Владимир Колычев - Третий должен уйти
— Нефедова тоже искали. И нашли. Потому что хорошо искали. И Курдова можно хорошо поискать.
— Ну, если очень захотеть, то можно.
— И Лукьянова нужно в розыск объявить.
Я вкратце рассказал о своем разговоре с Нефедовой, о том, как к ее Мише приходили какие-то люди. Возможно, среди людей, которые убивали Чайкова, находился Лукьянов.
— Был он там или нет, в любом случае он знал Мишу, который вовсе и не Миша.
— Может, и не знал.
— Знал. А как Миша узнал про тридцать шестую квартиру? Лукьянов и подсказал.
— Логично… Только вряд ли у нас что-то выйдет. Может, против Нефедова такие силы задействованы, что нам лучше в это дело не соваться.
— Глаза боятся — руки делают.
— А чего глаза боятся? А того, что руки обрубить могут, и боятся.
— Хотелось бы знать, чем нам руки обрубить можно. Может, Курдов подскажет. Или Лукьянов. И призрачного Мишу надо искать. Я с Нефедовой поговорю, может, она поможет нам в этом.
— Хорошо, займись Нефедовой. А я возьму на себя Курдова и Лукьянова. Только я ничего не обещаю!
Не очень-то хотел Мигарев браться за это дело, но домой не уехал. Он вызвал к себе телохранителей Нефедова, чтобы выяснить у них возможное местонахождение Курдова. А я занялся Серафимой.
Она спустилась ко мне в холл без всякой охоты, ее взгляд выражал если не презрение, то как минимум обиду.
И наш разговор начался с упрека.
— Зачем вы вызвали полицию? — спросила она.
— Я не вызывал. И никуда не звонил.
— Тогда почему? — Она кивнула в сторону караулки, где сейчас должен был находиться Мигарев.
Можно было сказать, что Нефедова сдал кто-то из его охраны, но я решил не пугать Нефедову. Да и усложнять ситуацию не хотелось. В общем, свел свой ответ к главной цели нашего разговора.
— Я не исключаю, что Миша наблюдает за вашим домом. Он увидел вашего мужа, позвонил в полицию.
— Миша?
— Если он Миша.
— Может, и не Миша… Я не могу составить его фоторобот, — вздохнула она.
— А вы пытались? — удивился я.
— Да, на компьютере есть специальная программа. У меня ничего не выходит… Я бы могла его опознать, но составить фоторобот не могу. Помню его в общих чертах, а какие у него лоб, надбровье, нос, рот…
Я кивнул, не скрывая своего разочарования. Есть люди, которые не могут удерживать в памяти человеческие лица, вернее, комбинацию из их фрагментов. Опознать могут, а составить субъективный портрет — нет. А еще есть люди с ускользающими чертами лица, такие сами по себе с трудом поддаются описанию…
— Ну, может, нам попробовать вместе?
И еще в составлении фоторобота нужна помощь специалиста, а я таковым в какой-то степени являлся. Не зря же оканчивал Высшую школу милиции, пардон, Академию Министерства внутренних дел.
Но, увы, и моя помощь Серафиме не помогла. Она терялась, нервничала, у нее ничего не получалось. Ни в одном из составленных портретов она не признала своего Мишу.
Но я не отступался от нее, поэтому начал все заново.
— Где и когда вы с ним познакомились?
— Да уже три месяца как… Я была у родителей, возвращалась в Архиповку, у меня спустило колесо. Я остановилась, он подъехал, предложил помощь, заменил колесо. Так мы и познакомились.
— Я так понимаю, вы были одна, без охраны?
— Не нужна мне охрана. Вадим предлагал, Олег даже настаивал, но я отказалась. Я не так уж часто куда-то выезжаю… Да, я была без охраны.
— Я так понимаю, Миша вас очаровал?
— Ну, в какой-то степени… Он предложил мне встречу, я отказалась. Предложил снова, я опять отказалась. Он предлагал, добивался, в конце концов я не выдержала. — Серафима опустила голову и приложила ко лбу ладонь.
— Когда он предложил вам снова, в тот же день?
— Нет. Он позвонил мне.
— Вы дали ему номер своего телефона?
— Нет, я ничего ему не давала.
— Может, вы давали ему сам телефон?
— Да, ему нужно было кому-то позвонить, я дала ему свой айфон…
— Понятно.
Скорее всего, Миша на свой телефон и позвонил, чтобы установить на него номер Серафимы. Впрочем, он мог получить этот номер и от Курдова…
— Значит, он звонил вам?
— Да, звонил… Сначала я хотела сказать мужу, но потом передумала.
— Почему?
— Вадим — очень хороший человек, но сгоряча может и покалечить. А Миша, он такой милый… Я не могу поверить, что он стал источником наших бед.
