Данил Корецкий - Смягчающие обстоятельства
У соседки Нежинской Прохоровой острый нос, тонкие выщипанные брови и быстрые маленькие глазки. Такими любят изображать на карикатурах сплетниц. Гусар уже беседовал с ней, но безрезультатно: «Не слышала, не видела, не знаю». Скорей всего не хочет «ввязываться в историю».
— Вы меня знаете? — беспокойный взгляд обшаривал с головы до ног, настороженно шевелился острый носик. — Ах, ваш товарищ здесь был… Вот жизнь! Инкассаторов грабят, по квартирам стреляют. Нашли его, да? Кто же это?
— Пока нет, Валентина Ивановна…
Она огорченно поджала губы.
— Но если вы нам поможете, обязательно найдем. Кое-какие соображения уже есть.
— А какие? Что вы подозреваете? Любовник, да? Кто?
В любопытстве Прохоровой было что-то болезненное.
— Вот вы и подскажите, — добродушно улыбнулся я. — А то скромничаете, отказываетесь. У вас же в двери «глазок»!
Толстые накрашенные губы сложились в многозначительную улыбку.
— Имеется. Иногда я выгляну, не без того.
— И чудесно, — я постарался улыбнуться еще добродушней. — Расскажите, кто приходил к Нежинской, с кем она дружила, — это может очень пригодиться следствию.
— Конечно, тогда вам будет ясно, кого ловить, тогда отыщете, — видно было, что Прохоровой очень хочется поспособствовать поимке преступника, хотя бы для того, чтобы узнать наконец разгадку мучающей ее тайны. — Только не хочу я всех этих протоколов, судов, повесток. Зачем мне? Если бы так, без записей…
— Можно и без записей.
Хоть ориентирующую информацию получить. Как говорится, "с паршивой овцы… ".
— Тогда слушайте.
Прохорова понизила голос и скороговоркой рассказала, что Нежинская ведет далеко не монашеский образ жизни, сын постоянно живет у бабушки, а она часто принимает гостей, веселится, много мужчин (бабенка интересная, следит за собой, хотя и тоща больно), и тогда, когда бабахнули, привела одного, сидели весь вечер, потом он выскочил как ошпаренный — и в дверь, а вскоре врачи приехали.
— Только все это, — Прохорова приложила палец к губам, — в тайне, как договорились.
— Как он выглядел?
— Последний-то? — Прохорова презрительно скривилась. — Мордатый такой, глаза круглые, во!
Она прижала свернутые бубликами пальцы к переносице.
— Губы отвисают, бакенбарды торчат — страхолюдина! И чего она в нем нашла? Одет, правда, по-модному: курточка желтая замшевая, джинсы, да и держаться барином — важный, не подступись!
— А как зовут, фамилия?
— Вот этого не знаю. На машине приехал, видела, я как раз домой шла, у подъезда и встретились. «Жигули» синего цвета.
— Номер не запомнили? — безнадежно спросил я.
— Как же не запомнила? — обиделась Прохорова. — Записала. Я все машины записываю на всякий случай. Краж-то сколько развелось…
Она открыла сервант, порылась в коробке из-под конфет.
— Вот он! 22-81 КМП.
— Спасибо, Валентина Ивановна, нам это пригодится.
Я положил на скользкий пластик кухонного стола фототаблицу.
— Кого-нибудь знаете?
— Как же! Вот этот к ней часто ходил и этот тоже, — палец с неровно подрезанным ногтем указал на Хлыстунова, Спиридонова, потом уперся в лицо Элефантова.
— Вот он раза два-три был. Редко да метко, однажды за полночь заявился! Да вы не всех принесли…
Улыбка Прохоровой была явно ехидной.
Вернувшись в отдел, я дал задание ГАИ и через час узнал, что владельцем автомобиля является гражданин Федотов, инвалид третьей группы, а пользуется им по доверенности некто Гасило — дальний родственник хозяина, завскладом мебельной базы.
На следующий день Гасило робко приоткрыл дверь кабинета. От его важности не осталось и следа — подчеркнуто предупредительный, законопослушный гражданин, которого непонятно почему, очевидно по недоразумению, вызвали в милицию.
— Чем могу… уголовному розыс… Никогда не быв… но если чего над…
Скороговорка, проглоченные окончания слов — именно этот голос записал магнитофон диспетчерской «Скорой помощи».
Я спросил Гасило про вечер у Нежинской, он удивленно моргал глазами, а когда понял, что его персона сама по себе милицию не интересует, выложил с определенными корректировками суть дела.
