Евгений Монах - Братва: Век свободы не видать
Пустая «Волга» стояла впритык к особняку. Обойдя ее, мы вошли в распахнутые настежь двери дома. Нас встретили едкий запах сгоревшего пороха и шофер «волжанки», радостно возбужденный и счастливый. Оно и понятно — просто невероятный фарт, что ему удалось остаться живым и невредимым. Я, признаться, даже глазам своим сначала не поверил.
— Глянь, Монах, какая здесь допотопно-хреновая охрана была! — оскалив в улыбке железную пасть, затараторил он, указывая пистолетом в угол прихожей.
Там, неестественно привалившись к стене, лежал бородатый цыган в красной рубахе. Впрочем, приглядевшись, я понял, что рубаха еще совсем недавно имела белый цвет; просто многочисленные кровоточащие пробоины в груди махом превратили ее в модно кумачовую. Рядом с бородачом валялась лупара — обрез охотничьего ружья.
— А ведь, в натуре, Барон скуп до омерзения, — подвел я итог личным наблюдениям. — При его-то крутых доходах мог бы, кажется, и поприличнее волыну собственному телохранителю подбанчить! А где он, кстати? Жив?
— В дальней комнате. Уже «в Сочи», — ответил наш боевой «первопроходец», продолжая любоваться «мокрым» делом рук своих. Своего автоматического «вальтера» — точнее.
— Дверку прикрой и оставайся здесь на шухере, — распорядился я, направляясь в глубь дома.
Бдительно-осторожный Цыпа, выдернув на всякий случай из наплечной кобуры «стечкин», решительно оттер меня плечом и пошел впереди.
Работы уже никакой не осталось, мне даже стало немного неловко перед верным «братишкой». Обижается небось в своей кожаной колыбельке у меня под мышкой. И, главное, имеет на то законное право. Еще бы — хозяин пообещал ему любимую огненную работенку-развлечение, а слово не сдержал, как фраер. Ладно, «братишка», слишком не переживай; в очень скором времени, ручаюсь, что-нибудь для тебя обязательно подвернется. Такой уж наш милый город Екатеринбург — без дела пистолеты здесь долго не залеживаются. Специфика Среднего Урала, ничего не попишешь. Не мы такие — жизнь такая.
В первых шести жилых комнатах никого не было, даже трупов. Это стопроцентно свидетельствовало о том, что налет оказался совершенно неожиданным для обитателей дома. Не подозревал я в пройдохе Бароне такой нахально-дуровой беспечности. Впрочем, о мертвых плохо отзываться — крупный грех.
В седьмой комнате-мастерской застал живописную картину: среди разбросанных упаковок с полиэтиленовыми пакетами застыли на полу в самых разных позах шесть человек «загорелой» цыганской наружности. Все они уже благополучно покинули этот жестокий грешный мир. В правом углу помещения, у длинного металлического стола, плотно заставленного ретортами, газовыми горелками, колбами, пробирками и еще целой кучей всяких неизвестных мне химических приборов, столпились Цыпины три головореза, живо что-то обсуждая.
Подойдя ближе, я увидел причину их «базара» — у стола на деревянном табурете сидел бледный, давно не бритый мужик с мутным пустым взглядом. От его левой ноги тянулась к ножке стола собачья цепочка, не позволявшая пленнику отойти в сторону более чем на полтора метра. С великим трудом я узнал в нем нашего пропавшего Химика.
— Теперь понятно, куда реактивы и оборудование из его фатеры подевались, — кивнул Цыпа на металлический стол. — И откуда вдруг у Барона чистый героин появился!
— Чего столпились? — повернулся я к бездельничаюшей троице. — Быстро принимайтесь за доскональный шмон. Здесь несколько килограммов товара должно где-то быть!
Ну, про килограммы я, конечно, загнул просто для понта, чтоб воодушевить ребятишек. На изготовление одного килограмма героина уходит не меньше двадцати килограммов опийного сырца. Ханки то бишь. Так что самое реальное — тут могло найтись не больше пятисот-тысячи граммов порошка. Но мальчики с арифметикой были явно не в ладах и азартно занялись обыском помещения.
— Химик, ты в состоянии соображать? — похлопал я по колючим щекам нашего похищенного кадра. Но безрезультатно: все тот же отсутствующий взгляд и прерывисто-хриплое дыхание. Всмотревшись в расширенные зрачки, я начал просекать причину такого состояния.
Подозрения мои полностью оправдались. Закатав рукава рубахи Химика, увидел то, что и ожидал — змеевидные кровоподтеки на внутренних сторонах локтей. Так называемые «дорожки смерти», оставляемые на венах шприцом.
— Барон сразу посадил Химика на иглу, — высказался догадливый Цыпа. — Чтоб подавить волю и окончательно подчинить себе.
