Натиг Расулзаде - Убийцы
— Есть шамайка, — подойдя к нему, тихо произнес вороватого вида мужичок, весь пропахший рыбой, показывая хвост шамайки из кармана задубевших от грязи брюк.
Самеду очень хотелось есть, но в тюрьме его приучили к чистоте и порядку (процедура принятия пищи должна была проходить — по понятиям начальства учреждения закрытого типа, которое оно привило и контингенту — как минимум не в антисанитарных условиях), и он вынужден был отказаться от соблазнительного предложения, успокаивая себя тем, что купит в булочной что-нибудь вкусное, чистое, мягкое и очень съедобное. Не то, что эта подозрительная шамайка, наверняка уже побывавшая в чьей-то пасти.
С непривычки, или скорее оттого что отвык, он захмелел от кружки пива и ему вдруг захотелось обнять парней, что стояли вокруг его столика, пока что мирно беседуя и потягивая пиво смешанное с водкой, бутылку которой один из молодых людей каждый раз вытаскивал из кармана пиджака. Их было трое, и были они на вид гораздо моложе Самеда. У одного на лацкане пиджака имелся значок, но как Самед ни приглядывался, не смог определить, что там такое написано, на этом, мать его, значке. Парень, заметив его взгляд, взялся за значок и приблизил его к лицу Самеда.
— Первый разряд по гребле, — сказал он.
— Здорово! — сказал Самед, — Век воли не видать! А разве тут есть море?
— Нет, — сказал другой парень, — Он жил у моря… Там и стал чемпионом по гребле…
— Каким еще чемпионом, — ухмыльнулся гребец, — всего лишь первый разряд, — но видно было, что ему стало приятно от слов товарища, он поднял свою кружку, — За твое здоровье! — сказал он Самеду, и все трое чокнулись с ним тяжелыми пивными кружками.
Самед допил остатки пива на дне кружки, и теперь не знал, что делать дальше. Ему стало хорошо, совсем хорошо, он бессознательно улыбался, глядя на своих новых знакомых.
— Сам ты откуда будешь? — спросил друг чемпиона, — На местного не похож. Погулять приехал?
— У нас можно погулять, — подхватил чемпион, — Девки у нас красивые в городе. Даром что глубинка.
Третий из парней молчал, слушая их.
— Или в командировку? — спросил друг чемпиона, — Ты не похож на командировочного.
— Нет, — сказал Самед, продолжая улыбаться, — Я тут в тюрьме сидел.
Ребята некоторое время осмысливали его слова.
— Давай я тебе пива принесу, друг, — сказал вдруг молчаливый, — пиво с водкой, а? Хорошо будет.
— Нет, спасибо, — сказал Самед, — Мне уже идти надо. Где тут у вас больница?
— Какая больница? — удивился чемпион.
— Которая поближе, — сказал Самед.
Все трое стали сбивчиво объяснять ему, он сам стал вспоминать улицы, по которым пришел сюда, но махнул рукой и, не слушая парней, вышел из прокисшей пивной под удивленными взглядами новых знакомых, ощущая небольшую изжогу в груди. На улице он глубоко, с удовольствием вдохнул свежий воздух; неподалеку был уютный зеленый скверик, Самед направился к нему и уселся отдыхать на скамейке. Посмотрел на часы: до конца рабочего дня Софьи оставалось еще много времени, и он стал придумывать, чем бы себя занять. На противоположном конце сквера из киоска торговали яблоками. Самед подошел, купил два больших яблока и, вытерев их об рукав пиджака, сел на скамейку и стал есть. Мимо торопливо прошла ватага девушек, все разговаривали разом, перебивая и не слушая друг друга. Проходя, обернувшись, они посмотрели на Самеда с двумя яблоками — одно он держал в руке, прижав к впалому животу, другим аппетитно хрустел — девушки вдруг замолчали, потом весело, громко рассмеялись. И Самед невольно улыбнулся им.
«Студентки, наверно, мать их… Молодежь… — подумал он, будто забыв, что и он не пожилой еще, — Смотрят. Кавказцы здесь, видно, редко попадаются…»
За годы отсидки он отвык общаться с женщинами, но про себя подумал, что неплохо было бы завязать с этими веселыми, милыми девушками хотя бы мимолетное знакомство. «Девушки, подождите! Хотите яблоко? А оно мытое? Ха-ха-ха! Нет, вытертое об рукав пиджака. Ха-ха-ха! А куда вы идете? В институт. А вы? Нет, я институт уже закончил. А как на базар пройти? А вы зеленью торгуете? Ха-ха-ха! Нет, собой. Ха-ха-ха! А можно вас проводить до института? Только взглядом. Ха-ха-ха!..». Ну и так далее, все что можно было бы наплести в непринужденном легком разговоре, если бы у него было хоть немножко смелости, нахальства, умения общаться… Он с сожалением проводил девушек тоскливым взглядом. Потом вспомнил, что в самом деле неплохо бы до встречи в Софьей, пойти посмотреть на их рынок. Стал спрашивать прохожих. Отвечали охотно. Разузнал и направился. «Может, земляков встречу», — подумал он, хотя не понимал, зачем ему это…
Но на рынке вместо земляков он неожиданно встретил Софью. Она покупала маринованные огурцы, и ему на ум не ко времени и месту пришла нецензурная поговорка, которую он нередко слышал у себя на родине. Не будем её приводить, чтобы не шокировать публику, еще не успевшую посидеть в тюрьме. Он неслышно подкрался к ней сзади.
— Огурчики покупаем во время рабочего дня, — вкрадчивым голосом, чтобы не напугать, произнес он.
