Татьяна Степанова - Прощай, Византия!
«Он весь мокрый, далеко он такой не уедет. Так, какой у нас тут ближайший пост ДПС? — Колосов, тяжело дыша, спрятал пистолет, вытащил телефон. — А может, он, сволочь быстроногая, закаленный? Наверняка у него, у сволочи, в салоне печка!»
Глава 25. ВЕРСИЯ
Ночью выпал снег. Все стало белым: крыши, улицы, дороги, лес, аллеи сонного парка. И только возле ворот бывшей госдачи в Калмыкове вся эта снежная чистая белизна была испещрена следами колес патрульных машин, следами людей, работавших над новым ЧП со стрельбой.
Пришедшая зима давала повод надеть новую шубу, но Катя поводом не воспользовалась. Она слишком еще была потрясена случившимся. Свист пуль над бедными легкомысленными любопытными женскими головками — она все еще слышала его, видела зверское выражение лица Колосова, когда он ринулся задерживать стрелка, помнила похожий на шелест шепот Зои: «Я совсем не испугалась, не успела.., как это неожиданно все было, я даже сначала не поняла…»
Миссия наблюдения с треском провалилась. Да, Катя увидела их всех: старшего брата Константина, двоюродного брата Павла, среднего брата Ираклия, младшую Ирину, — они все, кто раньше, кто позже, спешно прибыли в Калмыкове по вызову милиции. Легенда про «консультанта-невропатолога» не потребовалась, в той сумятице никто из них просто не стал слушать ее. Их встревоженные лица мелькнули перед Катей в этом хаосе и померкли, словно бы ушли на второй план. Запомнилось только бледное лицо Зои: Ираклий налил ей стакан скотча. «Что вы делаете, прекратите немедленно! — одернул его следователь прокуратуры, прибывший на место происшествия. — Потерпевшая нужна нам вменяемая».
Из створок ворот эксперты-криминалисты выковыривали срикошетившие пули. Утром, приехав в главк и зайдя в розыск, Катя увидела на столе Никиты заключение баллистической экспертизы, тут же лежала и папка с факсами из Волгоградского УВД.
Таким угрюмым Катя не видела начальника отделаубийств давным-давно. Незадержание стрелка Колосов переживал как личное поражение. Катя вглядывалась в его сумрачное лицо — ну как к такому подступиться?
— Хорошо хоть он промахнулся, не убил ее, — сказала она тихо. А что еще можно было сказать в этой ситуации? Чем ободрить?
Колосов молча бросил на стол перед ней папку с рапортами — это были отчеты о поиске возможных свидетелей среди водителей машин, проезжавших по Боровскому шоссе. Искали очевидцев, видевших в районе одиннадцати часов дня припаркованные на обочине недалеко от пруда машины любых марок. Информация была рыхлой — две «Газели», «Волга», бензовоз, «Ауди», «Жигули» пятнадцатой модели. Номерных знаков никто, конечно, не помнил: зачем запоминать? Кто мог предполагать, что такое может случиться здесь средь бела дня?
— Мне страшно за Нину, — сказала Катя, прочтя эти сухие бесполезные рапорты.
— Там осталась охрана, наряд ППС. — Колосов открыл папку, присланную Волгоградским УВД. — Правда, эти абакановцы категорически возражали, Константин говорил, что они сами позаботятся теперь о своей безопасности.
— Как ты их назвал — абакановцы… Словно махновцы. — Катя улыбнулась через силу. — Ты очень удивился вчера, увидев меня там?
— Нет, не очень.
— А я очень, ворота открылись, и я увидела тебя. Так обрадовалась.
— Чему?
— Просто. Там, в их доме, странная, тяжелая атмосфера. Засасывающая, липкая какая-то, как паутина. Этот мальчик — кажется, он и правда сошел с ума… А Нина, она за эти дни там тоже как-то изменилась… Это на нее так портрет действует.
— Какой еще портрет?!
Катя вздохнула: ну что ты рычишь? Я-то в чем виновата? Ну не сложилось, не задержал ты этого типа с винтовкой и пистолетом.
— Никита, послушай меня.
— Что еще?
— Ты вчера и так сделал все, что мог. Никто в такой ситуации не сделал бы больше.
— Ты чего, меня утешать, что ли, пришла?
— Нет, я пришла, чтобы снова услышать ту твою версию.
Колосов хмыкнул.
— Вчера вечером я звонил в Волгоград Ануфриеву, — буркнул он.
— И что он сказал тебе?
— По его версии, розыск в Волгограде надо сворачивать.
— Почему?
— Потому, что он орудует теперь здесь, у нас. Потому что он уже трижды весьма громко заявлял о себе здесь. Потому что я гнался за ним.., я видел его.., видел своими собственными глазами!
— Кто же он такой, по-твоему? — тихо спросила Катя
— Он? Ты же в прошлый раз моей, точнее нашей с Ануфриевым, версии не поверила.