— Точно, братишка, — кивнул я. — Он уже стопроцентный хроник. Неизлечим!..
Я закурил, задумчиво разглядывая еще совсем недавно весьма ценного члена нашей команды. Мне понадобилось некоторое время, чтоб переломить что-то в себе и принять единственно верное в данной ситуации решение.
Завернув окурок «родопины» в носовой платок, старательно смял его и сунул себе в карман. Улик от меня менты никогда не дождутся.
«Вот и пришел твой черед, братишка! — подумал я, невольно усмехнувшись. — Недолго прохлаждаться тебе довелось, в натуре!»
Трижды весело «кашлянув», пистолет с чувством выполненного долга впорхнул обратно в свою теплую кожаную «постельку» рядом с моим сердцем.
Химик тяжело свалился на пол, громко стукнувшись головой, бедолага. Но ему уже не могло быть больно, к счастью — три аккуратно-ювелирных пулевых отверстия во лбу навсегда освободили его от земных страданий и самой унизительной пакостной жизни — жизни хронического наркомана. А заодно освободили и меня — от постоянной угрозы «палева» организации из-за неуправляемого языка наркоши.
Так что все путем. Все к лучшему то бишь.
Предстояла еще одна не очень-то приятная, но необходимая работенка. Конечно, можно было бы сбагрить ее безотказному Цыпе, но не хотелось выглядеть в глазах подчиненных филоном и слюнтяем-чистоплюем. Поэтому скрепя сердце взялся за дело лично.
Передернув ствол «Макарова», стал методично обходить одного за другим — шесть поверженных среди коробок тел, наделяя каждого по одной пуле из шпалера господина Григорьева. Над последним трупом склонился в недоумении:
— А где же сам Барон, оглоеды?!!
— Он в смежной комнате, Монах, там его спальня, — равнодушно отозвался один из боевиков, продолжая вытряхивать из упаковки полиэтиленовые пакеты.
Мне уже опротивело палить в мертвецов, и я отдал «Макаров» Цыпе:
— Два патрона осталось. Действуй!
Молодой соратник почему-то слишком долго возился в почивальне старого цыгана. Наконец глухо бухнула пара выстрелов — должно быть, он приставил ствол прямо к телу, наглядевшись, как это только что делал я. Хороший ученик, ничего не скажешь.
Цыпа появился из спальни с весьма довольным выражением на круглом лице.
— Глянь-ка, Евген, сколько на Бароне рыжья висело! — радостно воскликнул соратник, протягивая мне пригоршню массивных золотых перстней и цепочек. — «Штуки» на три баксов, не меньше!
Заметив явную заинтересованность ребят, я без лишних слов забрал у Цыпы золото и сунул к себе в карман, добавив сверху опорожненный пистолет Макарова.
Обыск принес нам чуть больше семисот полиэтиленовых катышков с белым порошком по одному грамму в каждом. Приблизительно на такой «улов» я и рассчитывал. Цыпленок рассовал шарики с героином по карманам и сразу забавно пополнел. Я чуть было не рассмеялся.
— Мы с Цыпой уходим, — сообщил я ребятам. — Минуты через две обрывайтесь и вы. Встретимся у «Центральной».
— Домишко подпалить? — спросил один из мальчиков, в детстве, по ходу, большой любитель пионерских костров.
— Ни в коем случае! Оставить все как есть!
Когда я и Цыпа проходили вереницу пустых комнат продолговатого, как пенал, дома, в прихожей негромко хлопнул пистолетный выстрел.
Выждав около минуты, с оружием в руках мы влетели в прихожую, готовые к любым неприятным неожиданностям. Но, как выяснилось, ничего страшного, к счастью, не случилось. Просто к Барону в гости зашел какой-то мужик, а водила «волжанки», стоявший на стреме у двери, без базара приговорил его к «вышке».
— Еще одного цыгана кокнул! — похвалился боевик, по-идиотски ухмыляясь.
— Нет, братец, это не цыган, — глянув на светлое лицо с застывшим изумлением в глазах, опроверг я. — Впрочем, это уже неважно. При нем что-нибудь было?
— Ничего не обнаружил, — честно уставившись мне в переносицу, отрапортовал Цыпин головорез. — Только бумажник, да и тот пустой.
Я сразу просек, куда подевались деньги из бумажника, но промолчал. Ладно уж, черт с ним. Каждый человек имеет право на свои маленькие слабости.
— Мы уходим. А ты выйдешь с остальными ребятами.
На улице все было спокойно, и мы дошли до «мерса» без всяких приключений и эксцессов.
Заметно вечерело. Кое-где на темно-сером небосводе уже весело-игриво подмигивали друг другу звездочки.
