Владимир Колычев - Человек из зеркала
Нет, ей лучше остаться здесь, в этом теплом и светлом даже в непроглядное ненастье доме. Диана снова хочет быть в нем хозяйкой. И она уже готова принимать от Чупракова подарки. Пусть он оденет ее в кутюрный гламур, она совсем не против. И от шубы песцовой не откажется, и от «Порше». Только не станет она рвать из-за этого жилы. И к Чупракову ластиться не будет. И если он ее прогонит… Нет, этому она уже рада не будет, но и в петлю с горя точно не полезет…
В дверь тихонько постучались. Возможно, это был Чупраков, но ей от этого ни холодно ни жарко. Она понимала, что должна быть с ним любезной, но и заискивать перед ним нисколько не хотелось. Она уже готова была его терпеть, но теплых чувств к нему не будет никогда. Не тот он человек, которого она могла бы простить в полной мере за тот случай в клубе. И уж точно она не забудет, что из-за него погиб Борис…
– Да!
В комнату вошла Алла. Поднос в руке, чашечка с кофе дымится, горячие рогалики с джемом на блюдечке.
– Я знаю, что вы уже проснулись, Диана Павловна! – угодливо и неискренне улыбнулась горничная. – Вот, легкий завтрак, если желаете. Василий Георгиевич проснется поздно, завтрак задержится, но можно перекусить…
– И с каких это пор я стала для тебя Дианой Павловной? – не удержалась от сарказма она.
Алла потупила глазки, щеки ее запылали.
– Ладно, расслабься. Я не злопамятная. Просто память хорошая, – снисходительно усмехнулась Диана.
Раззадорила она Чупракова, сыпанула ему перца под хвост своим равнодушием, вчера он петухом перед ней скакал. Сам лично приходил, чтобы на ужин позвать. Она отказалась, потому что не хотела подниматься с постели. Пластом вчера весь вечер лежала, придавленная махровой апатией. Чупраков ужинал вчера без нее, крепко выпил. И понесло его на хмельном духу, поздно вечером он вломился к ней, в сауну позвал. И снова получил отказ. Но надо отдать ему должное, язык он не распускал и рукам воли не давал. Чем он там в одиночестве занимался, Диана не знала, но больше он к ней не приходил. Но интерес к ней он выразил явно и на весь дом, поэтому сегодня и лебезит перед ней Алла. Да и вчера на задних лапках перед ней вытягивалась, когда ужин принесла. У обслуги на хозяйскую прихоть нюх особый.
– Вы угощайтесь, Диана Павловна, Валерьян лично выпекал. Он круассаны не признает, не наше, говорит, это, не русское. Да и рогалики, говорит, вкусней. У него особый рецепт…
– И что там в рогаликах, цианид или просто крысиный яд?
– Диана Павловна! – с любезным возмущением закатила глазки девушка.
– Ладно, шучу… А что, разве Валерьяна не уволили?
– Сначала уволили, потом обратно взяли. Но если вы будете настаивать…
– Зачем это мне? Я здесь не хозяйка…
– Ну как же! Василий Георгиевич сказал, что вы его жена.
– А что он до этого говорил? Почему вы с Валерьяном гнали меня отсюда? Только давай без балды, а то разговора не будет.
– Ну, он говорил, что вы никто и звать вас никак. Ну, когда по телефону Валерьяну звонил. Но это он со зла так говорил. А вчера увидел, какая вы красивая, и запрыгал, – смущенно улыбнулась Алла.
– А чего ты за Валерьяна хлопочешь?
– Ну, как вам сказать, – замялась Алла.
– Да так и скажи, что по ночам к нему бегаешь.
– Василий Георгиевич сказал, что из нас вышла бы хорошая пара.
– Василий Георгиевич? А свое мнение у тебя есть? Про тебя же разговор, не про кого-то…
– Я тоже так думаю.
– А чего к Борису тогда бегала?
– К Борису?
– Он себя за Василия Георгиевича выдавал.
– А, к Борису!.. А я к нему бегала? – Алла в замешательстве смотрела на Диану.
Она боялась признать этот факт, но если ей разрешат, то можно и открыться – так примерно можно было расшифровать ее взгляд.
– Я знаю, он с тобой спал.
– Ну, я не хотела бы об этом говорить, – протянула она, накрутив на палец вьющийся локон каштановых волос, выбившийся из-под чепчика.
– А ты скажи… Мне все равно, что там у вас было, просто интересно.
– Ну, если интересно, – замялась Алла.
– Было?
– Было.
– Он и тогда выдавал себя за Василия?
– Нет. Он просто жил в доме. Привыкал к обстановке. И Василий Георгиевич здесь был, показывал ему все, объяснял. Но больше всего Валерьян показывал, он в доме все «от» и «до» знает…
– А ты что ему показала? – ехидно усмехнулась Диана.
– Ничего, – смутилась Алла.
