Владимир Гриньков - Так умирают короли
– Итак, Алекперов предлагал поменять концепцию, – вернул меня в прежнее русло Мартынов.
– Да. Он пришел к Самсонову и сказал примерно так: рейтинги показывают, что мы в чем-то ошибаемся. Скорее всего, людям хочется чего-нибудь более веселого. Так что дерзай. На что Самсонов ответил: «Что делал – то и буду делать».
– А Алекперову-то что за забота?
– Высокое место в рейтинге – это огромные деньги. Потеря позиции в рейтинге – потеря денег. Простая арифметика. Телевидение – это тот же бизнес. И Алекперов, как бизнесмен, при угрозе снижения доходов предпринимает соответствующие меры.
– Значит, он пытался договориться с Самсоновым, – задумчиво сказал Мартынов. – Пока – только договориться. Не предупреждая о своем козыре – патенте на программу. А Самсонов остался при своем мнении. Показал норов.
Он осторожно провел ладонью по выщербленной поверхности стола, будто вытирал невидимую пыль, и задумчиво повторил:
– Показал норов.
От этой мысли Мартынов отталкивался, надеясь, что она приведет в конце концов в нужную точку.
– А ведь это был пробный шар, – вдруг сказал Мартынов. – Их разговор.
И посмотрел на меня так, словно пытался понять – постиг ли я смысл происшедшего. Наверное, я его не обнадежил, и ему пришлось развить свою мысль.
– У Алекперова в кармане уже была бумага, подтверждающая его право на программу. Но он ведь не дурак, понимал, что просто так отодвинуть Самсонова не удастся. Для начала он решил его прощупать. Проверить на податливость. А Самсонов показал норов. И стало ясно, что компромисс с ним невозможен. И что патент на программу, которым обзавелся Алекперов, не более чем листок бумаги. Следовательно, так будет продолжаться строго определенное время.
– Какое время? – не понял я.
– Пока Самсонов жив, – пояснил Мартынов и посмотрел на меня с невыразимой печалью. – Со смертью Самсонова у Алекперова развязывались руки.
Глава 39
Горяев, ничего не объясняя и имея крайне загадочный вид, привез нас на Остоженку. Свернули в безлюдный переулок.
– Здесь, – сказал Горяев.
Мы вышли из фургона. Гревшийся на солнце кот поднял голову и посмотрел на нас подозрительно. По тротуару, стуча каблучками, прошла девушка. И снова стало тихо и пустынно. Мы да неизвестно чей кот, гревшийся на солнышке, – больше никого.
– Я присмотрел это место для съемок следующего сюжета, – объявил Горяев. – Мы предполагаем несколько сместить акцент нашей программы.
«Мы» – это не он с нами. «Мы» – это он и Алекперов. Они уже назвали эту программу своей. Я увидел, как недобро усмехнулся Демин. Он явно был нетрезв. Человек выпивает с утра, когда у него серьезные проблемы. О деминских проблемах я догадывался.
– Наш первый сюжет будет в русле обновленной концепции, – сказал Горяев.
Я с удовольствием врезал бы ему между глаз. И за эту идиотскую фразу, и за то, что он посмел назвать самсоновскую передачу «нашей».
– Давайте снимем несколько сюжетов анекдотичного плана. Этакие безобидные детские шутки. Помните, чем в детстве забавлялись? Привязывали дверь веревкой, звонили в квартиру и убегали.
Горяев засмеялся, вспоминая забавы своего детства.
– Да, – деревянным голосом сказал Демин. – Смешно.
Горяев подозрительно посмотрел на него, но пока не понял, как следует себя вести, и потому продолжил, лишь немного поубавив энтузиазма в голосе:
– Или звонки по телефону. Помните? «Алло, это зоопарк? Говорит лошадь». Люди, конечно, возмущаются, бросают трубку. А мы еще раз набираем тот же номер. «Это опять лошадь. Что же вы трубку кладете? Мне тяжело крутить диск копытом». Гы-гы-гы.
Было видно, что собственные задумки его здорово веселят. Я никогда не видел передач, которые он снимал прежде. Судя по всему, это было незабываемое зрелище. Стоявшая рядом Светлана украдкой вздохнула. Значит, мы с ней мыслим одинаково.
– Или кошелек на веревочке, – развивал свою мысль Горяев. – Этот сюжет я и предлагаю снимать первым, прямо вот здесь, – и махнул рукой вдоль переулка. – Кладем кошелек на тротуар, прячемся. Идет прохожий, видит кошелек, вокруг – никого. Наклоняется, а мы – дерг за веревочку!
Он счастливо засмеялся.
– Как в детстве! Или можем просто отснять, как человек сначала оглядывается по сторонам – не видит ли кто? – потом быстро наклоняется, хватает свою находку, открывает – а там ничего.
– Ну почему же ничего? – нехорошим голосом осведомился Демин. – Мы намного смешнее делали.
Я понял, что что-то сейчас произойдет.
