конечно, она покупала билет... Или не было билета?
– Не было. Она в Новосибирске села... Очень просила, почти умоляла...
– Как она могла умолять, если смотрела презрительно?.. Если заплатила мимо кассы, так и скажите, зачем голову морочить?
Сержант глянул на проводницу иронично-подбадривающим взглядом, кивнул, дескать, скажи, придираться не будем, не тот случай.
– Ну, заплатила!
– Значит, данных на нее мы не найдем...
Я попросил содействия у патрульных. Они патрулировали этот участок дороги, они знали, с кем связаться, чтобы на одной из станций в поезд поднялся эксперт-криминалист со своим чемоданчиком. Нужно было снять жировые отпечатки, которые, возможно, оставила в купе сбежавшая пассажирка. Возможно, ее можно будет идентифицировать по дактилоскопическому признаку.
Глава 17
Пожалуй, нигде в мире нет более демократичного места, чем железнодорожный вокзал. Поезд медленно катил вдоль перрона, вот-вот он совсем остановится, и вагон легонько качнется на стальных рессорах. Я сидел у окна, похлопывая по боку свою спортивную сумку, и скучающе смотрел в окно. Вот с важным видом стоит пожилой мужчина в костюме-тройке, гордо расправив плечи и выпятив живот. Холеное лицо, снисходительно-напыщенный взгляд сквозь очки в тонкой оправе, интеллигентная бородка, тросточка в руке. Академик или как минимум профессор престижного университета, подумал я, глядя на него. Еще мое внимание привлек средних лет мужчина в дорогом клубном пиджаке. Лощеный, упитанный, на сытых щеках здоровый румянец, на щеках модная небритость. Этот не пытается изображать из себя важную птицу, но в нем чувствуется уверенность, идущая от корней, которыми он врос в эту шумную московскую жизнь. К науке он отношения не имеет, у него бизнес, и вряд ли связанный с перспективными инвестициями и высокими технологиями. Такой род современных буржуев действует по старинке – хапнуть, по-быстрому навариться, развалить и побыстрей продать, чтобы затем урвать еще больший кусок. Впрочем, я мог и ошибаться.
Статная блондинка с ищущим взглядом в джинсах, которые больше напоминали колготки, нежели брюки. Носатый грузин в кепке и кожаной куртке на два размера больше. Худосочный паренек с тонкой шеей и в круглых очках, что делало его похожим на кролика из «Винни Пуха». Подозрительный мужчина с темным лицом и хищным взглядом исподлобья; он грыз семечки, эффектно сплевывая шелуху, и всматривался в людей, как будто мог прощупывать взглядом их кошельки. Глупо улыбающийся азиат в засаленном фартуке и с багажной тележкой. Где-то вдалеке брел на полусогнутых грязный опустившийся бородач в рваной болоньевой куртке и с тощей клетчатой сумкой в руке...
Ну и скажи, что сборище не демократическое. Академики от наук и от криминала, бизнесмены высокого и привокзального полета, работяги, гастарбайтеры, проститутки, цыганки, бомжи... Кого здесь только не встретишь, и все имеют законное право встречать и провожать, ходить по делу или просто шататься в поисках, что плохо лежит, любить и ненавидеть, плакать и смеяться... Ну а для тех, кто не хочет жить честно, существует милиция. И это не только матерые пэпээсники и срочники в мешковатой форме. Здесь встречаются и опытные сыскари, высматривающие, выискивающие; кто-то из федеральной безопасности в поисках террористов, кто-то из уголовного розыска – охотится за лишней палочкой в графе раскрываемости.
Были здесь и праздношатающиеся менты, вернее, встречающие. Вагон проносил меня мимо одного такого. Стоит красавец на вытянутых, слегка расставленных в стороны ногах. Короткая прическа, как у военного, спортивная фигура, но выправка не совсем армейская, более раскрепощенная манера держаться. Взгляд нагловатый, улыбчивый, уверенность его не подлежит сомнению, но все же чувствуется в его облике некая придавленность подневольного человека. И одет неплохо – модный пиджак из легкой материи с «мятым» эффектом, рубашка в тонкую полоску, темные джинсы с яркими потертостями. Но все это не очень дорогое, не более чем хорошие вещи с рынка.
Парень скользнул по мне взглядом и тут же вернул его назад, намертво зацепившись за меня, фотографируя. Но подозрительности не выказал, просто приветливо улыбнулся мне, как будто признал своего... Хотя нет, не просто улыбнулся. Он еще помахал мне рукой и показал в сторону выхода из вагона. Уж не меня ли он встречает?
Но я же не ставил себе цели влиться в московскую группу, занимающуюся Хряповым. Не семи я пядей во лбу, чтобы вмешиваться в их работу, всерьез рассчитывая ускорить ее. Пусть каждый занимается своим делом, а мне только Хряпову в глаза посмотреть... Ну а там – будь что будет...
Парень в мятом пиджаке стоял у входа, с нарочитой небрежностью мощными челюстями перемалывая жвачный комок. Но взгляд у меня цепкий, чуткий – видел, что нервничает он, правда, слегка, можно сказать, в рабочем порядке.
– Капитан Петрович? – сближаясь со мной, густым плотным голосом спросил он.
– Допустим.
– Капитан Ветряков, ГУБОП. Меня тут встретить тебя попросили.
Я молча и пристально смотрел на парня. Вроде бы и похож он на матерого мента, но я давал понять, что на слово никому не верю. И он очень быстро догадался предъявить мне удостоверение.
– Ну и что дальше?
– Говорю ж, встретить тебя попросили.
– Кто?
– Начальник... А ему из твоего Черногайска позвонили, сказали, что ты едешь...
– Отпуск у меня, мне в главный госпиталь показаться...
– Да мы в курсе, что ты пулю поймал. По нашему, кстати, делу. Мы Хряпова ведем. Это, может, и секретная информация, но ты же свой. Правда, что у тебя девушка погибла, ну, по этому делу?
– Погибла.
Рука моя невольно потянулась к карману, где лежала ксероксная фотография Олеси с поцелуем смерти на лице. Но я вовремя сдержал себя. С одной стороны, понимал, что это вещественное доказательство, но с другой – воспринимал ее как личное и даже святое.
– Недоглядел, – цокнув языком, покачал головой Ветряков.
– Недоглядел, – уныло кивнул я.
– Глыжин звонил, рассказывал.
– Глыжин?
– Ну да, он же тоже по этому делу, ну там, у вас. И начальника моего он лично знает, вместе когда-то служили... Меня, кстати, Василий зовут.
– Иван.
– А можно по фамилии? Петрович – круто звучит, – улыбнулся капитан.
