Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание
Он обнял ее крепко в порыве признательности. Спустя несколько секунд она легонько отстранила его руку.
— Подожди. Сначала ответь на мой вопрос: кто ты такой?
Сергей откинулся на подушку, задумался.
— Все очень просто. Ты — женщина, поддерживающая огонь в очаге, а я мужчина, который приносит добычу… Охотник. И по призванию, и по должности. Одно время мне казалось, что можно заглушить в себе призывные инстинкты к поиску, к бегу, к преследованию… Но гены предков сильнее желания… Отец мой работал в МУРе, он и завещал мне эту страсть… — Он замолк, глянул на часы. — Уже десять! Мне же сегодня надо быть в Сергиевом Посаде… Встаем!
— Встаем! — весело откликнулась она…
Быстро позавтракали. Сунув в дорожную сумку два бутерброда («Всякое бывает!»), Сергей поцеловал ее. Тихо-тихо спросил:
— Как тебя звать?
— Ты разве не заметил, когда мы вдвоем, имена не нужны?.. Ладно уж, знай: Бета.
Весь долгий путь до Сергиева Посада — и на улице, и в метро, и в электричке — Сергея не покидало почти наркотическое состояние беззаботной веселости, словно он где-то вошел в невидимое хмельное облако и оно потянулось следом, не отступало, забавляясь своей легкой властью над ним.
Сергиев Посад встретил его пыльным зноем и лениво тающим в мареве колокольным звоном. Перед ним открылась большая-пребольшая, многолюдная деревня, где из продмагов, изб, сараев, заборов и крохотных ларьков выстраивалась бесконечная, путаная вереница старых улиц и переулков. Только Троице-Сергиева лавра зыбко парила над всей этой ветхой обыденностью как божественный мираж, созданный буйным воображением фанатичного отшельника. Видение было настолько ошеломляющим, что каждый, оказавшийся в центре города, воспринимал его как реальность, пока смотрел вверх. Но стоило опустить взгляд, и видение пропадало — возвращались упругие очереди, злые крики, бездомные собаки и кучи мусора.
Овощной магазин, в котором работал сын Климова, находился неподалеку от железнодорожной станций. Накрашенная девица с пухлым, как подушка, лицом и ржавого цвета волосами пробасила из-за грязного прилавка:
— Не было сегодня. А придет ли — не знаю. Если очень нужен, езжайте на Лесную улицу. Он там живет.
Пришлось ехать. Через весь город в переполненном автобусе. Лесная улица была как лесная просека: беспорядочные ряды деревьев, поднявшихся по краям тротуаров, и пышные высокие кустарники за оградами укрывали своей зеленью рубленые дома. Номера домов выведены масляной краской на почтовых ящиках.
У дома, где жил сын Климова, толпились люди, стояли две легковые машины и огромная, как фургон, «скорая помощь».
Хмельное облачко вспорхнуло и исчезло, в душе колыхнулось беспокойство. Он подошел к рябому старику, опиравшемуся на суковатую палку, спросил:
— Что случилось?
— Костю собутыльники ухлопали, — охотно ответил он. — Допился… Говорил я ему, не водись со шпаной…
— Костю? — Сергей не сразу понял, что старик говорит о сыне Климова. — Какого Костю?
— Хозяина этого дома, пьянчужку безответного…
Из дома вышел маленький лысый человечек в белом халате со старомодным саквояжем в руке. Вслед за ним вынесли носилки, вероятно с Климовым, тело его было плотно укутано бежевым покрывалом. Толпа притихла. А когда носилки проносили от калитки к машине «скорой помощи», зашевелилась, заохала, кто-то громко всхлипнул. С сухим равнодушным треском захлопнулись дверцы машины, взревел мотор. Многие стали нехотя, неудовлетворенно расходиться.
Сергей решительно направился к дому, вынимая из кармана удостоверение.
Но его остановил милиционер в новенькой, похоже, сегодня впервые надетой форме.
— Никого не положено пускать, извините. — И он, старательно придерживая носком ботинка калитку, крикнул в сторону дома: — Соловьев, позови капитана, тут из Москвы…
Вышел грузный, равнодушный и усталый капитан милиции, руки в карманах.
— Слушаю, — произнес приказным тоном и стал внимательно изучать удостоверение Сергея. — О, Москва уже здесь. Хороший нюх у вас, старший лейтенант.
— Наоборот, — виновато признался Сергей, — Я приехал поговорить с ним…
— Да, теперь с ним не поговоришь… Ну да ладно… Чего в нашем деле не бывает… Пошли в избу!