— Может, источником, а может, и виночерпием… Значит, сначала он вам всего лишь звонил?
— Да, сначала он просто мне звонил. И мне было так приятно с ним общаться…
— В конце концов у вас возникла потребность встретиться с ним лично?
— Да, мне захотелось встретиться с ним.
— И где вы встретились?
— В тридцать шестой квартире, в доме на улице Полевого.
— И долго вы там с ним встречались?
— Два раза, всего два раза… Но этого хватило, чтобы Вадим все узнал. — На глазах у Серафимы выступили слезы. — Я так перед ним виновата!
— А где-нибудь на людях вы с ним встречались?
Мне нужен был человек, который мог бы помочь мне с фотороботом, и, возможно, я найду его среди, скажем так, случайных прохожих.
— На людях — нет.
— А Колю Лукьянова вы знаете?
— Нет, не знаю…
— Значит, у вас был роман с Мишей, и он рассказал вам, что ваш муж встречается с Лизой?
— Нет, что вы. Он мне ничего такого не рассказывал.
— Тогда кто вам об этом рассказал?
— Мама. Об этом мне рассказала моя мама, — вздохнула Серафима.
— А она откуда узнала?
— Я не знаю, она не говорила…
— Она могла и придумать.
— Нет, она точно знала… Ей сказали.
— Кто?
— Не знаю, — отвела взгляд в сторону Сима.
— Знаете, я сначала принял вас за блестящую актрису. А теперь точно знаю, что вы говорили мне правду, и только правду. И еще, Серафима Платоновна, я знаю, что вы не умеете врать… Кто сказал вашей маме про измены?
— Я не могу этого сказать. — Она опустила голову.
— Почему?
— Не могу, и все. Есть вещи, о которых невозможно говорить.
— Не забывайте, от этих вещей зависит, выйдет ваш муж на свободу или сгинет в тюрьме. За убийство много дают…
— Нет, эти вещи не касаются моего мужа, хотя… — Серафима осеклась и виновато посмотрела на меня.
— Что, хотя?
— Мама меня убьет, если узнает, что я выдала ее.
— Тут нужно выбирать, или мама, или муж. Да и не убьет вас мама. А Вадима могут убить. В тюрьме сидят уголовники, они злые, у них ножи…
— Да, я знаю, там страшно, Миша рассказывал… Он сидел.
— Когда? Где? За что? — оживился я.
— Заступился за девушку и остался крайним. Так же бывает?
— Ну, если он благородный рыцарь, то конечно… Только не рыцарь он… Может, у него на теле какие-то татуировки есть?
— Татуировки? Не знаю, не видела.
— Не разглядели?
— Он не раздевался… У нас не было ничего такого! — залилась краской Серафима.
— Как не было?
— Мы всего лишь целовались…
— И все?
— А этого мало?! Этого не мало! Это все равно измена! — совершенно серьезно сказала она.
Я кивнул. Одно уединение с чужим мужчиной можно было бы расценить как предательство, так что Серафима права.
— И что вы мне хотели сказать про свою маму? Что там касается вашего мужа?
— Хорошо, я скажу, — решилась она.
— Правильное решение, — поощрительно кивнул я.
— Скажу. Но только Вадиму.
— Мне вы не доверяете?
— Это касается только нашей семьи.
— Да? Ну, тогда извините… Поеду я, поздно уже… Больничный у меня, лягу на печь, ногу буду греть. Может, через неделю заживет…
— Ляжете на печь? — недоуменно взглянула на меня Серафима.
— Я же говорю, больничный у меня.
— А как же Вадим? Вы обещали ему помочь.
— Ну, через неделю и начну помогать. Как нога заживет, так и начну. Вы же не торопитесь ему помогать. Тянете кота за хвост, а время идет. Каждая секунда дорога!
— Я не думаю, что это имеет отношение к делу.
— Не думаете, но сомневаетесь…
— Ну, хорошо! Я скажу!.. — сдалась Нефедова. — Это все Олег. Он сказал моей маме, что у Вадима есть женщина…
— Олег Курдов? — заинтригованно спросил я.
— Да, Олег Курдов. Это целая история, она касается нашей семьи, я не должна ее рассказывать, но раз от этого зависит судьба моего мужа… Это было еще давно. Мы с Вадимом поехали смотреть наш новый дом, а там был Курдов. Что он там делал, я не знаю… Он на меня так посмотрел… Я уже тогда поняла, что добром эта встреча не кончится. Он потом подходил ко мне, признавался в любви.
— Это уже интересно.
— Сказал, что красивее девушки не видел, что хотел бы уехать со мной куда-нибудь далеко. И только когда я пригрозила, что пожалуюсь мужу, Олег отстал. Он потом еще подходил, но только для того, чтобы извиниться. Говорил, что бес попутал…
