Рид Коулмен - В Милуоки в стикбол не играют
Закрывая дверь, я все еще слышал, как смеются Боб Стрит и Карни, напоминая легкомысленных привидений, направляющихся на следующую охоту. Мне так и не удалось закрыть дверь. Снаружи ее дернула чья-то сильная рука. О человеке по ту сторону двери я мало что мог сказать, только то, что хватка у него была стальная и весь он скрывался в темноте. Все остальное представлялось полной загадкой.
– Простите, – произнес я, – частная вечеринка.
– Я ищу Макклу, приятель, – последовал ответ. – Думаю, он меня ждет.
У меня уже заболела рука, удерживавшая дверь, и я позвал Макклу, все еще валявшего дурака за барной стойкой, и сказал, что у него желают получить аудиенцию.
– Если я жду человека, впусти его.
И в тот миг, когда я отпустил дверь, я понял – тут что-то не так. Ночной визитер распахнул дверь и бросился из своей темноты к бару. Это был невысокий, хорошо сложенный латин в рабочих солдатских брюках и белой фуфайке-безрукавке. Руки были покрыты мозаикой гротескных татуировок, безрукавка помешала мне разобрать смысл изображенного на его теле. Он щеголял ниточкой усиков и игривой седой эспаньолкой. Голова его была обрита, глаза – черные и дикие. Они не видел ничего, кроме своей добычи – Джонни Макклу.
– Эй, гомик, – прошипел он, обращаясь к Макклу, – ты знаешь, кто я?
– Я ждал тебя, Анхель.
При этих словах в безумных глазах мелькнуло что-то похожее на улыбку.
– Значит, ты получил мое письмо.
Бездействовавший до этого Фацио вскочил, когда услышал имя Анхеля, потянулся к щиколотке. Херли тоже схватилась за оружие. Внезапно Анхель увидел, что помимо Макклу здесь еще есть люди.
– Это за моего брата, – закричал, брызгая слюной, Анхель, рука его исчезла за спиной. Когда она появилась вновь, в ней красовался обрез.
Я бросился на парня, но он отмахнулся от меня, как от мухи. Я проследил взглядом от конца дула до глаз Макклу. Страха я в них не увидел. Может, я хотел не видеть в них страха. В глазах его читалось нетерпение. Ну же, словно говорили они, давай покончим с этим. Помню, я кричал Фацио и Херли, чтобы они что-то сделали. А затем дверь мужского туалета распахнулась и появился Джеффри. Вполне по-человечески было бы взглянуть туда, промедлить секунду. Но в Анхеле ничего человеческого не было. Маленький обрез громко кашлянул, выплюнув дым и огонь. Выстрел ударил прямо в Джона, освободив его от силы земного притяжения. Наклонное зеркало на задней стене закончило свой краткий полет. Джон съехал на пол, дождем посыпались осколки зеркала и бутылок, омывая его тело.
Практически в ту же секунду, как пуля поразила Макклу, Фацио и Херли изрешетили Анхеля. Они могли бы сделать это и месяц спустя – Джонни они все равно не помогли, роковая рана была нанесена. Анхель растянулся, стукнувшись головой об пол у моих ног. Пулевые отверстия навсегда лишили его татуировки смысла.
Джон лежал позади барной стойки без признаков жизни. Мы вчетвером – Фацио, Херли, Джеффри и я – встали вокруг него. Под ногами хрустело стекло. Скорее автоматически, чем на что-то надеясь, Фацио присел и приложил палец к окровавленному горлу Джонни. Нащупывать там было нечего, но тепло от него исходило.
– Я пойду позвоню, – вызвалась Херли.
Тогда Фацио сказал то, что говорят только выжившие:
– Лучше так.
Должно быть, он прочел в моих глазах непонимание и ответил на мой вопрос, прежде чем я его задал:
– Рак печени, с метастазами. Он хотел сказать вам, но из-за вашего отца, парня и девушки, так и не собрался с духом.
Думаю, Фацио был прав. Так было лучше. Джона настигла болезнь, унесшая и его отца.
Указав на Анхеля, Джеффри спросил:
– Кто это?
– Анхель Эрнандес, – ответил Фацио.
– Эрнандес! – Это имя застряло у меня в горле.
– Совершенно верно, Клейн, брат похитителя мальчика, – подтвердил Фацио. – Макклу сказал мне, что Анхель поклялся отомстить за своего младшего брата.
На саундтреке этого вечера смех легкомысленных призраков сменился воем сирены. Заскрежетали шины. «Шпигат» снова наполнился народом. Джону всегда нравилось, когда «Шпигат» ломится от посетителей.
Эпилог
Минули школу, где детей
Гудел веселый рой,
Минули сад, и солнце вдруг
Исчезло за горой.
