Владимир Колычев - Третий должен уйти
Поворачиваясь к мужику спиной, я резко остановился. Какое-то время провел в полном оцепенении, затем стремительно повернулся к нему лицом. Бедняга шарахнулся от меня, как лошадь от волчьего запаха, и пугливо спросил:
— Что такое?
— Да ничего, езжай, — пробормотал я.
Теперь я точно знал, что в квартире, где должна была находиться Сима, лежал труп какого-то мужчины. Кто там лежал, я не знаю, но точно не женщина. В сознании четко отпечатался черный мужской костюм и белая рубашка. И еще в груди у мужчины торчал нож, за который кто-то заставил меня взяться рукой.
Я открыл дверцу, чтобы сесть в машину.
— Эй, ты куда? — учуяв мою слабину, спросил мужик. — А «гайцев» дождаться?
Я охлопал правой рукой полу пиджака, во внутреннем кармане которого должен был находиться бумажник. Он был на месте, я вытащил из него несколько пятитысячных купюр и протянул мужику. Пальцы мои разжались еще до того, как он дотянулся до них. Купюры выпали, он бросился их собирать. А я сел в машину и поехал, не разбирая дороги.
А если все-таки в квартире лежал труп женщины? Что, если погибла моя жена? Хоть она и тварь, но все-таки я ею дорожил.
Я остановил машину, нашел телефон, набрал номер Серафимы и, услышав ее голос, нажал на кнопку сброса. Что-то не было у меня желания разговаривать с ней. Жива, и ладно…
Еще я позвонил Курдову, но его телефон по-прежнему не отвечал. Где он может быть? Почему не отвечает? Может, это он меня и подставил под убийство?
В мыслях об этом я на какое-то время снова выпал из реальности. Я ехал куда глаза глядят. Ехал тупо и долго.
А когда решил все же вернуться домой, оказалось, что я нахожусь далеко от Горанска. А мне нужно было домой. Я должен был поговорить с женой, узнать, как она оказалась на улице Полевого и что там произошло. И еще мне нужно было посмотреть ей в глаза…
Было уже темно, когда я подъехал к дому. Охранник открыл ворота, а когда я остановил машину, подошел ко мне:
— Вадим Борисович, тут из полиции приходили.
— Что им нужно? — Мой голос дрогнул от волнения.
— Ну, там капитан какой-то был, он с Серафимой Платоновной разговаривал.
Сима выбежала из дома и застыла на пороге, с тихим ужасом глядя на меня. Я отослал охранника, подошел к ней.
— Ну, здравствуй… Как тебя назвать, не подскажешь? — зло спросил я.
— Как я заслужила, так и называй…
— А уши не завянут?.. Дети спят?
— Да.
Я надвинулся на нее, собираясь зайти в дом, и она пугливым зайцем отскочила в сторону. Я прошел в свой кабинет, сел на диван, обхватил голову руками.
— Что с тобой? — спросила она, запустив пальцы в мои волосы.
— Чего менты хотели? — спросил я и дернулся, когда ее пальцы коснулись раны на голове.
— Чем это тебя? — Ее голос прозвучал сиреной «Скорой помощи».
— Я, кажется, о чем-то спросил?
— Сказали, что ты убил человека. Какого-то Чайкова.
— Какого-то Чайкова?! А разве ты не к нему сегодня ехала?
— Нет, не к нему. Я была в сороковой квартире, а Чайкова убили в тридцать шестой.
— Кто его убил?
— Не знаю. Но говорят, что ты.
— И ты в это веришь?
— Нет, — четко ответила она.
— Значит, знаешь, кто убил? — вспылил я.
— Не знаю.
Сима вышла из кабинета. Я решил, что сделала она это в знак протеста, но ошибся. Она всего лишь принесла перекись водорода, чтобы продезинфицировать давно уже запекшуюся рану на голове. Ничего страшного там не было, кость цела, а кожа заживет.
— Тебе в больницу нужно, — сказала она.
— Я же человека убил. Меня полиция ищет.
— Да, тебе нельзя в больницу. Тебе надо спрятаться.
— Где?
— Не знаю… Курдову позвони.
— А сама ты не можешь ему позвонить? Может, вы с ним на пару?
— Что, на пару? — не поняла она.
— А меня на пару с ним подставили! Я, оказывается, Чайкова убил! — воскликнул я, шлепнув себя по коленке.
— Я в это не верю, — мотнула головой Сима. И, поймав мой резкий взгляд, добавила: — А кто убил, не знаю.
— А встречалась ты с кем?
— Он здесь ни при чем…
— Но ты с ним встречалась! — вскричал я и тут же скривился от головной боли.
— Да… Если ты хочешь, мы можем развестись, — опустив голову, тихо произнесла Сима.
— Ты этого хочешь?
— Нет.
— Зачем же ты встречалась с этим уродом? Кто он такой?