Но она все равно испугалась.
— Ой, мамочки! — вскрикнула она, чуть не выронив покупку в целлофановом пакете, — Как вы меня…
— Не хотел, честно, не хотел, век воли… — сказал он и вовремя остановился, — Вы что же, не на работе?
С этой женщиной он теперь чувствовал себя раскованно, как со старой знакомой, хотя утром, когда говорил с ней на остановке в ожидании автобуса, такой раскованности не наблюдалось. Это случилось оттого, что сейчас он не думал, что хочет её, что хорошо бы обладать ею и желательно поскорее, и разговаривал, как с давней подружкой, с которой каждый день встречаешься то тут, то там.
— У нас перерыв, — сказала она, — Вот, девчонки послали за закуской…
— Вы что же, выпиваете на работе? Ай-яй-яй! Общественность не осуждает?
— Да нет! Какое там! На нашей работе не выпьешь…
Он, поймав её на слове, моментально решил воспользоваться.
— Тогда я приглашаю вас выпить со мной после работы. Идет? — и мысленно похвалил себя за находчивость.
Она, не отвечая, посмотрела на него. На этот раз более внимательно, чем обычно. Оглядела с ног до головы. Его старый костюм, старые же, но хорошо сохранившиеся ботинки не по погоде, рубашку…
Он проследил за её взглядом. «Может, ей трусы показать?». Улыбнулся. Доброжелательно, как ему казалось. В последние годы на такую улыбку у него наблюдался острый дефицит.
— По одежке встречают, — подсказал он, подытоживая её обзор, и сам подивился своему необычному в экстремальных ситуациях, когда по привычке одолевало косноязычие, остроумию.
— Да, да, — согласилась она, — А что, готовится какой-то неожиданный сюрприз?
Это его подбодрило, почти как обещание.
— Может быть, — произнес он неопределенно, стараясь оставаться загадочным насколько это возможно.
Они шли в сторону её больницы, и она вдруг сказала:
— А хотите огурчик?
— С удовольствием!
И она протянула ему крепкий, маленький, остро пахнувший огурец. Он с удовольствием взял и захрустел им. Она с улыбкой глянула на него.
— Вкусно?
Он кивнул и, прожевав, сказал:
— У нас лучше делают. Молокане.
— Я пришла, — сказала она.
— Хорошо, — сказал он. — Вечером увидимся? После работы, а? Я вас тут подожду. Ладно?
Она, выждав для приличия паузу, молча кивнула и пошла к дверям больницы с треснувшей вывеской «Городская больница №…», а вместо номера — зияющая дыра, похоже от брошенного камня. Видно, кому-то не понравилось обслуживание в городской больнице номер… — подумал он.
Уже в дверях она вдруг обернулась и спросила его:
— А вас как зовут?
— Са…
— Софья! Поскорее, перерыв кончается!
Почти одновременно закричали две женщины в белых халатах, высунувшись из окна на втором этаже, и его неоконченное имя потонуло в их крике.
Она заторопилась, вошла в дверь, слабо махнув ему рукой на прощанье.
И снова он почувствовал себя ужасно одиноким. Зэки, с которыми он сидел — среди них были неплохие ребята — дали ему адресок своих подельников на случай, если ему понадобится что-нибудь, он помнил и адрес, и имена, но с самого начала решил, что не воспользуется ими, зачем они ему, он не собирается ни грабить, ни воровать, может даже он уедет в свой город, где живет его мама и ждет его, посмотрим, еще не решил, жизнь покажет, посмотрим, в какую сторону повернет, куда потечет… Но сейчас он вдруг почувствовал себя настолько одиноким, что даже был бы рад вновь очутиться в камере, где провел четыре года, где завел дружков, заработал врагов и недоброжелателей, все правильно, все естественно, как же иначе… Он шел бесцельно по улице, поглядывая по сторонам, на витрины магазинов, на прохожих, на проезжающие машины и автобусы, вот девочка на велосипеде, тощая, как велосипед, длинная коса болтается по спине, а вот пирожки продают на улице, он подошел, купил два пирожка, продолжил неторопливо свой путь, поедая пирожки, провожая взглядом женщин, некоторые из них тоже останавливали на нем взгляд; он невольно сравнивал этих женщин с Софьей, с которой ему предстояло свидание, и часто от такого сравнения Софья проигрывала, но ничего, много ли ему надо, женщина как женщина, все при ней… Он с нетерпением ожидал конца рабочего дня, рисуя заманчивые картины свидания, от которых прямо на улице неприлично возбуждался, но вид голой женщины, которую он мечтал обнять, снова и снова вставал перед мысленным взором, и он ничего не мог поделать. Порой вкрадывались неприятные мысли: а вдруг она не одна, он же ничего об этом не спрашивал у неё, а вдруг дома муж, или у неё есть любовник, и тогда все напрасно, все его нетерпеливое ожидание, все встреченные на улице и пропущенные женщины, с которыми он мог бы познакомиться, может даже — мог бы легко познакомиться, потому что тоже посматривали заинтересованно, не пришлось бы потом пожалеть; но он вовремя вспомнил о процентном отношении женщин и мужчин в этом городе, о чем ему, провожая, сообщили товарищи-сокамерники, и это процентное отношение немного успокоило его. Кому она нужна, уже не очень молодая женщина, — пренебрежительно подумал он о своей новой знакомой, — когда вокруг так много юных, красивых, доступных? Но нужна она была кому-то или не нужна, тем не менее, за час до конца рабочего дня он уже стоял возле больницы, где Софья работала.
