Эллери Куин - Девять месяцев до убийства
Дворецкий провел нас в скупо обставленную и холодную гостиную, попросил назвать свои имена. И вел себя так, будто он — Харон собственной персоной, желающий удостовериться в наших правах на пересечение вод Стикса. Я скоро убедился, что предсказание Холмса верно. Герцог Шайрский оказался самым холодным и отталкивающим человеком из всех, кого я когда-либо встречал.
Он был худ и вообще имел вид чахоточного больного. Однако первое впечатление было обманчивым. Стоило взглянуть на него вблизи, и сразу было видно, что цвет его лица довольно свеж, а хрупкое на вид тело жилисто и отличается незаурядной силой.
Герцог не предложил нам сесть. Вместо этого он довольно сухо сказал:
— Вам повезло, что вы застали меня здесь. Приехали бы часом позже — я бы уже отбыл в Лондон. Я редко появляюсь здесь, в деревне. Чем обязан?
Тон Холмса никоим образом не соответствовал скверным манерам этого аристократа.
— Ваша милость, мы ценим ваше время и не займем ни минутой больше, чем необходимо. Мы явились только затем, чтобы принести вот это.
С этими словами он достал операционный набор, который мы завернули в коричневую оберточную бумагу и запечатали.
— Что это? — спросил герцог, не двинувшись с места.
— Предлагаю вам, ваша милость, открыть и посмотреть самим, — ответил Холмс.
Герцог Шайрский нахмурил лоб, потом развернул бумагу.
— Откуда это у вас?
— Сожалею, но прежде чем ответить, я вынужден просить вашу милость опознать это как вашу собственность.
— В первый раз вижу. Ради всего святого, как вам вообще пришло в голову принести это мне?
Герцог открыл футляр и уставился на инструменты с нескрываемым удивлением.
— О причине, которая привела нас сюда, вы сможете узнать, если отогнете край бархата.
По-прежнему хмурясь, герцог последовал совету Холмса. Он удивленно посмотрел на герб, а я при этом не сводил с него глаз. Взгляд герцога внезапно изменился. На тонких губах появилась слабая тень улыбки, в глазах мелькнул огонек. Он рассматривал ящик с такой миной, которую трудно было истолковать как-то иначе, чем выражение полного удовлетворения, почти что триумфа. Однако выражение это исчезло с лица герцога так же быстро, как и появилось на нем.
Я поглядел на Холмса, в надежде, что получу разгадку столь странной мимики, поскольку знал, что реакция аристократа от него не укрылась. Однако проницательные глаза моего друга были полуприкрыты, а лицо было совершенно непроницаемым. Как маска.
— Если я не ошибаюсь, вы получили ответ на свой вопрос, ваша милость, — сказал Холмс.
— Ну разумеется, — сказал герцог таким тоном, как будто произошло пустяковое недоразумение, и теперь все разъяснилось. — Набор не принадлежит мне.
— Может быть, ваша милость сможет дать нам какие-то сведения, которые указали бы на владельца?
— Я думаю, владелец — мой сын. Без сомнения, инструменты принадлежали Майклу.
— Набор побывал в лондонском ломбарде.
На губах герцога появилась сардоническая усмешка.
— Меня это не удивляет.
— Быть может, вы могли бы сообщить нам адрес вашего сына?
— Тот сын, о котором я говорю, мистер Холмс, мертв. Мой младший сын, сэр.
— Выражаю вам свои соболезнования, ваша милость, — сказал Холмс мягко. — Он умер от болезни?
— От тяжелой болезни. Он умер полгода назад.
То, что герцог все время выделяет слова «мертв», «умер», показалось мне странным.
— Ваш сын был врачом? — спросил я.
— Он учился на врача, но не окончил курс — как, впрочем, не окончил в жизни вообще ничего из того, за что брался. А потом он умер.
Снова эта странная интонация. Я многозначительно поглядел на Холмса, но его, казалось, в этот момент больше интересовала громоздкая мебель и сводчатый потолок — во всяком случае, глаза его бесцельно блуждали по залу, а руки свои с нервными тонкими пальцами он скрестил за спиной.
Герцог Шайрский протянул ему ящичек.
— Поскольку это не моя собственность, я отдаю ее вам. А теперь вынужден принести вам свои извинения — мне пора собраться в дорогу.
Поведение Холмса просто удивило меня. Он ни словом не обратил внимания герцога на его недопустимо высокомерное поведение. Обычно не в правилах Холмса было позволять так бесцеремонно обходиться с собой. Но тут он поклонился чуть ли не заискивающе и сказал:
— Мы не займем больше вашего времени, ваша милость.
