Фридрих Незнанский - Грязные игры
Это еще зачем? — удивился Валера.
Э-э, — махнул рукой Караханов, — молодые люди, любовь, туда-сюда, не дай Бог, она забеременеет. Что тогда? Считай, все коту под хвост. С беременной женщиной лучше не связываться. Она что захочет — то и будет делать. И ничем ее не заставишь. Так что только деньги потеряем.
Валера молчал.
Ты не беспокойся, — похлопал его по руке Караханов, — я о ней буду, как о дочери, заботиться. Сам понимаешь...
Куда же мне ехать? В Астрахань?
Нет. О чем ты говоришь? Про свою Астрахань забудь уже. За границу езжай.
Как это? — испугался Валера. Мысль о загранице по тем временам была почти что крамольной.
Очень просто. Отправлю тебя на ПМЖ.
Куда? — не понял Валера.
На постоянное место жительства, — объяснил Караханов. — В Израиль. Сделаем тебе визы, поживешь, посмотришь. Может, и возвращаться не захочешь.
Я не хочу в Израиль!
Ну, не поедешь, — пожал плечами Караханов, — доедешь до Вены, а там выберешь, куда дальше податься. Многие в Америку едут. В Америку хочешь?
Кто же тогда не хотел в Америку?! Валера кивнул. Отказываться от такого шанса он не мог.
Слушай, я тебе плохого не хочу, — продолжал Караханов, — пойми меня правильно. Если бы ты был в Москве один такой, я бы сказал: пожалуйста, дорогой, работай, зарабатывай. Но если я сейчас тебе позволю, завтра еще двести человек приедут. Умных людей у нас много. Как и талантливых певцов.
Он тяжко вздохнул.
...Очень много. Поэтому нельзя тебе оставаться. И я, старший, тебя как брата прошу: уезжай. А то хуже будет.
И Валера решился:
Хорошо. А сколько я получу?
Пятьдесят, — быстро сказал Караханов.
Чего? — не понял Валера.
Пятьдесят тысяч.
Это смешно, пятьдесят тысяч мы зарабатываем за два месяца.
Пятьдесят тысяч долларов.
Для Валеры, который только-только тогда прикоснулся к большим деньгам, это была фантастическая сумма. За прошедший год он сумел отложить только примерно ее десятую часть. Тем не менее он поморщился и повысил ставку:
Давайте сто.
Караханов с уважением потрепал его по щеке:
А ты настырный. Люблю настырных. Ладно, дам тебе семьдесят. И билет оплачу. Так ты куда поедешь?
А где лучше?
Тебе, наверное, лучше в Америку. А я больше Израиль люблю. Там тепло, фрукты, море, женщины красивые.
Караханов мечтательно закатил глаза.
...Через две недели Валера уже летел в самолете Москва — Вена. Фатиме он ничего не сказал — и как бы он ей объяснил, что элементарно продал ее Караханову.
«Ничего, привыкнет», — успокаивал себя Валера. И надо сказать, быстро успокоил. Его ждала новая жизнь.
Кроме того, его радовала мысль, что он все-таки утер нос королю шоу-бизнеса...
Сигарета догорела до самого основания, но нервы не успокоила. Патрик Норд бросил ее в пепельницу и сразу же достал новую.
Это черт знает что! — произнес он вполголоса.
Нет, он не может просто так сидеть сложа руки! Сначала Жора, потом хоккеисты. Не говоря уже о... Но это, впрочем, он предвидел. И был готов.
А если так будет продолжаться, то, пожалуй, можно считать, что он проиграл...
Нет! Этому не бывать. Он еще никогда в жизни не проигрывал. Шел на компромисс — такое бывало. Но проигрывать...
Патрик Норд снял трубку.
Слушаю, мистер Норд, — донеслось из нее.
Джон, закажите билет на завтра в Москву.
На какое время?
Самый ранний рейс.
Обратную дату проставлять?
Нет. Оставьте открытой.
Положив трубку, Патрик Норд по очереди открыл несколько ящиков своего стола. Наконец он выудил из множества бумаг обтрепанную красную книжечку. Это был советский паспорт на имя Валерия Мунипова...
21 час
Москва,
Генеральная прокуратура РФ
Когда я вышел из прокуратуры, уже почти стемнело. И поэтому не сразу заметил, что сразу же, как только я оказался на улице, из машины, припаркованной на противоположной стороне улицы, вышел высокий человек в светлом плаще и торопливо пошел ко мне.
Гражданин Турецкий! — негромко позвал он, оказавшись в нескольких шагах от меня.
Я обернулся:
Да, это я.
Я вас давно здесь жду. Моя фамилия Стриж.
Стриж?
Да, Стриж. Александр Эдуардович.