Получалось, что он зашел к Марии Викторовне выпить чашку чаю, они разговаривали на общие темы, вдруг со звоном лопнуло стекло, хозяйка схватилась за бок, между пальцев побежала кровь. Нежинская попросила вызвать «Скорую», что он и сделал, а обратно возвращаться не стал, чтобы не «впутываться в историю». Нежинскую знал две недели, познакомились, когда она покупала мебель, разумеется, абсолютно законно, через магазин, на складе просто проверяла комплектность гарнитура, мол, чтобы царапин не было, стекла целы, винтики-гаечки на месте… Отношения между ними чисто товарищеские, ничего другого он, конечно, и в мыслях не держал.
Что произошло в тот вечер, он толком не понял. Нежинскую больше не видел и уточнить не мог, поэтому никакого мнения на этот счет не имеет, догадок и подозрений тоже нет и вообще не задумывался над происшедшим. О взаимоотношениях потерпевшей с другими людьми ничего не знает, добавлений и уточнений нет.
Когда протокол был подписан, я предупредил Гасило, что, возможно, ему придется еще давать показания, он снова скис и бесшумно вытек из кабинета, прошелестев напоследок что-то вроде "до свид… ".
Фамилии опознанных Прохоровой заняли свои места в плане расследования. На схеме они выглядели кружочками, связанными пунктирами с квадратиком, в котором была вписана фамилия потерпевшей.
Глава десятая
ПРЕДЫСТОРИЯ
Судьбы Элефантова и Нежинской сплелись в тугой узел три года назад.
Он еще работал в экспериментальной лаборатории НИИ средств автоматики и связи и только начал собирать материал о возможности использования биологических энергоресурсов организма для внечувственной передачи информации. Дело спорилось, появлялись новые идеи, как-то сами собой намечались пути их реализации. В редакции солидных журналов было направлено несколько объемных статей, содержащих оригинальный анализ полученных данных. Элефантов сумел несколько раз выступить на научных конференциях, преподнося свои доклады как результат обобщения побочных эффектов, возникающих по ходу основных исследований.
Его сообщения вызвали интерес, широкое обсуждение, что помогло Боре Никифорову, напористому и энергичному завлабу, «пробить» тему в план и получить под нее новое оборудование и несколько штатных единиц. Одну из них заняла Нежинская.
В то время ей было двадцать семь, но Элефантов сразу отметил, что выглядит она значительно моложе, что у нее фигура балерины, красивые васильковые глаза, располагающая внешность. Голубое платье идеально подходило к цвету штор, это вызывало шутки насчет предусмотрительности нового инженера, и оказалось, что у нее хорошая мягкая улыбка.
Она пришла с производства и охотно рассказывала о прошлой работе, но, не теряя времени, начала осваивать новые обязанности: перечитала все имеющиеся в лаборатории инструкции, ознакомилась с техническими характеристиками приборов, просмотрела отчеты по оконченным темам. Натыкаясь на непонятное, не стеснялась спрашивать, и Элефантов объяснял, замечая, что она быстро схватывает суть.
Нежинская оказалась общительной, доброжелательной и быстро освоилась в коллективе. Теперь традиционные ежедневные чаепития проходили под ее руководством, и все сразу ощутили преимущества этого. Мария принесла из дому огромный, ярко расписанный чайник, ввела систему дежурств и то поручала кому-нибудь купить пирожных, то посылала за колбасой, сыром и делала бутерброды, а иногда угощала пирогами собственного изготовления.
Обязанности по уборке и мытью посуды она добровольно взяла на себя, как принимала на себя и многое другое, чего могла бы и не делать.
Поскольку институтские уборщицы не слишком перетруждались, Мария по утрам вытирала пыль со столов, брала стирать шторы и занавески. В конце работы, если мужчины замешкаются, аккуратно подстелив газету, ловко забиралась на высокий подоконник и закрывала фрамугу. Тонкая, хрупкая, узкобедрая, на фоне неба она казалась совсем девчонкой, школьницей.
Элефантов слыл в институте весельчаком, остряком и, хотя по натуре не являлся ни тем, ни другим, вынужден был оправдывать сложившуюся репутацию. Его считали любителем «клубнички», и он, подыгрывая, привык отпускать соленые шутки, рассказывать рискованные анекдоты.
К его удивлению. Нежинскую это нимало не шокировало, она громко и весело смеялась и даже, не оставаясь в долгу, поведала несколько пикантных житейских историй с забавным концом.
Такую простоту в общении Элефантов расценил как признак раскрепощенности, этакой эмансипированности современной молодой женщины, которой, впрочем, трудно было ожидать от Марии, с ее внешностью и манерами прилежной, скромной старшеклассницы.
