Татьяна Степанова - Ключ от миража
Она щелкнула своим автоматом — свет в квартире тотчас погас. Секунду созерцала содеянное, соображая: выключить-то легко, тут и дурак догадается, как потом дать свет. Но все будет сделать гораздо сложнее, если отсоединить… Катя поднялась на цыпочки и недрогнувшей вредительской рукой в перчатке полезла в провода — если отсоединить вот эту клемму, белый провод, то… Отсоединила, щелкнула включателем — свет не зажегся. Отлично, полный порядок!
Она спустилась на четвертый этаж. В квартире Гринцеров играли на рояле — однообразные сложные упражнения на беглость пальцев. Катя подкралась к электрощиту. Ага, тут прямо на щит подключен толстый белый провод, ведущий в квартиру Герасименко. Это наверняка от стиральной машины.
Рассуждала она примерно так: домашнее болото надо всколыхнуть — факт. И лучшего средства для этого, чем небольшая бытовая авария, еще не придумано. Ведь ничто так не сближает и не сплачивает соседей, как общие коммунальные беды — протекающая крыша, неисправная канализация, внезапно и необъяснимо погасший свет. А уж если на момент аварии в доме остались одни только беспомощные, беззащитные женщины, то…
Катя с чувством собственного превосходства безбоязненно потянулась к проводам. Вот сейчас.., сейчас мы тут устроим маленький трах-тибидох, как выражается «драгоценный В.А.». Ну, уж если и эта электрошоковая терапия не оживит здешнюю ауру, то…
Сзади послышался какой-то звук. Катя обернулась: никого. Темная лестница, безмолвно застывший между этажами лифт. Звук был какой-то странный, шедший непонятно откуда — снизу из подъезда или сверху, с чердака, — тихое и глухое, слабое шипение, словно совсем рядом кто-то наступил на хвост издыхающей гадюке или не завернул вентиль газового баллона… Но газом на площадке не пахло. И шипение стихло. А может, просто послышалось или это шуршал ветер на чердаке под крышей?
Катя отсоединила клеммы, быстро закрыла щит и ринулась к себе на пятый этаж. Юркнула в квартиру и замерла в ожидании. Чувствовала она себя самым настоящим диверсантом. Из квартиры Вишневской по-прежнему не доносилось ни звука. А вот внизу на четвертом хлопнула дверь. Катя стянула резиновые перчатки, сунула их в ящик для обуви — такая улика, как же она о ней-то забыла! Вышла на лестничную площадку. Голоса снизу: «Свет погас. Надо же… И у вас тоже? И у меня».
Женщины четвертого этажа отреагировали на аварию мгновенно. А вот соседка Алина по-прежнему безмолвствовала. Катя нажала кнопку ее звонка. Звонок не работал — черт, свет же отключен. Постучала. Никого. Где же это с утра носит куколку-Алину? Из дома она вроде бы не выходила. Может, вообще не ночевала сегодня? «А может, она у Литейщикова на седьмом?» — подумала Катя.
«Может, что-то с пробками?» — послышался снизу старческий скрипучий голос. Катя вприпрыжку с самым невинным и самым растерянным видом спустилась по лестнице. Возле щита она увидела всех, кто ей, собственно, и был на сегодня нужен, ради кого эта вредительская акция и затевалась, — Аллу Гринцер и Светлану Герасименко. Обе были одеты по-домашнему. На лестничной площадке было темновато. Катя сверху посветила фонариком.
— Доброе утро, — громко поздоровалась она. — У меня свет вдруг погас ни с того ни с сего. У вас, кажется, тоже?
— И у вас? А мы думали, это только на нашем этаже. — Из квартиры вышла Надежда Иосифовна Гринцер. Она была одета для улицы — в сапоги, норковую шапку-шляпу и старую, но все еще недурно сохранившуюся каракулевую шубу, которая, судя по ее фасону, была куплена в ГУМе еще в середине семидесятых.
— Добрый день, — еще раз вежливо поздоровалась Катя. — Я ваша новая соседка. Может, и правда что-то с пробками?
— Представляете, собираюсь к врачу, одеваюсь, прихорашиваюсь — говорят, врач-мужчина и совсем еще не инвалид, а тут свет гаснет, — величественным басом пророкотала Надежда Иосифовна. — Алла, а где мой полис страховой? Не забыть бы. Ничего в этой темноте не видно!
— Мама, может, останешься, не пойдешь? — Алла Гринцер робко открыла электрощит. — Слушайте, а кто знает, где тут эти пробки?
— Ну, как это не пойдешь? А лекарства? Я же к невропатологу записана на десять. И так две недели талон взять не могла. Спасибо вон Клавдии Захаровне, она меня попутно записала, успела… Так, полис в сумке, а… А где моя палка? Она же вот тут всегда стояла, за ковром!
— Давайте я вам посвечу, хотите? — предложила Катя.
— Большое спасибо, девушка, заходите… Осторожнее, не споткнитесь, у нас тут такой разгром. Все никак с переезда не разберемся. — Надежда Иосифовна доверчиво посторонилась, пропуская Катю с ее допотопным фонариком в коридор. Катя почувствовала запах духов «Красная Москва». Ну, конечно, как же иначе. Судя по возрасту Надежды Иосифовны, это были духи ее молодости.