— Вот пуля пролетела — и ага… — Катя вздохнула. — Вчера я видела, как они все там перепуганы. И про Волгоград, про убийство семьи генерала Мужайло, сподвижника их деда, там тоже говорили.
— Для них там все давно уже ясно, это для нас, олухов, были потемки. — Колосов рубанул рукой воздух. — Нет никаких сомнений теперь, что эти происшествия связаны напрямую. В Волгограде семью Мужайло расстреляли из Пистолета «ТТ» с глушителем. Тут у нас тоже фигурирует глушитель…
— Снайперская винтовка и нож, — перебила его Катя.
— И пистолет «ТТ». Он был вчера у него в руках, он стрелял из него в меня, там, в лесу.
— Но экспертиза пока не дает нам точных… — Потому что гильзы отсутствуют. Ничего, отыщем. Там уже мои работают — лес прочешем, отыщем.
— Это в таком-то снегу? — тихо спросила Катя.
Он снова рубанул ладонью воздух — был ли это жест отчаяния?
— Но почему, Никита? Почему, за что этот тип.., этот стрелок, как ты его называешь, убивает этих людей? Там, в Волгограде, здесь, у нас? Мотив где? В чем?
— А ты разве не слышала, что они там вчера говорили, что твердила Зоя, что кричала в истерике эта девчонка — ее младшая сестра — Ирина? Они считают, что их семье и той мстят таким образом, сводят счеты.
— Мстят? Как ты сказал? Повтори! Мстят? Сводят счеты?! Господи, но за что?
— Знаешь, скольким в оные времена хотелось посчитаться с Ираклием Абакановым и его замом, спросить с них полной мерой за все: за сломанные судьбы, за годы, проведенные в лагерях, за погибших родственников, за смерть, за ложь, за несправедливость, за зло, которые они причинили?
— Но это было полвека назад. Тех, кто хотел спросить полной мерой, кто страдал по их вине, — многих уже и на свете-то и нет! Месть через пятьдесят с лишним лет — это.., это миф, Никита.
— Миф? Ты, значит, говоришь миф. На вот, послушай. — Он включил магнитолу, стоявшую на подоконнике.
«Жертвой неизвестного преступника стали потомки генерала Ираклия Абаканова, возглавлявшего в годы тоталитарного сталинского режима…», «В результате покушений были убиты Федор и Евдокия Абакановы — внуки небезызвестного сталинского министра госбезопасности, сосредоточившего в конце сороковых — начале пятидесятых в своих руках…», «Сразу все правоохранительные силы, вплоть до ФСБ, брошены на…», «Раскрытие серии громких убийств родственников генерала Ираклия Абаканова — всесильного министра МГБ взяла под свой контроль Генеральная прокуратура…» — Возбужденные голоса комментаторов в эфире старались заглушить друг друга.
— Эту версию Ануфриев выдвинул? Они что, с самого начала знали об убийстве в Волгограде? — спросила Катя, стараясь отвлечься от этих назойливых радиоголосов.
— Естественно, знали. Уже одно то, что они сами так активно, так настойчиво начали участвовать в оперативно-розыскных мероприятиях, говорит за то, что эта версия с самого начала была для них главной. И единственной.
— И теперь ты тоже подпал под их влияние?
— Никуда я не подпал, я сам, с самого начала.., я думал — не все так просто. Версия наследства, наследников, раздела имущества — сколько раз мы встречались с этим, но здесь — нет, здесь что-то другое. И вот вчера, Катя, я видел его, я гнался за ним.
— По-твоему, ты гнался за мстителем? Колосов молчал.
— По-твоему, мы имеем дело с кем-то, чьи родственники когда-то безвинно пострадали по вине Абаканова и Мужайло? — Катя покачала головой. — Разве возможна месть через столько лет? Нет, я отказываюсь в это верить. В эту вашу с Ануфриевым версию. Или ты хочешь сказать, что мы имеем дело с фанатиком? С сумасшедшим?
— Для сумасшедшего он слишком уж профессионален, — ответил Колосов. — Я ж говорил тебе, он профессионал во всем: в слежке за своими жертвами, в выборе места нападения, в стрельбе. Жаль, ты эти наши гонки вчерашние не видела: как он уходил, как в ледяную воду бухнулся, как стрелял, как мастерски сумел уйти, фактически из-под самого моего носа. Нет, Катя, это не псих, это человек умный, расчетливый, с холодной головой. Он знает, что делает, знает, чего хочет.
— И чего же он, по-твоему, хочет?
— Уничтожить их. Всех, весь род, как раньше говорили, до седьмого колена. Возможно, для него это что-то вроде навязчивой идеи или обета мести. В Волгограде ему удалось в одну ночь расправиться со всеми, но здесь он предпочитает уничтожать их — потомков, внуков, людей этой самой ненавистной ему фамилии — по одному.
