Валерий Смирнов - Золото мистера Дауна
Глава восемнадцатая
У пенсионера Александра Саливоновича Шматько с утра пораньше в измученной душе продолжал звучать духовой оркестр времен полузабытой молодости. Еще бы, свершилось, позапрошлой ночью была принята Конституция страны. По такому поводу президент решил наградить государственными наградами парламентариев, внесших заметный вклад в становление молодого украинского государства.
Александр Саливонович, тяжело дыша, вышел на улицу, но особых изменений в связи с очередной в своей жизни Конституцией не заметил. Выдачу пенсии снова затягивали, а когда он продемонстрировал в поликлинике текст Основного закона страны с гарантией бесплатной медицины, врач посмотрел на него чересчур добрым взглядом. Этот взгляд намекал исключительно на то, что господина Шматько можно бесплатно пользовать по приговору суда лишь в той лечебнице, где на окнах установлены решетки, чтобы буйные убогие не просочились на относительную свободу, куда в связи с острой нехваткой всего подряд выгнали тихо помешанных.
Выйдя из поликлиники, пенсионер Шматько вовсе не собирался заводить свою машину, больше напоминающую антикварный керогаз, чем современный транспорт, чтобы гнать по направлению к дурдому. Он мечтал немного покастрюлить, заработать на кусок хлеба, не хватающий к гарантированной государством пенсии и счастливой жизни. Господин Шматько легко подсчитал: этой самой пенсии в аккурат хватит забашлять двадцать анализов мочи при бесплатной медицине. Или ровно на десять оплаченных через кассу справок дурдома, что он там никогда не был. На анализах мочи пенсионер еще мог экономить, но без справки из дурдома сесть за руль авто было бы невозможно.
Александр Саливонович не успел проехать полквартала, как молоденький милиционер повелительно взмахнул жезлом, и водитель заглушил двигатель.
— Непорядок, гражданин Шматько, — отметил гаишник после того, как тщательно изучил документы. — Стекла у вас тонированные.
— Ну и что? — пока спокойно спросил пенсионер.
— Как что? — удивился милиционер. — Согласно последнему постановлению вы не имеете права ездить с тонированными стеклами.
— А он имеет право? — ткнул пальцем в сторону проезжающего мимо «мерседеса» пенсионер.
Гаишник на всякий случай отдал честь «мерседесу», а затем вполне искренне ответил:
— Имеет.
— Ах, имеет! Вы что, товарищ или, может, вас господином назвать, Конституции не читали? Перед законом все равны…
— Конечно равны. Но ваша тонировка самодельная, а на «мерсе» — фирменная. Не положена «жигулю» тонировка. Придется вам ее убрать, согласно последнему распоряжению…
— А она мне не мешает! — отрезал Шматько, нервно озираясь по сторонам.
— Зато нам мешает, — ответил милиционер, постукивая правами пенсионера по своему жезлу, — мы же не видим, кто в машине. Вдруг вооруженные бандиты или угонщики…
— Ну да, — язвительно бросил пенсионер, — бандиты ездиют как раз в раздолбанных «Жигулях» и «Запорожцах». А не на тех «мерседесах». С тонировкой, между прочим…
— Между прочим, я вам говорил: у них заводская тонировка, значит имеют право, а у вас — самодельная. В общем так, убирайте тонировку, а потом получите права. Штраф заплатите, само собой…
— Штраф? Да за что?
— Разъезжаете с тонированными стеклами, — проявил терпение милиционер из уважения к возрасту шофера.
— Как это так? — взбеленился пенсионер. — Три года ездил, и было можно, а теперь вдруг нельзя? Может быть, завтра нельзя будет в противосолнечных очках ходить?
— Очки — это по другому ведомству, а мне надо выполнять инструкции нашего… Кстати, гражданин, ваша машина огнетушителем оборудована?
— И даже аптечкой, — выпалил Шматько.
— Так, брызговиков нет, — осмотрел «Жигули» гаишник, — непорядок. Нарушаете, гражданин. Багажник откройте…
— Машина — мое личное имущество! — нервно пояснил стражу порядка Александр Саливонович.
— Кто бы спорил, — пожал плечами милиционер. — багажник откройте…
— Согласно Конституции имеете право на обыск только по постановлению суда, — торжествующе заметил водитель, которому, кроме неполученной пенсии, терять уже было нечего.
— Ну вы даете, папаша, — снисходительно пояснил милиционер, — Конституция Конституцией, а порядок есть порядок. Согласно служебным инструкциям имеем право останавливать и осматривать любой подозрительный транспорт.
— И чего это твои подозрения до моей машины липнут? — начал выходить из себя водитель, наглядно доказывая, как поспешил психиатр заверить очередную годовую и главное ставшую платной справку, что у шофера Шматько все в порядке с нервами.
