Наталья Александрова - Две дамы с попугаем
Она и причесалась, и платье вон шелковое надела, кто ж поверит, что она в этом платье коров доит?
Тут Надежда устыдилась своих мыслей и принялась восхищаться хозяйством. Хозяин, Петер, немного оживился и показал ей и коров, и лошадь, которую держали для сельхозработ, — экологию не портит и бензина не надо.
Пока гостьи знакомились с хутором, причем вникала во все только Надежда, а Алке было все равно, у нее не было дачи и она никогда не увлекалась садоводством, из деревни прибежал сын Марты с их вещами и с Кешей на плече. Кеша так налетался, что предпочел свободе свидание с любимой хозяйкой. Потом они мылись, не в русской бане, а в настоящей сауне, там время летело незаметно, и когда они вышли, были сумерки. Марта гостеприимно пригласила всех поужинать и остаться у них ночевать. Алка уже открыла было рот, чтобы отказаться, но Надежда сумела ее опередить и с благодарностью согласилась. Алка злобно на нее посмотрела. Петюнчик же глядел на Алку влюбленными глазами и ничего не хотел замечать. За ужином Алка демонстративно не замечала Марту, но ела с большим аппетитом. Надежда и сама махнула рукой на фигуру и уплетала картошку, вареную в мундире, разрезанную на четвертинки и поджаренную прямо так со сметаной и укропом, а потом знаменитые эстонские цеппелины — картофельные клецки под сметанным соусом. Марта предлагала ночевать в доме, но гости попросились в маленький летний домик, там было прохладнее. Во времянке; было две комнаты, разделенные тоненькой дощатой перегородкой. Улеглись, но спать никто не мог.
Алка с Петюнчиком выясняли отношения, а Надежда волей-неволей слушала семейную сцену, потому что кровати находились по обе стороны тоненькой стеночки.
— Ты мне зубы-то не заговаривай, — говорила Алка злым шепотом, больше похожим на гудение мощного генератора, — ты мне скажи, что ты у нее делал. Надо же, а я-то, как дура, все бросила, помчалась за ним чуть ли не на край света, думала, его похитили, надо срочно спасать, а он, оказывается, живет себе преспокойно на всем готовом, молочко парное пьет, творожком заедает! Ты говори, кто она тебе?
— Аллочка, ну тише, ну что ты разбушевалась, ну подруга она моя, подруга старая. Еще раньше, в детстве, когда я здесь летом у бабушки жил, мы и познакомились. Вот так бабушкин дом был, а так — ее родителей. Мне семь лет было, а ей —, пять, в песочек вместе играли.
— И с тех пор больше не виделись?
И не переписывались?
— Нет, конечно.
"Молодец, Петюнчик, — думала Надежда, — стойко держится. Видно, за двадцать лет хорошо свою жену изучил, знает, что Алке ни в чем признаваться нельзя.
Казалось бы, что тут такого? Юношеская любовь, да у кого ее не было? Да Алка сама в четырнадцать лет была влюблена в Муслима Магомаева, писала ему страстные письма и выменивала у девчонок его фотографии. Что ж теперь, Петюнчику ее к Магомаеву ревновать?"
— Ну, Алла, ну может же быть у человека подруга детства? — безнадежно вопрошал Петюнчик за стенкой.
— Не может, — твердо отвечала Алка.
«Надо что-то делать, — встревожилась Надежда. — Пока они ссорятся, еще ладно, а когда мириться начнут, что же, так и слушать до утра звуки поцелуев? Я спать хочу».
— Алка, выйди во двор на минутку! — постучала она в стенку.
— Ну, чего тебе? — выглянула взъерошенная Алка.
— Того мне, спать я хочу, а вы там за стенкой все никак не угомонитесь. Алка, я на тебя удивляюсь — только что мужа нашла, все так удачно складывается, и охота тебе ругаться из-за ерунды.
— Ничего себе ерунда! Пока я там слезы проливала, он тут с этой… И вообще это тебя не касается.
— Очень даже касается, когда я рядом за стенкой все слышу. В общем, так. Или ты сейчас же идешь к мужу, ведешь себя ласково и миришься с ним, или я рассказываю Петюнчику, что, пока он там страдал, рисковал жизнью и в одиночку боролся с бандитами, ты весело проводила время с Валькой Голубевым.
— Что? Да я же с ним ничего такого…
— Да? А кто целовался с ним на вокзале взасос? Я свидетель!
— Да это же он сам…
— А ты была явно не против! Все расскажу Петюнчику!
— Неужели, Надежда, ты способна на такую подлость?
— Запросто! — не моргнув глазом, ответила Надежда. — Ну, идешь мириться?
Даю вам час времени на все про все. Пока на улице посижу. Успеете?
— Ну ладно. — Алка скрылась.
Надежда немного погуляла по двору.
