Алексей Иванников - Хорёк
Жратва там была в-основном самая простая: никаких жульенов или заливных, нет! – простые супы – типа щей или ухи, несколько главных гарниров – картошка, рис, гречка; десяток мясных и рыбных блюд, ну и десяток салатов. Там было совсем не романтично! Скажу честно: я не очень понимал, зачем в таком нищем кабаке требуются официанты, они бы все могли сами заниматься самообслуживанием, но хозяин заведения, видимо, считал, что так будет правильно, ну и приличные клиенты иногда тоже всё-таки подваливали.
Приличные клиенты – это те, кто брал столик и заказывал хотя бы долларов на пятьсот, нет – лучше на тысячу. Сотня от таких обычно перепадала, от какой-нибудь парочки или приличного делового мужика, решившего по недоразумению забрести в насыщенное гиблое место. Нет, оформлено заведение было неплохо: отдельное здание, ажурная пластиковая конструкция, деревянные крытые лаком столы с такими же деревянными креслами, пластиковые плафоны на потолке, заливающие всё ровным белым светом, ну и мы: четвёрка смелых, держащих пространство под своим строгим контролем.
На каждого приходилось по десять столиков, маленьких коричневых квадратиков, с лежавшими на гладкой поверхности менюшками. Но меню выглядели позорно: весь список продуктов и напитков просто аккуратно размещался с двух сторон обыкновенного бумажного листа. Ну, плюс шапка сверху, с названием кафе – «Европа» – адресом и телефоном. Я сам видел, как жалкие отстойные промокашки печатались в подсобке на принтере – да-да, они даже не считали нужным завлекать и привлекать гостей хоть какой-то приличной рекламой. Да и зачем: место там было оживлённое, и желающих всегда хватало, ну а отдуваться приходилось поварам и нам: попавшим в самое месиво официантам.
Соратников по несчастью, как я сказал уже, имелось трое: два молодых ещё парня – Артём и Игорь – и мужик моего возраста, даже немного старше: Николай. Мне уже перевалило немного за тридцать, у меня уже подошёл, как это называют, «возраст Христа»: но в том месте на подобные мелочи плевали. Всё было просто: тянешь работу – значит молодец, а нет – пшёл на хрен! С большими усилиями я тянул, так же как и трое других, они ведь были обычного роста и сложения, хотя и совсем не богатыри, так что угнаться за ними я вполне мог. Артём и Игорь были обычными оболтусами, лет на восемь моложе, ничего кроме школы не кончавшими и никуда вообще не стремившимися. Так что куда им ещё было идти, как не в официанты, не на завод же, в конце концов? Я ничего против работяг не имею, но какой же современный молодой парень пойдёт – сам, по своей воле! – куда-нибудь гайки крутить? И эти двое были вполне себе современными молодыми оболтусами: мечтали о машине – разумеется, иномарке – красивой тёлке и своей квартире, и работали из-под палки, пили пиво по вечерам, копили понемногу деньги и дрочили на всех красавиц, попавших в поле зрения. Да, и ещё они были фанатами: оба уж не знаю сколько времени болели за «Спартак» и непременно посещали все футбольные матчи, проходившие в столице, так что с накоплением денег, я боюсь, получалось у них не слишком хорошо. У меня с болением достаточно просто: я всю жизнь болею за сборную, а внутренние там разборки, кто круче и сильнее – ЦСКА, Динамо или Спартак – всегда как-то проходили стороной, и только там я впервые столкнулся с фанатами. Причём с ребятами заводными и горячими, входившими даже в какую-то банду, воевавшую с конкурентами. Но когда они меня на эту тему спросили, я просто им всё так и объяснил, так что недоразумений в данной сфере никаких не возникло. А однажды они меня с собой на матч затащили – впервые в жизни в фанатский сектор! – так что слегка я нюхнул и этого пороха, решив больше никогда с подобным не связываться.
Матч был чемпионата страны, причём рубился Спартак с кем-то из главных конкурентов, рубился серьёзно и я бы сказал отчаянно, перенося эмоции на трибуны, отвечавшие ему таким же безобразием. Не, раньше-то я пару раз на подобные мероприятия тоже заглядывал, совсем, с другой, правда, целью и задачей, но попав в плотное окружение оравших во всю глотку фанатов, я даже как-то расстроился. Они визжали и ревели, матерились целый матч, не давая мне спокойно посмотреть – что же там такое происходит, всё время вскакивая с мест и закрывая обзор. Шмонать мелочь по карманам я не мог, игра совсем не вдохновляла: жилистые бугаи на поле за полтора часа родили два мяча – по одному в каждые ворота – так что больше с парнями на футбол я не ходил.