– А в постель чего легла?
– Я ему стелила постель. Он подошел, – покраснела горничная. – Я ему тогда отказала, но он ухаживал…
– Цветы дарил?
– Нет, не дарил… Слова красивые говорил.
– Говорил, что любит, – подсказала Диана.
– Нет, не говорил.
– Но ты же говорила мне, что он тебя любит.
– Ревновала, потому и говорила.
– А ревновала чего? У тебя же Валерьян.
– Так с Валерьяном я потом… Надо же устраивать жизнь. А Борис мне больше нравился, – вздохнула Алла. – Был в нем какой-то магнит, притягивало к нему. А у Василия Георгиевича… – она запнулась.
– Чего у Василия Георгиевича нет? – наклонив голову, чуть сощурив правый глаз, с насмешкой спросила Диана.
– Все у него есть! Василий Георгиевич – очень хороший человек! – поспешила отрапортовать служанка.
– Ты сама в это веришь?
– Конечно, верю!
Алла могла говорить что угодно, но самое важное она уже сказала. Было в Борисе что-то такое, чем не мог похвастаться Василий Георгиевич. Один при внешней своей мягкости обладал силой, пробуждающей в женщинах тот интерес, который заставляет ночных мотыльков слетаться на огонек. Другой же, будучи свирепым и матерым волком, не мог похвастаться таким же обаянием. Может, и был внутри у Чупракова стальной стержень, который позволял ему держаться на равных со своими таким же матерыми врагами, даже в чем-то превосходить их, но вокруг этой основы чавкающая болотная жижа, в которой тонул женский к нему интерес. Потому и не могла простить его Диана за тот случай в клубе.
Скорее всего, она его за тот случай простит. Но осадок останется навсегда…
А вот сможет ли она простить ему самого Бориса?.. Может быть, и это простит. Душа у нее покладистая, она не может долго злиться, и месть – это не для нее. К тому же у Чупракова есть оправдание. Он – волк, он обитает в каменных джунглях, первый и главный закон которых гласит, что выживает сильнейший. Да и Борис шел на смертельный риск добровольно, никто не заставлял его становиться под пули. Он мог бы сбежать, но не сделал этого. Значит, сам во всем виноват. Хотя, конечно, вину Чупракова исключать никак нельзя. И все же Василия Георгиевича можно было пощадить. И простить. Возможно, это случится очень скоро… Да, она его простит. Но никогда не забудет, что Борис погиб из-за него.
– Ты разговаривала с Борисом? – после долгой паузы спросила она у Аллы. – Он рассказывал тебе про свою жизнь?
– Да, рассказывал, – кивнула девушка. – Он работал в частной фирме инженером-наладчиком… не помню, какого оборудования, то ли теплового, то ли холодильного…
– Скорее теплового, – затуманенно улыбнулась Диана.
А холодильное оборудование – это по части Чупракова. С Борисом ей было тепло, а с Василием Георгиевичем этот дом казался ей дворцом Снежной королевы, светлым, но холодным.
– А жена у него была?
– Когда-то была. Развелись они.
Она и дальше готова была распрашивать Аллу о Борисе, но та вдруг сослалась на важность неотложных дел и ушла.
Диана выпила кофе, съела один рогалик. Валерьян еще тот фрукт, но надо было отдать ему должное: готовил он вкусно. Надо забыть о прежних трениях с ним. И она забудет. Потому что смеяться хотела над ним с высокой колокольни.
Валерьян появился в начале десятого, с важным видом, но в угодливом тоне сообщил, что завтрак будет через десять минут.
Диана спустилась в столовую, где еще вчера грустила в одиночестве за чашкой остывшего кофе. За окном ничего не изменилось – все то же ненастье, зато в доме все ожило, пришло в движение. И повар на кухне стряпней занимается, и дворецкий павлином по дому ходит, изнутри светится, а горничная передвигается не иначе как бегом, потому что работы полным-полно. Раньше-то Алла не очень утруждала себя уборкой. А сейчас хозяин в доме, потому и шуршит она как та мышь в соломе.
Диана тоже хозяйка. И чтобы лишний раз в том убедиться, она провела пальцем по подоконнику, с беспечным видом, но пристально глянула на оставшуюся на нем пыль. И Валерьян тут же обозначил смиренный поклон головы, дескать, виноват, исправимся. Вчера бы он в ответ на этот жест хмыкнул и повернулся к ней спиной.
Василий Георгиевич не заставил себя ждать. Вошел на кухню, радушно, но молча кивнул Диане головой, показал на место, которое она должна была занять за столом. Завтрак прошел в тишине, и дело не в заведенных в доме порядках, который отнюдь не узаконивали такой тон. Просто им нечего было сказать друг другу. Диана не расположена была разговаривать с ним, он это чувствовал, поэтому молчал, чтобы не выглядеть перед ней назойливым.
