Леопольд Тирманд - Злой
— Оставьте меня в покое, слышите! — крикнул белоглазый, и Сюпка задрожал, объятый страхом с головы до пят. В этом голосе слышались угроза и отчаяние, безграничное, необъяснимое отчаяние, исполненное какой-то жуткой тайны. Но Морицу снова показалось что белоглазый боится. Неимоверно быстрым движением он выбросил вперёд правую руку, целясь в голову врага, находившуюся сейчас в сантиметре от стальной рамы багажной сетки. Гениальный удар, лёгкий и быстрый, как мысль, продуманный и безошибочный: голова врага должна была удариться о стальной крюк и бессильно упасть, как окровавленный шар. Однако сам дьявол сидел в человеке с белыми глазами! Налетев стальной прут, кулак Мехцинского обагрился кровью. Человек с белыми глазами подступил к Морицу и железной хваткой схватил за куртку; на его правой руке сверкнул великолепный бриллиант.
— Не буду тебя здесь бить, слышишь! — крикнул он. — Помни! Но если встречу третий раз, то… — в его голосе слышались такое отчаяние и страдание, что Морица вдруг охватил страх. Не помня себя, не чувствуя боли в разбитой руке, он дёрнулся, как насмерть испуганная птица, и вырвался из рук неизвестного. Поезд быстро приближался к Восточному вокзалу. Мориц отскочил назад. Сюпка с душераздирающим криком скатился с полки вниз. Тёмная фигура в глубине вагона метнулась вперёд, котелок покатился по дороге, зонтик отбросило в сторону.
Человек с белыми глазами, словно ракета, метнул вперёд. Тёмная фигура сплелась с Сюпкой в один к, бок, с воплями катившийся к выходу.
— Тормози! — заорал Сюпка.
Человек с белыми глазами последним прыжком прорезал воздух. Поздно! Как раз в этот момент пневматические двери раздвинулись с обеих сторон вагона, и ослеплённый страхом Мехцинский как сумасшедший бросился влево, прямо под колёса Гданьского экспресса, въезжавшего на станцию. Раздался жуткий крик. Сюпка повис на тормозе, и весь вокзал загрохотал от сигналов тревоги.
Человек в тёмной одежде, с разорванным воротником, с румянцем на жёлтых щеках, прыгнул в тёмное разветвление рельсов Восточного вокзала. Спеша, словно в лихорадке, рыскал он среди паровозов и вагонов, в толпе, окружившей место, где произошёл несчастный случай, в вагонах и на перроне. Ничего не обнаружив, человек в тёмном вернулся в электричку, забрал котелок и зонтик и проскользнул мимо Сюпки, уже окружённого милиционерами и агентами железнодорожной охраны. В такой спешке неизвестный не заметил человека в соседнем вагоне, всем своим видом выражавшего безграничное отчаяние и боль. Человек прятал лицо в ладонях. Его правую руку украшал великолепный бриллиант, который переливался всеми цветами радуги, отражая огни на перроне.
Апрельский вечер в Скаришевском парке был полон мелодий и запахов. С прудов тянуло горьковатой свежестью, на скамейках кое-где сидели пары. Из городка аттракционов на Зеленецкой доносились обрывки музыки и возгласы на качелях; кусты и аллеи парка вслушивались во вздохи и шёпот.
В глубине парка сотни лет росло огромное старое дерево с могучими корнями. Его широкого, покрытого мхом ствола, казалось, не коснулась весна; только высоко-высоко, на упругих ветвях, зеленели молоденькие побеги, обещающие превратиться со временем в пышные зелёные вершины. В этот вечер около старого дерева остановились трое плечистых угловатых подростков в дешёвых пиджаках. Все трое говорили хриплыми голосами, движения их были неуверенными.
— Знаешь, Стасек, — сказал один из них, — стоило бы организовать эту небольшую иллюминацию.
— Стоило, — поддакнул Стасек. — Где горит, там голова не болит.
— Не в том дело. — откликнулся третий, — но фейерверк будет как куколка. Я уже давно положил глаз на эту трухлятину.
Они стали запихивать комки вынутых из карманов газет в дупло и между сучьями дерева.
— У меня даже есть немного керосина, — похвастал один, доставая из кармана бутылку. — Я и об этом подумал. К чему ему пропадать в мастерской?
Подросток стукнул бутылкой о ствол, и она разбилась, обильно залив кору керосином. Затем другой зажёг спичку и поднёс её к смоченной керосином газете. Трое парней стояли поодаль и любовались делом своих рук.
В аллеях парка поднялась тревога. Сидевший на скамейке невысокий парень в куртке с шерстяным шарфом, покинув свою спутницу, приблизился к трём любителям световых эффектов.
— Очень хорошо, — немного шепеляво сказал он. — У вас, я вижу, богатая фантазия. Вы позволите?
