Федор Московцев - M&D
Имоджин вздохнула:
– Живут же люди.
Он как будто не слышал её и продолжил в более спокойном тоне:
– До того, как я тебя узнал, я не был несчастлив. Я любил жизнь. Она была интересной и привлекательной. Меня привлекали самые разные предметы и явления. Я созерцал и мечтал. Наслаждался жизнью и ни от чего не зависел. Меня увлекали желания – разнообразные, но поверхностные. Они увлекали, не утомляя. Меня всё занимало, а я ничего не хотел: страдаешь только тогда, когда страстно хочешь чего-либо. Теперь я это узнал. А тогда у меня не было мучительных желаний. Сам того не сознавая, я был счастлив. Это была такая малость, ровно столько счастья, чтобы жить. Теперь у меня нет и этого. Все прежние удовольствия, все интересы – я утратил из-за тебя и даже не жалею об этом. Мне не нужна моя былая свобода и былое спокойствие. Мне кажется, что до тебя я не жил. А теперь, когда я чувствую, что живу, я не могу жить ни вдали от тебя, ни рядом с тобой. Я более жалок, чем попрошайки возле церкви. Они могут дышать воздухом. А я дышу только тобой, но ты – не моя. И всё же я радуюсь, что встретил тебя. В моей жизни только это имеет значение. Думал, что ненавижу тебя. Я ошибался. Мне приятна даже боль, которую ты причиняешь. Я люблю всё, что исходит от тебя.
Они подходили к мосту Эржебет. Видя, что Ференц стал спокойнее, полон теперь какой-то тихой грусти, Имоджин решила, что его любовь, плод воображения, улетучивается в словах и что желания его сменились мечтами. Она не ждала, что он смирится так скоро. Она была почти разочарована, избежав пугавшей её опасности.
Она протянула ему руку – теперь смелее, чем в первый раз.
– Останемся друзьями. Уже поздно. Пора домой, проводи меня до такси. Я буду для тебя тем, чем была – самым верным другом. Я на тебя не сержусь.
Но он повлёк её обратно к мосту Сечени.
– Нет, я не дам тебе уйти, не сказав того, что хотел сказать. Но я разучился говорить, я не нахожу слов. Я тебя люблю, ты должна быть моей. Хочу знать, что ты моя. Я не переживу ночи в этих муках сомнения.
Он схватил её, сжал в объятиях и, прильнув лицом к её лицу, сказал:
– Ты должна меня полюбить. Я этого хочу, да и ты тоже хочешь. Скажи, что ты моя! Ну же, говори!
Осторожно высвободившись, она ответила слабым голосом.
– Я не могу. Не могу. Ты видишь, я с тобой откровенна. Я только что сказала, что не рассердилась на тебя. Но я не могу сделать то, что ты хочешь.
И, вызвав в памяти образ человека, которого не было с ней, но который по-прежнему занимал её мысли, она повторила:
– Не могу.
Наклонившись над ней, он боязливо вопрошал этот взгляд, который мерцал и туманился, словно раздваивавшаяся звезда.
– Почему? Ты ко мне неравнодушна, я это чувствую. Почему же ты так жестока, что не хочешь быть моей?
Он прижал её к груди, хотел губами прильнуть к её губам. На этот раз она высвободилась – твёрдо и легко.
– Я не могу. Не проси меня больше. Я не могу быть твоей.
У него задрожали губы, судорогой исказило лицо. Он крикнул ей:
– У тебя кто-то есть. Ты его любишь. Зачем ты издевалась надо мной?
– Я и не думала над тобой издеваться, а если бы и полюбила кого-нибудь, то только тебя.
Но он больше не слушал её.
– Всё, оставь меня.
И он бросился в сторону Цепного моста. Ей почему вспомнилась история о несчастном случае, произошедшем во время установки последней конструкции моста, вспомнилась несчастная судьба Иштвана Сечени, покончившего жизнь самоубийством в венской психиатрической больнице. Ей стало страшно.
– Сумасшедший! – вскрикнула она, и позвала его.
Но он не обернулся и не ответил. Он бежал с каким-то пугающим спокойствием. Она бросилась за ним. Хоть и тяжело было соревноваться с мужчиной, Имоджин настигла его и порывистым движением привлекла к себе:
– Что это ты задумал?
Взглянув на неё, он увидел в её глазах пережитый страх и ответил:
– Не бойся. Я бежал, не глядя. Уверяю, я не искал смерти. Не тревожься! Я в отчаянии, но я очень спокоен. Я бежал от тебя. Прости. Но не могу, не могу тебя больше видеть. Оставь меня. Прощай.
Взволнованная, ослабевшая, она ответила:
– Пойдём. Мы постараемся найти выход.
Он был всё так же мрачен и молчал.
Она повторила:
– Ну, пойдём же!
И взяла его под руку.
– Так ты согласна?