Желтое пятнышко света скользило по стенам — Катя водила фонариком. Так.., вешалка, на ней только женская одежда — дубленка, пуховая куртка, еще одна куртка, серое демисезонное пальто из плащевки, столь любимое пенсионерками. И обувь в коридоре только женская — сапоги, ботинки, тапочки.
— В коридоре палки нет, — Надежда Иосифовна всплеснула руками. — Ну конечно же, я ее в комнате оставила.., девушка, милая…
— Меня зовут Катя.
— А меня Надежда Иосифовна, а дочку мою Алла, прошу любить и жаловать… Катенька, не сочтите за труд, вон там в комнате посмотрите сами, посветите.., а я… Ой, а где же мои очки? Ведь я только что их сняла, в руках держала!
— Мама, очки я положила в сумку, — откликнулась Алла и обратилась к Герасименко, стоявшей на пороге своей квартиры:
— Света, а если я вот так попробую?
— Нет, и так не горит, — откликнулась Герасименко. Катя, светя фонариком, прошла по узкому, как ей показалось, еще более узкому, чем даже у нее, коридору в комнату. Так, сколько же тут мебели, ступить некуда… Рояль? Ах вот в чем дело. Мебели как раз не так уж и много, просто красавец-рояль занимает столько места. В этой полутьме тщательный осмотр, конечно, не проведешь, но хотя бы попробовать осмотреться надо… Диван, нераспакованные картонные коробки, старинная ваза с букетом сухих роз на рояле, фотографии в рамках… Торшер — тоже старинный, на кованой бронзовой подставке, кресло, книга на кресле — «Черный принц» Айрис Мердок, очки, еще одни очки, подставка для газет, пухлая стопа нот, какая-то черная шкатулочка… Телевизор «Филипс» на столике в углу. Хотя кто сказал, что это «Филипс»? Может, «Панасоник»? У стены изящная старинная горка из красного дерева с посудой, картины на стенах — пасторальные пейзажи конца прошлого века, на втором кресле у окна — шерстяная белая шаль из тех, что обычно самостоятельно плетут крючком по самоучителю вязания…
— Ваша палка здесь, у рояля. — Катя взяла в руки палку из темного полированного дерева с металлической ручкой. Ручка по форме напоминала маленький, изящно выгнутый топорик.
— Сама оставила, сама позабыла. Память становится как решето, — жаловалась Надежда Иосифовна. — М-да, возраст-возраст… Спасибо вам большое за помощь, Катенька.
— Не за что. — Катя вернулась, вручая ей палку. Желтое пятнышко от ее фонарика снова скользнуло по стенам коридора. Нет, и здесь, как и в комнате, нет ни одной вещи, принадлежащей мужчине.
— Мама, ну, может, все-таки не пойдешь? — снова спросила Алла.
— Уже иду, лечу, ты что, разве не видишь? А то потом еще месяц к нашему эскулапу не запишешься. — Надежда Иосифовна царски элегантным жестом надвинула на брови норковую шляпку и вдруг снова спохватилась:
— А лифт-то… Девочки, а лифт работает, кто знает?
— Я знаю, работает, — раздался из серой мглы коридора тонкий детский голосок.
Катя увидела Павлика Герасименко. Он был в детской пижаме — голубой с синим зайцем на груди — и босиком.
— Ох ты, золотко, спасибо, все-то ты знаешь, умничка… А что же ты без тапочек? — Надежда Иосифовна покачала головой. — Света, посмотрите-ка… Нельзя, нельзя, Павлик, надо одеваться, пол смотри какой холодный, простудишься.
— Я тапки под диван засунул. Свет выключился, и у меня компьютер погас, — Павлик поджал одну ногу.
— Давайте я вам лифт вызову. — Катя пошла к лифту и светила фонариком, пока Надежда Иосифовна, медленно переступая, шествовала от двери.
— Что ж, девочки, не отчаивайтесь, звоните в ЖЭК, — бодро напутствовала она их, прежде чем двери лифта закрылись.
— Звоните.., как? У нас телефон тоже выключился, он же от сети, — Алла кивнула куда-то в коридор.
— И у меня тоже, — сказала Светлана Герасименко. Кате почудилось, что она слышит в ее тихом голосе радостные нотки. Надо же, чему ж тут радоваться-то? О своем мобильнике Катя пока решила «позабыть». Быстрый приход электрика в ее вредительские планы совсем не входил.
— Может, это во всем районе свет отключили? — спросила она неуверенно.
— Может быть, — Алла Гринцер снова щелкнула выключателем. — А может, это только наша линия. Подождите, а ну-ка… — Она направилась к двери одиннадцатой квартиры. «К Сажину», — отметила Катя. Алла Гринцер нажала кнопку звонка, звонок работал, но… — Звонит, значит, свет есть, только вот хозяина нет. — Алла Гринцер вздохнула. — Женя, он во всем этом хорошо разбирается… Но нет, не судьба, его дома уже нет.
