Евгений Сухов - Завет лихого пацана
— Не знаю, как вам поделикатнее сказать…
— А вы говорите так, как есть! — подбодрил хозяин замка.
— Ну, если вы настаиваете. Я бы хотел купить у вас этот камень.
— Вот оно что! Прямо скажу, неожиданное предложение, — озабоченно закачал седой головой старик.
— Подумайте над моим предложением, для вас оно будет очень выгодным. Я дам за него хорошую цену.
Старик неожиданно расхохотался.
— Дорогой мой Николас, право, мне неловко вас слушать. Вы говорите о деньгах. Вы же знаете, что я совершенно в них не нуждаюсь. Бизнес мой поставлен хорошо, дела идут весьма успешно, как говорится, чего и вам желаю. А потом, этот алмаз не продается, — развел он руками.
— Жаль. Что-то мне подсказывало, что мы договоримся. — В голосе Оппенгеймера прозвучало самое настоящее разочарование. Генеральный директор «Де Бирс» сделал вид, что потерял интерес к алмазу. Распрямившись, он скрестил на груди руки и, чуть подавшись вперед, спросил: — Так что вы мне хотели сказать?
— Я вам хочу сказать, что очень рад видеть вас в своем доме, — заговорил Вано Джованошвили. — Для меня это большая честь. Но у меня к вам имеется еще одно дело.
Николас Оппенгеймер не любил незапланированных переговоров, точно так же, как и скоропалительных решений. А к Джованошвили он пришел потому, что хотел взглянуть на его алмазную коллекцию.
Его брови непроизвольно дрогнули, слегка сместились к переносице.
— Вы хотите заключить какое-то соглашение с «Де Бирс»? Я так понимаю? Но все серьезные предложения идут через совет директоров, я всего лишь председатель.
Широко улыбнувшись, Джованошвили покачал головой:
— Не пугайтесь. Речь пойдет совершенно о другом. Давайте присядем.
Крохотный диванчик, обитый красным бархатом, какие нередко встречаются в музеях, был единственной мебелью в зале. Надо думать, установлен он был перед «Демоном» не случайно, — сиди себе и наслаждайся красотой.
— Так о чем же пойдет разговор? — спросил Оппенгеймер после того, как Джованошвили устроился рядом.
— О русских алмазах, милейший.
— Ах, вот вы о чем. Понимаю. Да, у нас имеются в Якутии свои интересы. Весьма перспективный район! — оживился Оппенгеймер. — За последний год там было обнаружено четыре алмазные трубки!
Старик закивал.
— Понимаю. Там, где алмазы, всегда присутствуют интересы корпорации «Де Бирс». По-моему, политика вашей компании за последние сто пятьдесят лет совершенно не изменилась.
— Не буду скрывать — мы сторонники постоянства. Кто-то ведь должен контролировать маклеров и оказывать влияние на цены! Ведь именно благодаря нашей политике цены на алмазы держатся на прежнем уровне. Алмазы твердый валютный эквивалент, они пережили все политические и экономические бури. Что это будет за алмаз, если его стоимость будет равна цене обычного кварца? — генеральный директор слегка поморщился. — А потом, у нас очень квалифицированный совет директоров. Разве я не прав?
— Вы правы, дорогой Николас, — охотно согласился Джованошвили. — Но я бы хотел поговорить не о якутских алмазах.
— Вот как? — оживился Оппенгеймер. — Об уральских, архангельских? В этих российских регионах у нас тоже имеются большие интересы.
— Я бы хотел поговорить об алмазах, которые Сталин должен был передать союзникам в счет оплаты поставок по ленд-лизу. — Николас Оппенгеймер невольно перевел взгляд на красный алмаз, цвет которого сейчас выглядел особенно насыщенным. — По моим данным, стоимость этой партии приближается к трем миллиардам долларов.
Озвученная информация была строго конфиденциальна, и знать о ней мог только самый узкий круг лиц. У Оппенгеймера и раньше было основание предполагать, что старик связан с «Моссадом», теперь он уже более не сомневался в этом.
— И что с того?
— Мне известно, что «Де Бирс» хочет получить эти алмазы. На поиски пропавшего контейнера вы даже отправили своих сотрудников. — И, заметив, как лицо Оппенгеймера приняло жестковатое выражение, Вано поспешно добавил: — И слава богу! Сейчас речь идет не об этом.
— Хм. Тогда что же вас тогда смущает?
— А дело в том, что один из ваших сотрудников убил нашего человека. Я его знал лично. Это Иосиф Абрамович Зальцер. У меня с ним были очень хорошие контакты, у нас в Израиле работает его родной брат. Тоже ювелир, который самым тесным образом сотрудничает с нашей компанией.