Разные тени
За то время, что мы с Джоном знали друг друга, я познакомился со многими его друзьями. Но только на похоронах я осознал, что я знал только очень немногих. Я даже пожалел, что увидел наконец, кого знал только по рассказам Джона, Реальность никогда не сравнится с богатой палитрой его рассказов.
Похороны проходили в церкви Святого Марка – старой бруклинской церкви Макклу, при которой действовала приходская школа. На хорах члены «Изумрудного общества» играли на волынках, а старые школьные друзья пропели «Дэнни-мальчик». Даже священник не мог сдержать слез. Сюда пришла половина Саунд-Хилла, даже кое-кто из сливок общества, кто приезжал туда на лето, нашли время приехать попрощаться. Где похоронили Анхеля Эрнандеса, я не знаю.
Я пронес его гроб по своему отрезку центрального прохода церкви, и рука у меня заболела, будто я нес три тела. Смерти отца, Киры и теперь Джонни давили на меня. Слишком большая часть моей вселенной вот так сразу исчезла. Мне казалось, что моя рука взлетит после того, как мы поставили гроб Джонни на катафалк
На улице у церкви царила обычная суета – кто с кем и в какой машине едет. Мне пришлось искать место для Шелли Стикмана, который так переживал потерю моего советника, что забыл распорядиться на этот счет. Я схватил Ларри Фелда и попросил его ехать со мной. Ларри мое приглашение, похоже, удивило, но он не стал сопротивляться. Я указал ему машину и попросил подождать меня там.
Детектива Фацио я нашел на ступеньках церкви, где он закуривал «Кент». Мы поздоровались за руку. Он сказал все, что говорят в таких случаях, предложил сигарету.
– Я слышал, что Макклу оставил вам бар, – проговорил Фацио, поднося к моей сигарете огонек зажигалки.
– Нам с братом. – Я подал ему конверт. – Вот. Я нашел его в бумагах Макклу. Адресовано вам. Откройте.
– Мне и не нужно.
И не успел я спросить почему, он поднес зажигалку к уголку конверта. Держал его двумя пальцами, пока тот не разгорелся как следует, потом уронил на дорожку. Мы смотрели, как ветер уносит хлопья пепла.
Проверив, не обжег ли пальцы, Фацио сказал:
– Полагаю, вам любопытно.
– Разумеется.
– Это были письменные, под присягой, показания Макклу о похищении и о сокрытии происшествия. Макклу пообещал их, когда пришел ко мне за помощью.
– Почему вы их уничтожили? – Я был озадачен. – Вы могли бы использовать их для доказательства, что были правы тогда. Что вы стали жертвой сокрытия преступления. Вы могли бы подать в суд на город, на управление.
– Срок давности, – сказал он.
– С каких это пор вы стали законником?
– Не государственный. Мой собственный.
Когда нас разыскала Кэти Херли, загудели автомобили.
– Вот вы где оба. Все ждут вас, Дилан,
– Иду. – Я улыбнулся ей и двинулся прочь.
– Эй, Клейн, – позвал меня Фацио. – Если вампонадобится бармен, дайте знать. Я очень ловко управляюсь с пивным насосом.
– А как же отделение полиции Касл-он-Хадсона? – поинтересовался я.
– Больше никакого суррогата, – сказал он.
Побыв с Макклу, я вспомнил, что значит работать снастоящими копами
– Он бы это оценил. Спасибо.
Я возглавил процессию в полностью отреставрированном «тандерберде» Джона шестьдесят шестого года выпуска. Думаю, Джонни по-своему пытался дать мне понять, что умирает. Но когда выдумаете, что человек будет жить вечно, вы не замечаете даже самых явных намеков. Или, может, долгий путь к могиле моего отца ослепил меня.
Вместо того чтобы ехать прямо на кладбище, япрокатился вокруг квартала, чтобы Макклу в последний раз мог увидеть баскетбольную площадку за церковью. Какие-то дети играли на половине поля и даже не подумали прерваться, чтобы поразмышлять о смерти. Я представил себе Джона ребенком, который тоже не остановился бы, чтобы посмотреть. Он не увидел бы в этом никакого смысла, ведь каждый когда-нибудь умрет.
Ларри Фелд сидел тихо, впитывая окружающее. В конце концов, церковь Святого Марка была рядом с нашим прежним жильем. Он нахмурился, когда мы снова проехали перед церковью. Думаю, вряд ли Ларри когда-нибудь поймет мою привязанность к кому-то, кто не был евреем. С детства воспитанный на вере в то, что мир состоит из жертв и их мучителей, Ларри четко представлял, какую роль исторически играли евреи. Конечно, большинство его клиентов были неевреями, но Ларри это казалось всего лишь отмщением. Это давало ему ощущение превосходства, власти. Думаю, Ларри расценивал мою дружбу и деловые отношения с неевреями как своего рода предательство. Правда состояла в том, что Ларри любую мою привязанность к кому бы то ни было рассматривал как предательство.