– Человек открывает кошелек и влазит натурально в кал.
– В какой кал? – растерялся Горяев.
Вот этот вопрос он задал совершенно напрасно.
– Мальчишеский, – с полной серьезностью пояснил Демин. – У девчонок вечно не допросишься. Хихикают и дураками обзывают. Так что приходилось пользоваться собственными экскрементами.
Я увидел, что у Горяева лицо пошло пятнами. Но это было еще не все.
– Ты кем видишь себя в нашей компании? – осведомился Демин, злобно щурясь. – Ты кого здесь надумал учить? Ты серьезно думаешь, что мы стали бы снимать вот эту твою ахинею?
Так рушатся карьеры. Еще пять минут назад Горяев мог считать себя нашим шефом – хотя бы номинальным. Но после такой оплеухи ему лучше было бы сдать дела. Униженный публично не может оставаться на руководящем посту. Он, кажется, и сам это понял. И предпринял отчаянную попытку спасти положение.
– Тот, кто не привык работать в коллективе, подчиняясь общему для всех плану, и по всякому вопросу имеет собственное мнение, – тот, безусловно, будет уволен.
Прямая угроза. Но голос дрожал. Даже пьяный Демин это уловил – и засмеялся.
– Ты думал, я с тобой работать собирался? – осведомился он с издевательским оскалом. – Я ухожу. Прощай, Не надо слез.
Он подступился к Горяеву и несильно толкнул того своим кругленьким животиком. Горяев потерял равновесие и едва не упал. Со стороны все смотрелось очень комично. Демин пьяно подмигнул нам на прощание и пошел по переулку неспешной походкой довольного собой человека.
На Горяева нельзя было смотреть без слез. Внезапно наступивший крах каждый переживает по-своему. Но всегда это зрелище не для слабонервных. Его никто не попытался утешить – ни я, ни Светлана, ни Кожемякин. И он, если у него оставались хоть какие-то крохи ума, не мог не понять, что означает наше недоброжелательное молчание. Его карьера в этой программе закончилась, не успев начаться. Он топтался, явно не зная, уйти ему или остаться, и выглядел крайне нелепо.
Светлана развернулась и пошла к фургону. Кожемякин последовал за ней. Пока я оставался рядом с Горяевым, он как будто был еще с нами. Но когда я развернусь и уйду, это будет полный разрыв. Я чувствовал себя неловко и никак не решался сделать первый шаг в сторону.
– Наверное, сегодня не самый лучший день для начала работы, – определил Горяев.
Он оказался чертовски проницательным парнем. Я вежливо кивнул, подтверждая, что он не ошибается.
– Алекперов предупреждал меня, что возможны любые неожиданности…
– Давно?
– Что – давно? – не понял Горяев.
– Давно Алекперов предложил вам прийти в нашу программу?
– Месяца три назад состоялся первый разговор. А что?
Я не смог ему ответить, потому что потерял дар речи. Три! Месяца! Назад! Когда Самсонов еще был жив! Алекперов искал нового ведущего! Как будто заранее знал, что Самсонову осталось жить всего ничего!
Глава 40
До Алекперова не смогли добраться сразу. Сначала допросили Горяева. Он не сказал ничего нового, но под протокол подтвердил, что Алекперов действительно предлагал ему возглавить программу «Вот так история!» задолго до загадочной гибели Самсонова. Это прибавило Мартынову решимости в попытке вызвать на допрос Алекперова, но затея закончилась ничем. Алекперов демонстративно проигнорировал две посланные ему одну за другой повестки и на допрос не явился. При этом он не пытался представиться больным, ни каким-нибудь другим способом облагородить свой отказ. Мартынов злился и объяснял мне, что у Алекперова сильные покровители, потому-то тот и ведет себя так дерзко.
– Если бы не его «крыша» на самом верху, мы давно бы до него добрались, – просветил меня Мартынов.
Он все-таки нашел противоядие. Через некоторое время произошла утечка информации. Газеты написали, что существует версия о причастности Алекперова к нашумевшему «делу Самсонова», и косвенным подтверждением правоты следственной бригады является то, что Алекперов старательно уклоняется от общения с ней. Нигде не было написано, но подразумевалось, что Алекперов действительно виновен и его давно доставили бы в наручниках куда следует, если бы не могущественные покровители.
Насчет покровителей – это был сильный ход. События стали развиваться в невыгодном для кого-то направлении, и Алекперову, судя по всему, стоявшие за ним люди посоветовали не раздувать конфликт, потому что ситуация выходила из-под контроля. Алекперов сам позвонил в прокуратуру и попросил о встрече. Мне сообщил об этом Мартынов. Он позвонил поздним вечером и в двух словах обрисовал складывающуюся обстановку. У него был торжествующий голос победителя. Я поздравил его с успехом, потому что не думал, что следователь прокуратуры, пусть даже и старший следователь, сможет справиться с таким крутым парнем, как Алексей Рустамович Алекперов.