— Это уже не важно… Я для того и приехала, чтобы попросить его оставить меня в покое.
— А по телефону ты не могла это сказать?
— Могла.
— Почему не сказала?
— Потому что я глупая женщина… — вздохнула она.
И такой у нее был жалкий вид, что я едва не задохнулся от прилива чувств. Так вдруг захотелось прижать ее к сердцу и защитить от всех невзгод… Она действительно глупая. И наивная. Ей в принципе нетрудно заморочить голову, и какая-то мразь этим воспользовалась…
— Ты его любишь?
— Не знаю… — Сима отвела взгляд в сторону.
— Что значит не знаешь?
— Если он причастен к убийству Чайкова, то не люблю…
— Какая-то продажная у тебя любовь! — сквозь зубы процедил я.
— Значит, это не любовь… Значит, я ошибалась… — Сима заставила себя посмотреть мне прямо в глаза.
— Ты его не любишь?
— Я не хочу с ним видеться… Значит, я ошибалась, — повторила она.
— Сказал бы я, кто ты.
— Скажи. Если тебе от этого станет легче…
Она не лукавила, не притворялась, не играла роль, я точно это знал, но все-таки ее поведение показалось мне фальшивым. И среагировал я на это соответствующе.
— Пошла! — резко махнул я рукой, отсылая ее прочь.
Сима кивнула, с поникшей головой повернулась ко мне спиной и вышла.
Я не мог больше всего это выносить, сел в машину и отправился в ночь, в пугающую неизвестность.
Я спасался бегством, но не столько от закона, сколько от Симы. И от самого себя…
Безумная гонка на машине, долгий выматывающий бег через леса и поля, спасательная миссия… Все это уже позади. Капитан Уланов далеко, ему с его больной ногой меня не догнать.
Но Уланову было куда идти. И цель у него была — объявить меня в розыск и получить медицинскую помощь. Наверняка он уже спустил на меня собак, а сам сейчас отлеживается в больнице. Условия там не фонтан, особенно если палата окажется без кондиционера, но все-таки это лучше, чем тюремная камера, которая светит мне…
Ищут меня, но найти не смогут. Далеко я уже от тех мест, по которым бродил в обнимку с полицейским капитаном. И не в каком-то доме я скрываюсь, а лежу в хлипком, открытом всем дождям шалаше, на охапке сена…
Третий день я в бегах — голодный, измученный, изъеденный комарами и безнадегой. Телефон сдох в тот самый момент, когда оказался в зоне действия сети — позвонить я никому не мог. Да и не уверен я был в Курдове, а вместе с тем и в начальнике своей личной охраны…
Я тупо лежал на охапке свежего сена и думал о том, что делать дальше.
И еще думал о том, как повела бы себя Сима, если бы я предложил ей рай в этом своем шалаше. Смогла бы она бросить все и уехать со мной в дикую глушь, где бы мы до конца дней своих скрывались от правосудия?
А если я все-таки сяду? Станет ли она ждать меня? Или разведется, получит свою долю и ту-ту, к Мише…
Да и что это за Миша такой? Видимо, он — часть механизма, который загнал меня в угол. Тогда и совращение Симы — часть коварного плана. Если так, то, возможно, она стала жертвой сильного гипноза…
Не могла она полюбить какого-то Мишу по своей воле. Не могла, и все. Приворожили ее, околдовали, и кому, как не мне, нужно снять эти чары. Она уже сказала Мише, что не хочет быть с ним. И не любит она его. Надо всего лишь сильнее привязать ее к себе. Я должен подойти к Симе, посмотреть ей в глаза и спросить, будет она ждать меня из тюрьмы или нет. А если будет, то как — честно или не очень… Ее глаза не соврут, и я узнаю ответ.
И чем быстрее его узнаю, тем лучше.
Я должен был увидеть Симу! С этой мыслью я сорвался с места и рванул в сторону дома…
К Архиповке я подходил едва живой от усталости. Видели бы меня мои рабочие… У ворот ко мне вышел охранник, предупредил о капитане Уланове.
Я уже всерьез подготовился к встрече с правосудием. Надо было выходить из тени и сдаваться. Возможно, в следственном изоляторе мне легче будет разобраться в злом и хитром сплетении проблем. Если нет веры в собственную службу безопасности, то, возможно, мне поможет полиция. Тот же капитан Уланов, например…
Я согласился сдаться, но с условием, что мне позволят проститься с женой и детьми. Я увел Симу в дом, взял ее за плечи и глубоко заглянул в ее глаза. Она завороженно смотрела на меня.
— Ты меня любишь?
— Люблю! — не раздумывая, с чувством выпалила она.
— А Мишу?
— Нет!
— Я никого не убивал, но меня могут посадить. Ты будешь меня ждать?
— Да! — И снова ни грамма сомнения в ее взгляде.