Сени, горница были в таком запустении, словно в доме жили бомжи, приходившие только на ночевку. Несло плесенью. Воздух был сырой и затхлый. В углах бутылки, консервные банки, старый, покрытый пылью мусор. У печки три тюфяка — один на другом — видимо, кровать хозяина. На тюфяках коричневая подушка и ветхий овчинный полушубок. Грубый самодельный стол из досок, две табуретки и широкий перекосившийся шкаф — вот и вся мебель сынка академика Климова. Окна были завешаны старыми тряпками, и от этого сумрак, царивший внутри, еще сильнее подчеркивал отпугивающую заброшенность.
— Значит, так, — начал капитан, — удар был нанесен справа по голове твердым предметом. Орудия убийства не нашли… Климов, как говорит врач, умер сразу же… Следов преступника пока обнаружить не удалось… Кое-что есть, но мелочь… Думаю, что какой-то его дружок-алкаш… — Видимо, не очень-то привычны были для капитана такие длинные речи. Он вытащил большущий платок из кармана кителя, промокнул лоб, щеки… — Если какие вопросы будут, задавайте…
— Когда произошло убийство?
— Вчера, часов в десять-одиннадцать вечера…
— Эксперты уже были?
— Все, как положено…
— Соседей опросили?
— Не всех еще… Никто убийцу не видел…
— Кража? Драка?
— Драка, ясно дело, по пьяной лавочке, опохмелялись, поди… Чего тут красть, сами видите… Но, похоже, долго били его, может, пытали… Весь в синяках, в порезах… А смерть наступила от удара в голову… В височную часть…
— Чем был нанесен удар? — спросил Сергей.
— Непонятно… Как граблями слева тюкнули…
— Или кастетом?
— Во-о… Кастетом, это вернее…
Холодный, щекочущий озноб охотничьего азарта охватил Сергея. Он снова увидел след, только теперь, как и прежде, не знал, куда поведет он: к убийце или к третьему преступлению.
— Я сейчас вернусь, — сказал Сергей и вышел на улицу.
Шофер милицейской машины в полудреме лениво развалился на сиденье.
— Мне надо срочно позвонить в Москву, в милицию…
Шофер несколько секунд раздумывал, оглядывая Сергея, и наконец решился:
— Говорите номер…
Он долго, неторопливо набирал московский номер, потом, прижав трубку к уху, сосредоточенно ждал.
— Майор Потапов слушает, — услышал Сергей.
— Милиция? — переспросил шофер и, дождавшись подтверждения, протянул телефонную трубку Сергею.
— Потапыч, Климова-младшего убили! Кастетом… До этого пытали…
— Когда это произошло?
— В десять-одиннадцать вечера…
— Да. Сюрпризик, — в голосе Потапова было сомнение. — Ничего не понимаю… Зачем им эта мошка?.. Ты откуда звонишь?
— Из милицейской машины.
— Давай мне шофера…
Тот сам выхватил у Сергея трубку.
— Слушаю вас, майор… Да… да… сейчас сделаю… — Он опустил трубку на колени, гаркнул во всю мощь: — Соловьев, капитана к телефону! Москва!
Капитан появился на крыльце, с недовольным видом приблизился к машине.
— А, Потапов, это ты?.. Я уж думал, начальство звонит повоспитывать… Так… Ясное дело… Так… Конечно… Ну, с тобой мы это вмиг раскрутим… Отлично… Пока…
Он передал трубку шоферу, повернулся к Сергею:
— Поехали обедать, старший лейтенант…
— Спасибо. Попозже…
— Ну, тебе виднее, — капитан с кряхтеньем забрался в машину. — Понадоблюсь, заходи… Я буду в отделении…
Сергей остался на опустевшей улице. Закурил. Ни о чем не хотелось думать. Ничего не хотелось делать. Опять опоздал…
Сердито швырнул над куренную сигарету, придавил носком ботинка и яростно вкрутил ее в землю… Конечно, по всем правилам нужно сейчас заняться нудной рутинной работой: обойти соседей, повстречаться с дружками Кости Климова, снова зайти в магазин… Но это и без него сделает местная милиция… Да и не так уж прост доблестный воитель с кастетом, чтобы демонстрировать себя местным жителям… Его почти оглушила неожиданная мысль: а что, если он нашел сундучок в доме у Кости Климова и теперь уйдет на дно… Но что-то воспротивилось этой догадке… Нет, Костя Климов — невинная жертва, он не мог украсть… Надо действовать. Теперь мой ход… Сергей не признавался себе, но очень боялся опоздать…
Он стоял посреди улицы, думал раздраженно и мстительно, а по спине пробегал легкий озноб — ощущение сквозняка после горячей ванны. Поначалу это затенялось бушевавшей злостью, но сейчас, чуть успокоившись, настороженно прислушался к этому ощущению: за ним следят! Он и раньше испытывал такое же гнусное чувство — взгляд за спиной, как дуло револьвера…