– Я не хочу терять тебя.
– Ты обещаешь?
– Приходится.
И она, всё ещё в тревоге и тоске, едва не улыбнулась при мысли, что он своим безумием так быстро добился цели.
– Ты будешь моей, сейчас?!
Не выдержав, она улыбнулась:
– Только не здесь, не на мосту Сечени.
Глава 28
Впервые Андрей побывал в отделениях кардиоцентра, когда у этого клиента уже сложилась определенная история продаж. Обычно приходилось дожидаться Штейна в машине – внутрь здания он всегда заходил один, говорил, что «люди там очень осторожные, новых лиц не признают». Ещё позволялось поработать экспедитором – сдать товар в аптеку. В этот раз Штейн решил познакомить Андрея с Зинаидой Прокофьевной Прилепской, старшей операционной сестрой. Объём заказов увеличился, появилась необходимость личных встреч для согласований, а у Штейна не было возможности часто приезжать в Волгоград для урегулирования рутинных вопросов.
«Ты найдешь с ней общий язык – бальзаковская тетушка килограмм на семьдесят», – словно издеваясь, описал Штейн.
«И ни хрена не решает в кардиоцентре», – зло добавил Андрей про себя.
Андрей уже бывал в различных современных клиниках, но то, что он увидел, поразило его. Огромный лечебно-диагностический комплекс, самое современное оборудование.
«Джонсон и Джонсон» уже отгрузил сюда большую партию продукции в счёт погашения недоимки, и теперь нужно было согласовать дополнительную заявку.
– Вы не думайте, мы будем у вас много закупать, – немного виновато улыбаясь, сказала Зинаида Прокофьевна, после того, как Штейн представил Андрея.
– Пользуйтесь случаем. Моя задача – побольше урвать для вас, пока есть возможность.
Они стали обсуждать отдельные коды, достоинства тех или других игл, разные варианты упаковки. Заместитель главного врача по хирургии сделал заявку на инструменты фирмы Aesculap, и Штейн в течение получаса объяснял, что Джонсон выпускает точно такие же инструменты, причем на том же самом заводе, но под торговой маркой Codman. А с учётом существующих скидок для кардиоцентра эти инструменты обойдутся гораздо дешевле. Договорились о том, что представитель Джонсона передаст каталог, и врачи выберут нужные им позиции.
– Теперь к нам будет приезжать… этот молодой человек? – спросила Зинаида Прокофьевна, приветливо улыбнувшись Андрею.
– Он будет решать технические вопросы. Всё остальное… вы понимаете… решаю только я. С главным, с заместителями, и так далее, – важно проговорил Штейн.
И ещё раз повторил, кто занимается рутиной, а кто – важными делами. У Андрея на лице заиграла глупая улыбка, он почувствовал себя каким-то клоуном. Зачем говорить с операционной сестрой о деньгах, если она не имеет к ним никакого отношения? Этим занимается Владлен Михайлович Ильичев, заместитель главного врача, ему передается 5 % от перечисляемых сумм. Втайне от него 5 % получает Птицын, заместитель главного врача по хирургии. Штейн объяснил, что без поддержки ведущего хирурга никак не обойтись – он может запросто заявить, что конкурентная продукция больше подходит для работы, и дать этому мотивированное объяснение.
Видимо, Штейну показалось, что недостаточно продемонстрировал свою власть, и он попросил Андрея выйти, и подождать в коридоре.
«Вот свинота, выставил меня каким-то писающим мальчиком! Зачем так подчеркивать отсутствие у меня полномочий?»
Сидя в коридоре, Андрей мысленно возмущался неожиданной выходкой компаньона. Тут перед ним выросла высокая фигура, облаченная в синий хирургический костюм, и насмешливый голос спросил:
– Что это у тебя за телефон?
Андрей поднял глаза – это был Игорь Викторович Быстров, заведующий кардиохирургическим отделением. Его представил мельком Штейн, когда заходили в кардиоцентр и столкнулись с ним на втором этаже.
– Так, ботва, – ответил Андрей, вытаскивая из бокового кармана сумки внушительного вида Nokia.
«И как он её заметил?»
– Такой дурой только орехи колоть, – ухмыльнулся Игорь Викторович, повертев в руках трубку.
И вынул из кармана свою.
– Вот у меня в два раза меньше.
Без плавного перехода заведующий поинтересовался, кому принадлежит фирма, поставляющая кардиоцентру шовный материал.
– «Совинком» – моя фирма, – ответил Андрей, – а Джонсон – мой поставщик… один из многих моих поставщиков.
В коридор вывалился Штейн, и, с преувеличенной жизнерадостностью обратившись к Быстрову, сообщил, что «имеет важные новости, нужно переговорить с глазу на глаз». Заведующий, возвращая Андрею массивную Nokia, приветливо ему улыбнулся, одновременно отвечая Штейну, не глядя в его сторону: