Эд Макбейн - Крах игрушечного королевства
Через полчаса мы вернулись.
— Ну и? — спросил я.
— Где вы это взяли? — вопросом на вопрос ответила Лэйни.
— На яхте Толандов, в личной каюте хозяев.
— Ясно, — холодно кивнула она.
Мы посмотрели на нее. Эндрю, кажется, плохо понимал, что, собственно, происходит. Все-таки он был еще зеленым юнцом. Я думал над тем, что должно означать это «ясно». Лэйни, похоже, не собиралась ничего объяснять. Фрэнк перехватил мой взгляд. «Подсказку, — говорили его глаза. — Дай даме подсказку».
— Ты знаешь, как эта кассета попала на яхту? — спросил я.
Лэйни заколебалась, пытаясь определить, кто из нас троих отнесется к ее истории с большим сочувствием. Я подумал, что она выберет Эндрю.
Но Лэйни сделала ставку на Фрэнка.
— Он попытался меня шантажировать, — сказала она.
— Толанд? — уточнил Фрэнк.
— Да.
— Он показал вам эту кассету и?..
— Нет.
— А что тогда?
— Сказал, что она у него есть.
— Что у него есть кассета, где вы сняты обнаженной?
— Что у него есть эта кассета, — сказала Лэйни, сделав ударение на слове «эта», и яростно кивнула в сторону кассеты, словно желая швырнуть ее в костер. Вполне возможно, что ей действительно этого хотелось.
— Но он не показал вам эту кассету?
— Нет.
— Просто сказал, что она у него есть.
В этом весь Фрэнк. Чисто нью-йоркская привычка брать быка за рога.
Иногда я им восхищаюсь.
— Да, просто сказал. Показал коробку, или как там эта фигня называется, с моей рукой на обложке. Но она была пустая. Он сказал, что не такой дурак, чтобы приносить кассету с собой. Сказал, что она в надежном месте. Еще сказал, что если я не отзову иск, об этой записи узнает весь детский мир.
— Весь что?
— Детский мир. Он имел в виду производителей игрушек. Он собирался сообщить всем, что женщина, которая проектирует детские игрушки, занимается… ну… ну… вы сами видели.
— И ваш медвежонок пойдет коту под хвост, — кивнул Эндрю.
— Нет, — поправила его Лэйни. — Коту под хвост пойдет вся моя жизнь.
— Когда это произошло? — спросил я у Лэйни.
— Что — это?
— Когда Бретт сказал тебе об этой кассете?
— Когда мы сидели на палубе.
— На кокпите?
— Да.
— Выпивали…
— Да.
— Мило беседовали…
— До тех пор, пока он не попытался меня шантажировать.
— Но до тех пор…
— Да, до тех пор он говорил, что знает способ решить все наши проблемы, что мы можем обойтись и без юристов, и все такое прочее.
— А потом он упомянул о кассете?
— Да.
— Это было до того, как он отнес твои туфли и шарф вниз, в их каюту, или после?
— Я не знаю, куда именно он их относил.
— Но все-таки, до или после?
— После. Он забрал мое барахло, когда шел вниз за напитками.
— Вы знали, о какой кассете он говорит? — спросил Фрэнк.
— Да.
— Вы знали о существовании этой кассеты?
— Ну конечно, я знала! — ответила Лэйни и с раздраженным видом повернулась к Эндрю.
Эндрю сочувственно пожал плечами.
— Я имею в виду, что меня снимали не скрытой камерой, — пояснила Лэйни.
— Когда была отснята эта кассета? — спросил Фрэнк.
— В начале этого года. Где-то в марте.
— Кто ее снимал?
— Один человек.
— Кто именно?
— Слушайте, — возмутилась Лэйни, — это что, допрос?
— Нет, и благодарите Бога, что нет, — холодно ответил Фрэнк.
— Лэйни, — осторожно сказал я, — может, ты все-таки расскажешь нам об этом?
По словам Лэйни — рассказывала она исключительно хорошо, сперва сняв очки для создания образа Маленькой-Бедненькой-Косоглазой-Но-Чертовски-Сексуальной-Малышки, — после того, как она в январе оставила свою работу у Толандов, счета начали расти, а отложенные деньги — таять. Ее собственная фирма никак не могла встать на ноги. Оказалось, что находить заказы самостоятельно вовсе не так просто, как она рассчитывала…
— Я не думала, что это окажется настолько трудно, — сказала Лэйни.