— Папаша, не грубите, — спокойно ответил гаишник. — Вы еще скажите, что мы не имеем права номера снимать или вашу собственность на штрафплощадку ставить… Да, подозрительный вы человек, папаша. Все о Конституции рассуждаете. Готовились, да?
— Что готовился? — ошарашился Шматько.
— Да так. Тут один вчера вообще сказал: без адвоката рот не открою.
— Ну и что, имеет право, — рассудил пенсионер.
— Я не спорю, только водительских прав у него теперь года два не будет. Или год, в лучшем случае. Я сразу понял — пьяный, экспертиза подтвердила. Разве трезвый станет о правах или… Дыхните, папаша!
Гаишник, тщательно принюхавшись к дыханию пенсионера, заметил:
— Валидольчик сосете, чтобы запах сбить? Ладно, не бледнейте, может, вы и вправду не совсем, чтобы… В общем так, гражданин: стекло растонировать, брызговики установить, штраф оплатить. Вот вам временное водительское удостоверение. Больше не нарушайте.
Гаишник посмотрел на водителя добрым взглядом и, вспомнив о чем говорили на последнем совещании, взял под козырек со словами:
— Счастливого пути!
Пенсионер ошарашенно посмотрел на уходящего к перекрестку блюстителя служебных инструкций и, пыхтя, залез в свою развалюху. Бравурная мелодия духового оркестра в его душе по-быстрому перековалась в звуки похоронного марша, когда Александр Саливонович стал объезжать пункты, жившие несколько лет за счет наклейки пленки на стекла автотранспорта. Так если раньше водители платили мастерам за тонировку, теперь они делали то же самое по поводу ее уничтожения. Какие проблемы, две пенсии господина Шматько — и катайся, согласно очередной заботы ментов по поводу улучшения их собственной работы…
Латаный-перелатанный драндулет господина Шматько оставался последней надеждой выжить в наше судьбоносное время. Вот почему ему пришлось, скрепя сердце и ожесточенно матюкаясь, выложить последние гроши за почти новое, дешевое и явно украденное у кого-то стекло. К великому огорчению пенсионера, тонировочная пленка на его автомобиле оказалась высококачественной, а потому ее можно было сдирать исключительно вместе со стеклом.
Александр Саливонович позабыл многие статьи тщательно изученной им Конституции, пока накастрюлил бабок, чтобы вернуть расходы из-за очередного ведомственного постановления, оплатить штраф и даже заработать на пару упаковок адельфана. Если бы не это лекарство, господин Шматько давно бы переселился туда, где права водителя были бы столь остро нужны, как обязанности гражданина.
После нехитрых арифметических подсчетов господин пенсионер понял: если он будет кастрюлить по двенадцать часов в сутки, то хватит На хлеб, молоко, лекарства, и даже изредка можно будет побаловать себя луком с требухой. При условии, что его драндулет не рассыплется от такой усиленной эксплуатации, а бензин в который раз не подорожает.
Александр Саливонович долго вздыхал, прежде чем расколоться на подарок внуку и еще туже в прямом смысле слова подтянуть брючный пояс. Игрушка «Мороженое в стаканчике» была недорогой и очень красивой. Внук господина Шматько был еще слишком мал, чтобы подозревать: когда-то на свою пенсию дед мог купить ему мешок такой радости и при этом не садиться на двухнедельную жесткую диету.
Господин Шматько, честно отпахав сорок шесть лет, считал себя обеспеченным до гробовой доски — сто тридцать два рубля пенсии, шесть тысяч на сберкнижке, сорок копеек лекарство, самая символическая в мире квартплата, два рубля — десять буханок хлеба. Пенсионер заблуждался по поводу своей спокойной старости, а как известно, каждая ошибка имеет свою цену, особенно во времена бурного строительства очередного светлого будущего.
Войдя в парадное своего дома, Александр Саливонович удивился. И было отчего. За целый день никто почему-то не удосужился помочиться в угол парадного. С тех пор, как общественные сортиры стали платными, многие граждане принялись рассматривать подворотни и парадные в качестве одной из мер по социальной защите населения. Кроме того, в почтовом ящике, приколоченном к двери, находилась какая-то бумага. Господин Шматько давно не выписывал никакой прессы, с тех самых пор, когда газеты перестали стоить по три копейки. Сегодня самая дешевая обходилась раз в десять дороже, зато на свою пенсию господин Шматько мог купить не двадцать пять канистр бензина, как во времена проклятого застоя, а всего четыре. Александр Саливонович постоянно занимался такими сравнениями, но, кроме резких скачков кровяного давления, другой пользы они не приносили.
