Владимир Колычев - Блатные псы
Но его пугал не столько срок, сколько сама тюрьма. Это территория Лукомора, и он не упустит случая взять реванш. Загонит его в угол и отожмет весь бочаровский бизнес. Он может, он все может…
Никиткин до хруста в зубах стиснул челюсти. Ну, почему он не поехал охотиться в Москву? Зачем вообще занялся этим непотребством? Просили же его, уговаривали сидеть ровно…
– Откуда ты свалилась на мою голову? – озлобленно процедил он.
– Я свалилась?! Ну, ты точно Фраер! – чувствуя за собой силу, откровенно издевалась над ним Юля.
Увы, но он должен был стерпеть и это унижение, только выдавил из себя:
– Мне проблемы не нужны.
– Мне тоже! А ты мне нос сломал!
– Починишь! – Он выгреб из бумажника все деньги, которые у него были.
– Откупиться хочешь! Не на ту нарвался! – язвительно ухмыльнулась Юля.
– Сколько надо, столько и получишь…
– Сколько надо, ты получишь! За то, что вытворял тут со мной!
– Ты сама виновата…
– Я?! Ну, ты и козел!
– У тебя есть родители?
– Что?! – опешила Юля.
– Ты переживаешь за них?
– Ну, ты и!.. – Юля запнулась – страшно ей стало. За родных и близких страшно… Наверняка она знала, почему Одинцов сел в тюрьму, и понимала, почему сам Леонид остался на плаву… И саму ее он мог подставить, и ее родителей обидеть, а ему за это ничего не будет…
– Ну, так что, договорились?
Она податливо кивнула.
– Я тебя не бил, я тебя совращал.
– Ну, хорошо…
– А деньги можешь забрать.
– Да не нужно мне…
Леонид покачал головой. Не нравилось ему поведение Юли. Если человек отказывается от денег, значит, он что-то задумал. Уж кто-кто, а он хорошо знает подлую людскую сущность…
Притворяется она, камень за пазухой держит, чтобы отдать его Кустареву. Или все-таки с ней можно будет договориться?
Глава 26
Снова Никиткин. Снова эта мразь на горизонте… Надо было звонить Одинцову, но Гриша пока воздерживался. Не хотелось быть лохом в глазах начальника.
Он хотел только узнать, с каким Сашей встречалась Юля, а она села в машину к Никиткину. И это для него удар ниже пояса, он до сих пор не может дышать полной грудью. Но машину ведет уверенной рукой.
Не будет он звонить Одинцову. Сам проследит за Юлей, пробьет ситуацию… Может, она ни в чем не виновата, а он обвинит ее во всех смертных грехах. Как потом ей в глаза смотреть…
«Гелендвагены» свернули с шоссе на проселок, который через сосновую рощу вел к элитному поселку. Может, Фраер жил здесь, скрываясь от уголовного розыска и лукоморской братвы? Не зря же, пока пахло жареным, Одинцов не мог найти Никиткина. Фраер был где-то рядом, но в руки не давался. Возможно, дом у него в этом поселке. Туда он и вез Юлю. Ясно, для чего…
Но машины свернули с дороги, не доезжая до поселка. Они углублялись в рощу по дрянной лесной дороге, пока не уперлись в тупик.
Не успел Одинцов остановить машину, как арьергардный «Гелендваген» сдал назад и, быстро набирая скорость, устремился на него. Он тоже включил заднюю скорость, стал разгоняться, чтобы уйти от столкновения. Но не ушел. «Гелендваген» настиг его. Причем столкновение было такой силы, что у Гриши раскрылась подушка безопасности.
Подушка эта должна была обезопасить, но, увы, сыграла с ним злую шутку. Она помешала ему достать оружие и достойно встретить врага. Бойцы Никиткина выскочили из машины, набросились на него, вытащили из салона и швырнули на землю. Заломали, стянули руки за спиной пластиковыми лентами. И еще стреножили его, заклеили рот и забрали телефон, оружие. Потом запихнули в машину, посадили рядом с Юлей, которая тоже была связана. Она отчаянно мычала и дергалась, а Никиткин, сидевший на переднем сиденье, ехидно ухмылялся, глядя на Кустарева. Но в его глазах улавливалась тревога и даже страх. Он боялся попасть впросак. Знал, что за Гришу могут конкретно спросить, потому и боялся.
К машине подошел его начальник охраны. Он открыл переднюю правую дверь, и Гриша услышал его голос:
– Не звонил он Одинцову. Ближайшие три часа никому не звонил.
– А спутниковая сигнализация в машине?
– Спутниковая сигнализация есть… Пока есть… Нормально все будет.