Да и вообще куда-то ходить после подобной работы совершенно не хотелось: не забывайте про мои физические данные, про мелкий рост и хилое здоровье, которое вряд ли могло сильно улучшиться после серьёзной беготни. Хозяина ведь не интересовало – как я себя чувствую, хорошо ли накануне спал, всё ли меня устраивает на работе и вокруг неё. Тут я смело могу сказать: что почти ничего мне на самом деле не нравилось, толпы наглых бомжеватых приезжих с дальних окраин бывшей империи могли кого угодно отвратить от такого заведения, что в конце концов и случилось. Трое моих товарищей по несчастью ещё как-то держались, кто бы их взял в какой-нибудь дорогой ресторан или место, где они получали бы хорошие деньги, не надрываясь при этом как каторжники на галерах? Да-да, я дал хорошее сравнение: каторжники на галерах. Нет, я бы не стал возражать, если бы оказался на галере в совершенно другой роли – надсмотрщика, или, к примеру, помощника капитана, прокладывающего маршрут по неверным сомнительным водам, но грести вёслами – огромными деревянными палками – было совсем не по мне. Я, если можно так выразиться, еле удерживал своё весло, барахтая им в окружавшем меня вязком сомнительном бульоне, из которого с трудом уже выуживал средства для поддержания штанов. Да, именно так: и в прямом, и в переносном смысле! Я даже отощал тогда, хотя никогда раньше и так не был толстым или хотя бы упитанным, но подобные ежедневные скачки просто доконали меня. Я стал почти как муха: не хватало только крыльев, чтобы взлететь и подняться над гадским проклятым миром, и потом нагадить ему на башку. Нет, желание нагадить другим – особенно большим, жирным и наглым – всегда сопровождало меня, я никогда не переставал мечтать о том, как сделаю паразитов, как докажу им, что я – лучше, что я – сильнее, и что не я, а они должны уступать мне дорогу и давать доступ ко всему, что я только захочу! И не относиться как к какому-то мальчонке, которого всегда можно пнуть и отодвинуть в сторону, отобрать принадлежащее мне и остаться при этом в целости и сохранности.
А так свои амбиции я удовлетворял по мелочам, когда большие и наглые не видели и не могли вмешаться. Помню я такой случай: однажды забрёл я, гуляя по центру, в какую-то галерею, причём в тот момент там шла выставка современных художников – шутов гороховых, любящих из разного говна слепить подходящую конфетку. Походил я по залам, полюбовался на творения – кривые непонятные художества, куски дерева, выпиленные жутким неестественным образом – не бывает так! – и прочую мутотень, и решил внести свой вклад. Там ещё художник один ошивался: здоровая орясина в вязаной кофте, с кем-то упорно беседовавший, кому-то что-то доказывавший, и – я помню! – с тихим презрением посмотревший в мою сторону. Именно это презрение дорого обошлось ему: ну или повлияло на то, что я сделал, не знаю уж, как была воспринята моя выходка. Что я сделал? В-общем, ничего особого: когда в зальце с деревянными хреновинами стало пусто, я достал приготовленный заранее кусок мела и написал на трёх или четырёх конструкциях – особо выдававшихся в высоту – одно словечко из трёх букв, так чтоб ни у кого не возникало сомнений, что они тут видят. Как про такое ещё говорят: фаллические символы! Художник, вполне возможно, именно их и имел в виду, именно такие подспудные мысли двигали им, когда из больших жирных брёвен выстругивал он эти ни на что не похожие хреновины, так что я просто придал им окончательный смысл, чтобы никто в нём больше не сомневался.
Или ещё: любил я иногда слегка обгадить расставленные повсюду мерседесы-пэнсы, многочисленные забивавшие улицы и дворы порше-меганы и рено-кайены, ну и прочую металлическую рухлядь, расплодившуюся в последние годы. У вас тут, в провинции, наверно, нет ещё того изврата, у вас тут нет того явного переизбытка заграничного мусора, что забил улицы столицы, а мне каждый день приходилось иметь с ним дело. И чем дороже драндулет – тем больше амбиций и наглости, тем хуже они относятся к тебе, а особенно к таким как я. Что в конце концов не могло не привести к печальным для них последствиям.
Да я просто время от времени слегка портил им технику. Там ножичком царапну, здесь гвоздиком пройдусь, ну а нассать на переднее или заднее колесо, когда никто не видит: это уже верх совершенства, последний писк, главное только, чтобы не застукали тебя за интересным увлекательным занятием, и не взвыла резким воплем установленная надёжная сирена, и не выскочил из подъезда разъярённый злобный хозяин, собираясь наказать и проучить.