Вот это неожиданность! Так вот он какой, этот миллиардер, если, конечно, верить газетной статье, которую мне подсунул Меркулов. Председатель Российского фонда спорта. На его месте я бы еще долго не показывался в Москве. По крайней мере до тех пор, пока не окончится этот отстрел крупных спортивных функционеров. А может, он уже окончился? Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить...
Очень хорошо, что вы вернулись из командировки. Мы как раз хотели с вами встретиться.
Да-да, — как-то растерянно повторял он.
Может быть, зайдем в прокуратуру? Там и поговорим.
Мне бы не хотелось, — сказал он, глядя в сторону.
Почему?
Видите ли, я бы не хотел, чтобы о моей встрече с вами кто-нибудь знал. Или хотя бы догадывался.
Гражданин Стриж, прокуратура — это одно из самых безопасных мест в Москве. Кроме того, мы бы все равно вызвали вас повесткой.
Повесткой? — почему-то перепугался Стриж.
Ну да, — пожал плечами я, — конечно, повесткой. Что тут странного?
Нет... Ничего. Просто о том, что я нахожусь в Москве, еще не знает никто. За исключением двухтрех человек. И вас, разумеется.
Не беспокойтесь, — пошутил я, — мы проникнем в мой кабинет инкогнито.
Стриж недоверчиво посмотрел на меня, и я понял, что шутка моя неуместна. Потому что в глазах его был какой-то вселенский неизбывный страх.
Надо сказать, в отличие от своих бывших (а может, в недавнем прошлом и настоящих?) коллег Стриж не страдал той безобразной полнотой отставного спортсмена. Напротив, он был худым, даже сухощавым. Его лицо украшала небольшая бородка и очки в замечательной тонкой оправе. Вообще, он скорее походил на профессора, чем на спортсмена.
Пойдемте, — я взял его за локоть. Он послушно последовал за мной.
Эх, Ирина, сегодня тебе опять придется ужинать в одиночестве!
Ну вот, — сказал я, когда мы вошли в кабинет,— садитесь и рассказывайте, что вас привело ко мне.
Прежде всего... Я, собственно... я хотел спросить вас о Леве...
Я покачал головой.
Ваш сын порядочно влип. Попытка похищения, как вы понимаете, это не шуточки.
Конечно, про то, что он еще и участвовал в нападении на машину с хоккеистами, я не сказал.
Да, я понимаю. Но все-таки и вы тоже должны понимать. Он совсем молодой. Почти мальчик.
Почему они все называют его маленьким мальчиком? Я в его годы уже... К своему стыду, я так и не вспомнил, что именно я делал полезного для общества в его годы. Ну ладно, это не важно.
Вы взрослый человек, — строго сказал я, — и должны знать, что в нашей стране совершеннолетними становятся в восемнадцать лет. Поэтому он будет отвечать по всей строгости закона. Однако вы можете помочь следствию тем, что расскажете некоторые интересующие нас подробности. Кстати, почему он живет не с вами, а у двоюродного брата?
Стриж горестно вздохнул:
Это длинная история. Дело в том, что я развелся с женой, матерью Левы. Он в это время был в армии. Ну и у меня появилась другая женщина. А мальчик почему-то воспринял это очень болезненно. Не могу понять почему. Ну и ушел из дома.
А как ваша новая жена?
Ну до этого дело не дошло...
До чего?
До женитьбы. Мы в итоге расстались. Но Лева обратно не вернулся.
Ясно... Правда, подробности вашей личной жизни меня не слишком интересуют. Итак, я прошу вас помочь следствию.
Здесь, в кабинете, при свете лампы дневного света я еще раз убедился, что у Стрижа лицо чем-то очень напуганного человека.
Конечно, — сказал он, — в общем-то для этого я сюда и пришел. Но я еще раз прошу вас...
О чем?
Поймите, гражданин Турецкий...
Меня зовут Александр Борисович.
Поймите, Александр Борисович, — он чуть наклонился в мою сторону, — я боюсь.
Я кивнул.
Хорошо вас понимаю. Но давайте начнем с самого начала. Во-первых, как вы узнали, что именно я занимаюсь расследованием дел о недавних убийствах Старевича и Сереброва?
Это выяснить нетрудно. Я знал о том, что дело об убийствах Валентина и Володи ведете именно вы, еще в Женеве.
Ну ладно, — сказал я, про себя удивившись, что даже в Швейцарии не составляет никакого труда узнать о внутренних делах Генпрокуратуры. Лихо!
Я буду с вами откровенен. Мне кажется, что и на меня готовится покушение.
Понимаю ваши опасения. Два «С» уже в могиле. Остался третий? Не так ли?
Да. Это верно. Из нашей бывшей тройки остался я один. Но думаю, это просто совпадение.
Что именно?
Я хочу сказать, что вряд ли кто-то задался целью уничтожить весь состав той, старой команды ЦСКА.