Владимир Колычев - Черный интернационал
Вскоре до него дошло, что каменный мешок, в котором он оказался, представляет собой не что иное, как небольшую пещеру, вырубленную в скальном грунте. Запах застоявшихся нечистот, аура физических и нравственных страданий. Видимо, в этой норе и до Феликса томились пленники.
Глаза привыкли к темноте, и он смог разглядеть человека, лежащего рядом. Это был его друг Мишка. Живой, но в том же состоянии анабиоза, из которого он и сам еще не совсем вышел. На голове бинтовая повязка, уже другая, не та, которую наложил Феликс. Видно, «чехи» постарались.
Бинты туго перетягивали рану, и все же кровь хоть и медленно, но сочилась – насквозь пропитала повязку. Феликс прислушался к себе. И напрасно. В сознание тут же впились колючки болевых ощущений, голова загудела, как трансформатор под высоким напряжением.
Его контузило взрывом гранаты, осколками нашпиговало ноги. Раны, судя по всему, глубокие, но мышцы и кости пострадали не так чтобы уж очень. Хорошо, что в момент взрыва он лежал – осколки вспахали плоть по вектору от пятки к бедрам. Плохо, что они остались в теле. Боевики даже не думали их вынимать. Просто перетянули раны бинтами. Вряд ли они удосужились обработать их раствором хлорида натрия или хотя бы просто спиртом… Впрочем, жаловаться на дурное обращение было бы просто глупо. Кавказская война начисто лишена сентиментальности. Если ты враг, то сочувствия к себе не жди. Если бы Феликс захватывал позицию, окажись на его месте раненый боевик, он бы просто его пристрелил. Брать духа в плен дело неблагодарное – какая-нибудь тыловая мразь может организовать ему побег из-под стражи. А еще его могут спасти «цивилизованным» образом – выставить на суде жертвой обстоятельств и просто-напросто оправдать. И плевать, что на его счету не одна жизнь русского солдата…
Бандиты же взяли его в плен. Но для чего? Для потехи. Среди тех же чеченов есть немало охотников вдоволь поиздеваться над пленным. Но если среди «чехов» встречаются более или менее порядочные люди, воюющие за идею свободной Ичкерии, то арабы на их земле – в подавляющем своем большинстве кровожадные отморозки. Война – смысл их существования. Насилие – образ жизни. А Феликс и Мишка ко всему прочему не просто пленники, они еще и спецназовцы. К ним у наемников особая «любовь».
Мишку всю ночь шатало вдоль границы между небытием и реальностью. Он то приходил в себя, то отключался. Феликса он узнавал, но так, как будто видел его во сне. Но к утру он все же выкарабкался на более-менее твердую почву. Во взгляде, сквозь темный туман физических страданий, проступила осмысленность.
– Воды, – пошевелил он пересохшими губами.
Феликс в ответ лишь тяжко вздохнул. Ему и самому хотелось пить. Но в этом склепе не было ни капли воды.
Вода появилась только утром. Но прежде была «утренняя разминка». В скальную нору один за другим втиснулись три чеченских молодчика, выволокли Феликса на улицу и давай молотить его ногами. Били в лицо, по ребрам, но больше норовили ударить по раненым ногам. И при этом материли его на чем свет стоит, проклинали как могли. Феликсу мстили за то, что из-за него банда Кабира потеряла около шестидесяти боевиков, не считая раненых. Но били его не для того, чтобы убить. Ему прочили смерть от рук самого Кабира.
Сознание не выдержало такого «футбола» и отключилось. В себя Феликс пришел, когда в пещеру втаскивали «размятого» в кровь Мишку. Он был в сознании и еле слышно стонал сквозь зубы.
На завтрак была только вода. Ее подали в мятой армейской фляжке без чехла и пробки. Вернее, швырнули в глубь пещеры. Пока Феликс тянулся за ней, половина воды вытекла. Да и какая это была вода – грязная, тухлая. Но пришлось довольствоваться этим.
Ближе к обеду в пещере снова появились боевики. Феликсу связали за спиной руки, схватили за ноги и поволокли в центр горского селения, где духи разбили свой лагерь. Несколько жилищ из плитняка вперемешку с глиной. Нищета, убогость. Жители – старики, женщины и дети – со злостью смотрели, как их «освободители» тащат волоком русского офицера. Если б только это. Чеченские ребятишки решили посостязаться между собой в метании камней. Один голыш угодил Феликсу в лицо и рассек бровь. Чуть-чуть бы ниже, и можно было бы остаться без глаза.
Феликса бросили у порога самого большого дома, где, по всей видимости, обитал вожак шакальей стаи. Спустя минуту возле него приземлился и Мишка. Он имел плачевный вид. Разбитое в кровь лицо, рассеченные опухлости под глазами, грязный изорванный камуфляж, босые ноги. Как это ни печально, но Мишка представлял собой зеркальное отражение самого Феликса.