— У меня была хорошая репутация, и документы в полном порядке, и я полагала, что заказов у меня будет хоть пруд пруди. Честно говоря, я даже начала подозревать, что это Толанды устроили мне небольшой саботаж. Ну знаете, пустили какой-нибудь паршивый слушок в расчете на то, что я приползу проситься обратно. Здесь, в Калузе, Толанды диктуют свои правила всем, потому я разослала свои анкеты людям, которые знали меня по Нью-Йорку или по побережью, ну, забросила наживку и стала ждать ответа. А деньги тем временем таяли…
Лэйни уже начала впадать в отчаяние и просматривать объявления о работе, сперва те, которые были связаны с ее специальностью — например, дизайнер для какого-нибудь агентства, или там художник для оформления витрин, — потом те, где присутствовало не слишком внятное определение «творческая работа» — например, оформление ежедневного меню для ресторана.
Дело осложнялось тем, что Лэйни искала место с неполным рабочим днем, чтобы иметь возможность продолжать свою работу. Она просто хотела немного подработать, чтобы оплатить текущие расходы. Когда Лэйни ушла от Толандов, у нее было на счете две тысячи долларов. К концу февраля от этих двух тысяч осталось всего шестьсот баксов. Лэйни начала смотреть, не требуются ли где-нибудь на неполный рабочий день официантки, или горничные, или кассирши, или уборщицы…
И тут ей на глаза попалось следующее объявление:
ДЕМОНСТРАЦИЯ ДАМСКОГО БЕЛЬЯ
МОДЕЛИ ИЗВЕСТНЫХ ЗАРУБЕЖНЫХ ФИРМ
НЕПОЛНЫЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ
ОТЛИЧНАЯ ЗАРПЛАТА
ЗВОНИТЕ В ФИРМУ «ЛЮТИК»
ТЕЛЕФОН 365-72…
— Я думала, что это все законно, — сказала Лэйни. — Кроме того…
…С тех пор, как она переехала во Флориду, Лэйни много времени проводила на пляже… ну, от ее дома на Северной Яблочной улице до пляжа на Шуршащем рифе двадцать минут ходу, а машиной вообще пять минут… и пока калузская полиция не свихнулась на этом «неприличном обнажении», она носила открытые купальники, а это ведь не сильно отличается от демонстрации нижнего белья, правда? В конце концов, купальники куда откровеннее, чем белье, которое она носит дома, или надевает под платье, когда выходит на улицу. И кроме того, она вправду думала, что это все совершенно законно, какая-нибудь оптовая или розничная торговля, продажа образцов известных фирм, «Шанели», «Лизы Шармель» или там «Хэнро». Лэйни всегда считала, что у нее вполне приличная фигура. Почему бы не подработать? Неполный рабочий день, и платить обещают хорошо.
Лэйни позвонила по номеру, указанному в объявлении.
Какая-то женщина — у нее было превосходное британское произношение, а в голосе звучали материнские нотки, — объяснила, что работа заключается в демонстрации дорогих марок белья для розничной продажи. Демонстрация проводится в специально отведенных местах — она так и сказала, «в специально отведенных», — по гибкому графику.
Начальная ставка — тридцать долларов в час. Она спросила, сколько Лэйни лет…
— Тридцать три, — ответила Лэйни.
— Гм, — произнесла женщина.
Лэйни затаила дыхание.
— Обычно в манекенщицы идут девушки помоложе, — сказала женщина.
— А какой возраст вас интересует?
— Ну, большинству наших манекенщиц чуть больше двадцати.
Лэйни тут же решила, что ей ничего не светит. Тридцать три. Для модельного бизнеса это уже глубокая старость. А может, все-таки попытаться?
— Но у меня хорошая фигура, и все говорят, что я молодо выгляжу.
— Вас не затруднит сообщить мне ваши объем груди, талии и бедер? — спросила женщина своим приятным голосом с отчетливым британским акцентом.
— Тридцать четыре, двадцать пять и тридцать четыре дюйма.
— У вас нет шрамов или родимых пятен?
— Нету, — заверила Лэйни и подумала, не должна ли она упомянуть о косящем правом глазе. Конечно, он не был ни шрамом, ни родимым пятном, но здорово отравлял ей жизнь.
— А татуировок? — продолжала свои расспросы женщина.
«Татуировок?» — озадаченно подумала Лэйни.
— Нет, татуировок у меня тоже нет.
— Впрочем, у некоторых из наших манекенщиц есть татуировки, — сообщила женщина. — Конечно, вполне благопристойные. Маленькая бабочка на плече. Или розочка на бедре.
— Нет, у меня ничего такого нету.
«Но я вполне могу ее сделать. Если вам нужна татуировка, вы мне только скажите, и я тут же помчусь…»
— Ну что ж, — после некоторого молчания отозвалась женщина.
Несомненно, она в это время изучала свою картотеку и решала, годится ли тридцатитрехлетняя женщина с талией в двадцать пять дюймов и без татуировки для того, чтобы демонстрировать дорогое дамское белье от Симона Переле или Госсарда.
— Вы не замужем?
— Нет, — быстро ответила Лэйни.
— Гм, — протянула женщина. — Есть ли у вас кто-либо, кто мог бы возражать против того, чтобы вы демонстрировали дамское белье?