Шепелявый раскрыл пачку «Спорта» и угостил пиротехников. Дерево горело с шипением, пламя вздымалось всё выше. Один из подростков подошёл ближе, пытаясь прикурить сигарету, что вызвало новый взрыв смеха. Отовсюду неслось:
— Пожар! Горит!
Сигареты наконец были зажжены, и парень в куртке произнёс:
— Жаль пропадать таким талантам. У меня есть предложение…
Он крикнул в направлении своей скамейки:
— Подожди, Феля, я сейчас вернусь! — Затем с троицей весёлых иллюминаторов сел на ближайшую скамейку и углубился в оживлённую беседу. От Торговой донёсся перезвон пожарных машин, которые неслись к парку.
Роберт Крушина сидел в тёмной комнатушке возле поломанного столика для пишущей машинки и занимался подсчётами. Пересчитывал, что-то чертил на смятых грязных страницах, испещрённых цифрами и словами, вычислял с высунутым языком, думал. Наконец окончил, глубоко вздохнул и крикнул:
— Шая!
Из окна, выходившего в тёмный колодец двора, выскочил паренёк в прорезиненной куртке и с фамильярным почтением склонился перед Крушиной.
— Так точно, пан начальник!
— Сколько ты их уже насобирал?.
— Сорок семь, пан Крушина.
— Половина отпадёт. Необходим отбор. Вербовка — раз, выбор — два. Только как это сделать? Я же должен увидеть этих паршивцев.
— Вполне приличные ребята, как на подбор, — заверил Шая. — У меня есть предложение, — добавил он через минуту. — Просмотр мы устроим в отеле на МДМ. Очень хорошее помещение. Просторное, много воздуха, красивое, никто не мешает. Как вы думаете, пан Крушина?
— Пожалуй, прекрасная мысль, — поддержал Крушина, удобно развалившись в кресле. Он чувствовал себя великолепно, как солидный начальник такого способного подчинённого. — И вообще думаю, что тебя, Шая, ожидает большое будущее. Очень хороший механизм в черепе, — ласково похвалил он со знанием дела.
— Спасибо, пан Крушина! — скромно улыбнулся Шая. Всем своим видом он излучал скрытую радость. Комплименты из уст такого авторитета! Когда он улыбался, становилось видно, что у него нет передних зубов: Шая потерял их недавно, во время неудачной попытки снять часы с руки пьяного, оказавшегося не таким уж пьяным.
— Так на какой день назначить просмотр? — заискивающе спросил он.
— Я тебе сообщу, — ответил Крушина.
Он встал, накинул плащ и не прощаясь вышел из комнаты. Через пять минут Крушина уже открывал дверь в контору кооператива «Торбинка».
— Ты, ананас! — произнесла Анеля, выходя ему навстречу. — Тебя ждёт какой-то парень.
— Здесь? Меня? — удивился Крушина.
— Здесь, здесь, — передразнила Анеля. — Невысокий, веснушчатый, курносый. Такую речь мне сразу загнул, что я чуть не лопнула. Сидит ждёт.
Крушина покраснел, сначала от напряжения мыслей, затем от смущения.
— Подожди, Анеля, — неуверенно произнёс он, — говоришь, ждёт? Ну что же, позови его. Я сейчас так врежу — ему тут же перехочется… — добавил он с бессильной злостью и направился в комнату Метеора, где никого не было. Через минуту в дверь постучали, и на пороге появился Кубусь. Крушина втащил его в комнату и запер дверь.
— Откуда ты взялся?
Кубусь флегматично осмотрелся вокруг.
— Мне нужно с тобой поговорить, Крушина, — сказал он непринуждённо, но решительно, что показалось Крушине наглостью.
— Ты, герой! — прошипел Крушина прищурившись. — Только без таких номеров, хорошо? Без этого тона, прошу тебя… А то смоешься быстро и безболезненно… Смотри!
Маленькие глазки Крушины стали колючими, как шпильки, мясистая ладонь железной хваткой сдавила плечо Кубуся. Куба спокойным, но сильным движением сбросил ладонь Крушины со своего плеча.
— Крушина, — он бесстрашно посмотрел ему в глаза. — Переведи дух, урод недоделанный, и вали от меня! Советую тебе как друг. Сейчас же!
Глазки Крушины расширились от удивления, нижняя челюсть отвисла. Так с ним не разговаривал ещё ни один подчинённый. Теперь следовало ударить, огреть, умыть кровью, лишить здоровья и сил, разнести в клочья этого фраера!
Мускулистая ладонь дрогнула, но не ударила; дрожащая рука упала вниз и полезла в карман за сигаретой. В поднятых бровях Кубы, в болезненно удивлённом выражении его круглого веснушчатого лица была хорошо знакомая Крушине готовность к решительной схватке — к борьбе не на жизнь, а на смерть. Этого Крушина не боялся, но и не предполагал в невысоком веснушчатом парне из бара «Наслаждение», которого считал симпатичным спортивным аферистом или карточным шулером.