Начальник охраны ушел, а Никиткин торжествующе посмотрел на Кустарева:
– Слышал, нормально все будет… Для меня нормально будет. А с тобой решать будем. И с тобой, и с этой шлюхой. – Он презрительно усмехнулся, глянув на Юлю.
Та в ответ возмущенно замычала и даже ударила коленками по спинке правого переднего сиденья.
– Все, что угодно сделаю, дяденька, только заплатите! – передразнил ее Никиткин. – А что угодно, это знаешь что? Догадываешься, да? И ты за эту шлюху застрелить меня хотел…
Гриша удивленно вскинул брови. Не собирался он стрелять в этого козла. Во всяком случае, прямого намерения не было. И кривая не вывела его на возможность выстрела, к сожалению…
– Пришлось, как видишь, тебя нейтрализовать. Прошник не смог этого сделать, и где он? – глумливо усмехнулся Никиткин. – Застрелил его твой начальник. И ты такой же бешеный, как Одинцов. Прокуратуры на вас нет. Ничего, будет!
Открылась задняя дверь, и Кустарев увидел парня в черном костюме. С бездушным выражением лица он всадил ему в ногу, прямо через ткань брюк, шприц и без всякого зазрения совести выдавил в плоть содержимое.
Сначала на голове у человека выросли рога, затем вытянулся и округлился в пятак нос, после чего эта дьявольская физиономия искривилась и рассыпалась на мелкие разноцветные квадратики. А потом все исчезло…
Молчит мобильник. Вызов запрещен. Это значит, что телефон отключен. И через электронный планшет на Кустарева выйти не удалось. Ожогин связался с охранной компанией, которая обеспечивала работу спутниковой сигнализации, и узнал, что сигнал от машины пропал. Но вместе с этим он узнал координаты места, с которого сигнал поступил на пульт в последний раз.
На это место они с Ожогиным и отправились.
Время позднее, темно, сосновый бор, убитая лесная дорога. И какого черта Кустарева сюда занесло?
Машины не было, но Максим назад не повернул. Он обследовал дорогу, и луч фонаря высветил мелкие осколки стекол. Свежие осколки. И следы от колес тоже сегодняшние. Судя по всему, одна машина врезалась в другую. Следы от колес, отпечатки обуви. Надо слепки делать, экспертизу проводить…
– Что скажешь? – обращаясь к Ожогину, спросил он.
– Замели Гришу.
– Кто?
– А есть варианты?
– Даже самые фантастические…
Не нравилась Одинцову возня вокруг Фраера. И Саньков его выгораживал, и Якиров. Нельзя Никиткина трогать, пока нет доказательств его вины. А доказательства уже, судя по всему, никто не ищет…
Но, может, Кустарев что-то нарыл. Он парень самостоятельный, и нюх собачий у него есть. Он мог на Никиткина выйти, за это мог и поплатиться. Но кто его наказал? Или сам Фраер, или… Максим не очень удивится, если за похищением Кустарева стоит Якиров. Хотя это вряд ли. Скорее всего, Никиткин…
– Но фантастику пока оставим в покое. Поехали!
Через час с небольшим он остановил машину возле особняка, в котором жил Никиткин.
Фраер вернулся в город: решил, что бояться ему здесь некого. И убоповцы подрезали Лукомору крылья, и сам Никиткин с ним договаривался. Вражда между вором и Фраером никуда не делась, но конфликт уже не горит, а тлеет. И Одинцов переселил себя, решил отказаться от планов, которые строил против этого ублюдка. Саньков говорил с ним, намекал, что у него могут возникнуть серьезные проблемы из-за Фраера. Вдруг Нестроев и Гаврилин откажутся от своих показаний, вдруг Максима вновь обвинят в убийстве Прошника и Волхова. На этот раз оснований для задержания не будет, но с должности его могут подвинуть. Или даже со службы попросить… В общем, накалилась обстановка, нельзя нагнетать градус. Может, потому и распоясался Фраер…
Дом у него большой, забор высокий, во дворе охрана, собака. И у ворот стоял крепкого сложения парень в черном бронежилете поверх униформы. Одинцов подошел к нему, спросил, где Никиткин.
– Мы такую информацию не предоставляем, – покачал головой боров.
– Я же представился, – удивленно повел бровью Одинцов.
– А постановление у вас есть?
Максим едва сдержался, столько в нем сейчас было злости и силы, что он запросто, казалось, мог пробить кулаком не только пресс на животе охранника, но и сам бронежилет.
А злился он прежде всего на самого себя. Была же у него мысль посчитаться с Фраером. Без оглядки на закон свести с ним счеты… Намерения были самые серьезные, но духу не хватило. Разум возобладал над инстинктами, но именно это и злило. Что, если, оборзев от безнаказанности, Фраер погубил Кустарева? Максим никогда себе этого не простит.
– Где Никиткин?