Из дома вышел невысокий плотного сложения мужик. Черный берет, камуфляж заморского образца, «неуставные», но очень удобные боты темно-коричневого цвета. Ни бронежилета, ни разгрузки. Только портупея, прилепившая к правому боку пистолет в открытой кобуре. Лицо сытое, холеное, ухоженная борода. Из-под берета выбиваются курчавые волосы. Широкий нос, близко посаженные глаза, черные как смоль брови и ресницы. Он качался на широко расставленных ногах, руки за спиной. Глаза-буравчики устремлены на Феликса.
Это был Кабир собственной персоной. Чечено-араб, главарь банды. Все бы ничего, но вслед за ним из дома вышли еще более знакомые рыла. Асад и Толик.
Там, на курорте, эти пареньки имели вполне приличный вид. Чистые, гладко выбритые и опрятные. Месяца два прошло с тех пор. Сейчас Феликс видел перед собой грязных и мятых типов. И один и другой отращивали бороды, но еще нужно время, чтобы довести их до кондиции. А пока что их морды напоминали какие-то плешивые мочалки. Оба в камуфляже, но если у Кабира форма вычищена и наглажена, то у них как из одного места вытащили. Да и сами они оттуда же…
Асад зло смотрел на Феликса. Но при этом обезличенно. И вот в его взгляде появилось осмысление.
– Мама мия! – на чистом русском протянул он. – Мустафа, ты узнаешь эту рожу?
Оказывается, Толик таковым не являлся. Русский он или хохол, но звали его на мусульманский лад – Мустафа. Видимо, этот гад принял ислам. Но вряд ли ради этого он отказался от своей веры. По причине того, что не от чего было отказываться. У таких подонков не бывает веры, разве что только в дьявола…
– Вах-вах! – осклабился Толик-Мустафа. – Так это же наш вояка… И этот… А ну-ка…
Он подошел к Мишке, который обессиленно сидел на земле, качаясь как на ветру. Взгляд потухший, отсутствующий, голова низко опущена вниз. Мустафа взял его за подбородок, задрал голову, впился в глаза.
– И это знакомая рожа… Какая встреча!..
– Какая встреча? – полюбопытствовал Кабир. Он говорил по-русски с легким акцентом.
– Так это ж те самые русаки, с этим, – кивнул Мустафа на Мишку, – Зарина крутила. А с этим, – показал он на Феликса, – была Аида…
Выходило, что Таис и Ситора – имена вымышленные, но закрепленные в липовом паспорте, один из которых смотрел чекист. Смотрел, но подвоха не обнаружил. Паспорт у Таис-Аиды был фальшивый, но, видимо, подделка очень высокого качества. Если так, то у Кабира есть специалисты по подделке документов. Возможно, документы эти поступают к нему из-за рубежа вместе с боевиками и оружием. А может быть, он просто имел выход на какого-нибудь оборотня из российской паспортно-визовой службы – тот и сварганил Аиде паспорт на реальное имя реальной проститутки Таис Римской. Так или иначе, ясно, что у этих шакалов большие возможности, если они смогли провернуть такое дело, как ликвидация подполковника Кабаржина. Эти ублюдки спокойно перемещаются по мирным российским территориям – взрывают, убивают. А потом преспокойно возвращаются в Чечню. Так просто ничего не делается. Возможно, есть у Кабира покровитель из числа сильных российского мира…
Но вряд ли на него работает предатель из военной разведки. Так бы он знал, что на поиск его банды отправились Феликс Расколов и Михаил Михайлов. И встреча с ними не была бы сюрпризом для того же Мустафы.
– Как это у русских говорят, – ядовито усмехнулся Кабир. – Пути господни неисповедимы, да?.. А я скажу по-другому: это Аллах привел ко мне этих подлых гяуров!
В глазах араба разгорался свирепый демонический огонь. Это распирала его изнутри жажда мести.
Кабир подошел к Феликсу. Какое-то время жег его испепеляющим взглядом, затем резко и сильно ударил его ногой в лицо. Феликс успел повернуть голову так, что ботинок прошел вскользь по щеке – сокрушительный удар смазался, но все равно было больно. Унизительно больно.
– Собака неверная! – В довершение Кабир плюнул на него.
Асад занялся Мишкой. У него к нему личные счеты. Тогда, на курорте, на задворках частного пансионата Мишка играючи вырубил этого ублюдка. Теперь все было наоборот, только с той лишь разницей, что Асаду пришлось изрядно попотеть, прежде чем Мишка затих под градом его ударов.
Мустафа же горел желанием поквитаться с Феликсом. За тот удар, который тогда же в том же месте уложил его рядом с Асадом. Ударами ног Мустафа опрокинул пленника на землю и стал бить в лицо.