— А вы уверены, что его убил наш сотрудник? — насторожился Николас Оппенгеймер.
— Уверен. Убийца приходился ему племянником. И я смею предполагать, что пропавший контейнер с алмазами скоро будет у вас.
— Откуда вы это знаете?
— В этом нет ничего удивительного. Иосиф Зальцер держал в курсе дела своего брата, а тот, разумеется, информировал меня. Евреи — одна большая семья, как вы знаете, где бы они ни находились.
— Вы преувеличиваете наши возможности, — недовольно буркнул Николас.
Джованошвили сцепил кисти и взмолился:
— Помилуйте, только не будем об этом! Уж я-то знаю ваши возможности! — И добавил уже строже: — Только и вы тоже должны знать о моих. Наш бизнес основан на абсолютном доверии. Что же начнется, если мы примемся убивать друг друга? Извините меня за прямоту, но мне бы очень хотелось, чтобы вы меня поняли правильно.
— Постараюсь вас понять. — Николас внимательно посмотрел на собеседника.
— Не хочу сказать, что произошедшее мы воспринимаем как простое недоразумение, но выводы из всего этого вы должны сделать. Я-то вас знаю давно как человека безупречной репутации, но что могут подумать о вас люди, которые, собственно, и попросили меня переговорить с вами?
Николас Оппенгеймер беспокойно пошевелился, диванчик показался ему узковат.
— Позвольте уточнить, кто именно?
— Давайте не будем называть фамилии, — очень любезно улыбнулся Вано Джованошвили. — Но скажу так, эти люди весьма влиятельны. Американские конгрессмены… — Старик выдержал паузу.
Оппенгеймер хранил молчание.
— Мне известно, что интересы вашей алмазной корпорации распространяются и в Венесуэлу, а именно в штат Боливар. В районе реки Гуаниамо найдены богатые алмазные россыпи. Правительству Венесуэлы ваша корпорация предоставила весьма существенный аванс на разработку месторождения, что свидетельствует о самых серьезных ваших намерениях. Американские конгрессмены люди весьма влиятельные, у них имеются очень серьезные контакты с правительством этой страны. Только одного их слова будет достаточно, чтобы существенно осложнить все ваши контакты. Причем хочу заметить, что вложенные деньги вам вряд ли вернут. А срыв контрактов принесет вам дополнительно многомиллионные убытки.
Любезная улыбка старика невероятно злила. Но следовало некоторое время потерпеть. Самое разумное в его положении, так это ответить таким же несокрушимым радушием.
— Кажется, я понимаю, о чем вы говорите, — кивнул Оппенгеймер. — Спасибо за гостеприимство, но меня ждут дела.
Николас Оппенгеймер бодро поднялся. Следом встал Вано Джованошвили, тяжеловато распрямившись. Несмотря на свой преклонный возраст, он сумел сохранить осанку молодого человека. Он внимательно посмотрел на Оппенгеймера, затем, улыбнувшись, неожиданно сказал:
— Я вам хочу сказать, что алмаз «Демон» действительно не продается… Его можно только подарить! Этот алмаз ваш, я вам его дарю.
Николас Оппенгеймер с удивлением посмотрел на старика. Он интуитивно почувствовал, что это был тот самый случай, когда от подарка не следовало отказываться.
— Я даже не знаю, как поступить, — несколько растерянно ответил генеральный директор «Де Бирс». — Это очень дорогой подарок.
— Соглашайтесь. Только, ради всего святого, — прижал старик ладонь к своей груди, — не притрагивайтесь к нему руками!
— Хорошо, я последую вашему совету. Спасибо, весьма тронут. Не ожидал, — расчувствовался Николас Оппенгеймер. — Этот алмаз займет самое почетное место в моей коллекции.
— Не сомневаюсь, — отозвался Вано Джованошвили, широко улыбнувшись.
Оппенгеймер обратил внимание на то, что в этот раз его улыбка не была простой данью любезности, она имела какое-то иное значение.
Глава 27 ВЕЩИЙ СОН
Вероника была не только красавицей, но еще и великолепной любовницей. Такие женщины, как она, встречаются не часто. Во всяком случае, на жизненном пути Лавра Геворкяна их было всего лишь две. Первую он не сумел удержать, в силу юношеского максимализма полагая, что жизнь бесконечна, и всерьез рассчитывая на то, что едва ли не на каждом повороте судьбы его поджидает такая же красивая и длинноногая. А потому, не обременяя себя излишними сожалениями о красавице, он с легкостью устремился навстречу новым увлечениям.
И только прожив еще десяток лет и перебрав пару сотен баб, он понял, что лучшей, чем была та, ему более не сыскать.