Ночь была теплая, но все равно, в легком халатике она быстро продрогла. Она обошла хлев, где кто-то шумно вздыхал и шевелился. Ворота хлева были крепко заперты, но сбоку была маленькая дверца, закрытая только на щеколду, поэтому Надежда рискнула войти. Маленькое помещение, отгороженное от общего хлева деревянной решеткой, было до половины заполнено сеном, придется ей тут пересидеть, пока час не пройдет.
Надежда зарылась в сено. Было колко, но зато тепло. Маленькое окошечко над дверью было без рамы, чтобы воздух проходил, в нем была видна всего одна звездочка. Какая, Надежда не знала, Саша бы сказал, он все знает. Мысли ее перекинулись на мужа, и она поняла, что давно уже по нему скучает. Что это такое, все вдвоем, а она одна, как будто хуже всех.
Взял и уехал куда-то на рыбалку, зачем ему эта рыба? А как 6Ы сейчас было хорошо сидеть тут вдвоем и смотреть на звезды. И тут же Надежда поняла, что муж сюда сам не только бы не поехал, но и ее. Надежду, с Алкой ни за что бы не отпустил. Он, конечно, очень хороший, но слишком уж рациональный, любит все заранее планировать, так просто с места ни за что не сорвется. И раз сказал, что приедет через две недели, раньше ни за что не вернется. И тапочки всегда у порога переобувает, и вещи все аккуратно складывает. Это, конечно, хорошо, все подруги ей завидуют, но все-таки…
С этими мыслями Надежда задремала.
Проснулась она оттого, что кто-то страстно целовал ее в лицо и шею.
— Сашенька! — сонно прошептала она и потянулась обнять, но там был кто-то, даже отдаленно не напоминающий ее мужа Сан Саныча. Окончательно проснувшись, она увидела, что теленок Мартин пролез каким-то образом через решетку и теперь стоит с ней рядом и лижется.
— Иди, иди, подлиза, нет у меня ничего.
Она посмотрела на часы и увидела, что проспала часа два.
«Наверное, эти уже угомонились, пора идти».
Она тихонько прокралась в комнату, но предосторожности были излишни: счастливое сопение Петюнчика заглушалось мощным Алкиным храпом. Остальная часть ночи прошла без приключений.
Утром их ждал обильный деревенский завтрак, накрытый в саду под яблонями.
У Надежды даже дух захватило от такого натюрморта. Огромные ломти свежего, домашней выпечки, пшеничного хлеба лежали на льняной салфетке. А дальше в расписных фаянсовых мисках стояли мед, потом что-то темно-желтое — оказалось, домашнее масло. «Это тебе не Рама»!" — подумала Надежда.
— А вот что это в крынке густое, чуть желтоватое, действительно похожее на масло?
— Сливки, — авторитетно сказал Петюнчик., — только что из сепаратора, еще в сметану не успели скиснуть.
Петюнчик ловко принялся ухаживать за дамами. Привычными движениями он разрезал творог, его и правда можно было резать, такой он был плотный, положил куски творога на ломоть хлеба, намазал все это сверху медом и подал сначала Алке, а потом Надежде.
— Господи, как вкусно!
После завтрака собрались уезжать. Петер уже заводил машину, сказал, что отвезет гостей прямо в Таллин, несмотря на их протесты. Ведь у них с собой очень дорогая вещь, а там уж их встретят и будут опекать до самого отъезда. И вот Марта с Петюнчиком торжественно вынесли плоский деревянный ящичек, окованный медными полосками, почерневшими от времени. Алка и не взглянула в ту сторону. Она нашла мужа, а остальное ее не интересовало. Петюнчик осторожно приподнял крышку ящичка.
— Посмотри, Надя, открой ее.
— Я боюсь ее в руки брать, вдруг она развалится, тогда Пауль просто выклюет мне печень!
Когда стояли у машины, прощаясь, Марта вдруг пробормотала что-то по-эстонски, обняла Петюнчика и поцеловала.
Алка дернулась было, но Надежда оказалась во всеоружии и быстро наступила ей на ногу. Алка охнула от боли, а Надежда перехватила взгляд Петера в окошке машины, и, честное слово, он ей подмигнул!
До Таллина добрались без приключений, поехали прямо в музей к Паулю. Тот, непривычно взволнованный, отбросив эстонскую невозмутимость, выскочил на улицу и горячо принялся их расспрашивать, мешая эстонские слова с русскими.
В Петюнчика он вцепился мертвой хваткой, сказал, что завтра приедет профессор из Германии, эксперт по Гуттенбергу, а их эстонский главный академик сейчас в Штатах лекции читает, так все там бросит и послезавтра на один день прилетит, невтерпеж ему ждать, пока курс лекций кончится, так хочется Библию увидеть. А сейчас будет пресс-конференция, потом обед, а вечером прием в мэрии, и министр культуры будет.