Тем не менее герцог продолжал вести себя просто вызывающе. Он и не подумал вызвать звонком дворецкого. Нам пришлось, таким образом, самим искать дорогу к выходу под его недоверчивым взглядом.
Правда, это привело к счастливой случайности. Когда мы шли по огромному холлу к выходу из замка, через боковую дверь вошли двое — мужчина и девочка.
В отличие от герцога, они безусловно вызывали симпатию. Девочке было лет девять-десять. На бледном ее личике появилась при виде нас приветливая улыбка. Глаза худощавого мужчины, который сопровождал ее, смотрели внимательно, вопрошающе, но не враждебно — просто с любопытством. Он был темноволос, и сходство его с герцогом Шайрским просто трудно было не заметить. Перед нами, без сомнения, был старший из его сыновей.
Мне не показалось, будто эта встреча — такой уж невероятный сюрприз. Но моего друга Шерлока Холмса она буквально потрясла. Он остановился, как вкопанный. Хирургический набор вылетел у него из рук и ударился об пол так, что инструменты со звоном рассыпались по залу.
— Как это неуклюже с моей стороны! — воскликнул он и еще усугубил свою неловкость — встал так, что загородил мне дорогу: я просто не мог подступиться к рассыпавшимся инструментам.
Улыбаясь, мужчина поспешил нам на помощь.
— Разрешите мне, сэр, — сказал он и опустился на колени.
Девочка, не раздумывая, устремилась вслед за ним.
— Я помогу тебе, папа.
Улыбка на лиде мужчины сделалась еще шире.
— Ну конечно же, сокровище мое, мы вместе поможем этому господину. Ты можешь подавать мне инструменты, а я буду складывать. Но смотри, осторожней, а то порежешься.
Мы молча наблюдали, как девочка один за другим протягивает отцу блестящие инструменты. Нескрываемая его нежность к дочери была просто трогательной. Он ни на мгновение не сводил с нее своих глаз, а сам не глядя раскладывал инструменты по своим местам в ящичке.
Сложив все инструменты, которые подала дочь, он выпрямился. Однако девочка продолжала искать.
— А где еще один, папа? Одного не хватает.
— Наверное, его и не было, золотко мое. Я что-то не вижу его нигде на полу.
Он поднял на Холмса вопросительный взгляд, и тот, наконец, вышел из состояния глубокой задумчивости, в котором, казалось, пребывал.
— Совершенно верно, один отсутствовал, сэр. Я благодарю вас от всего сердца. Извините, пожалуйста, мою неуклюжесть.
— Не стоит благодарности. Надеюсь, инструменты не пострадали.
Он протянул ящичек Холмсу. Тот с улыбкой взял его.
— Вероятно, я имею честь говорить с лордом Кар-факсом?
— Совершенно верно, — сердечно сказал брюнет. — А это моя дочь Дебора.
— Разрешите мне представить моего коллегу — доктора Ватсона. Мое имя Шерлок Холмс.
Это имя, казалось, произвело на лорда Карфакса большое впечатление. В его глазах отразилось удивление.
— Доктор Ватсон, приветствую вас, — пробормотал он, не сводя взгляда с Холмса. — А вы, сэр… Для меня большая честь видеть вас. Мне доводилось читать о ваших приключениях.
— Вы льстите мне, Ваше Лордство, — поклонился Холмс.
Глаза Деборы так и сияли. Она сделала книксен и сказала:
— И для меня это тоже большая честь — составить знакомство с вами, господа.
Все это прозвучало необычайно трогательно.
Лорд Карфакс смотрел на дочь с гордостью, но чувствовалось: во всем, что он делает и говорит, сквозит какая-то печаль.
— Дебора, — сказал он с абсолютной серьезностью, — это великое событие в твоей жизни, которое тебе следует хорошенько запомнить. Сохрани в своей памяти день, когда ты познакомилась с этими двумя господами.
— Я сделаю это, папа, — торжественно произнесла маленькая девочка, и по всему было видно, что она исполнит свое обещание.
Она — ив этом у меня не было никаких сомнений — яв*но никогда не слышала о нас раньше.
Холмс закончил обмен любезностями.
— Ваше Лордство, мы явились сюда, чтобы вернуть этот ящичек герцогу Шайрскому, которого я считал его законным владельцем.
— И вам пришлось убедиться в своей ошибке.
— Именно так. Его милость высказал предположение, что ящик, вероятно, принадлежал Майклу Осборну, вашему покойному брату.
— Он умер? — Судя по интонации, это скорее был не вопрос, а сомнение в сказанном.
— Так нам было сообщено.
Теперь на лице лорда Карфакса отражалась уже неприкрытая печаль.
