Галия Мавлютова - Опер любит розы и одиночество
— Никогда не появляйтесь на службе в таком виде! Сидите дома, пока не выплачете все свои слезы.
«Свои слезы» он произнес таким тоном, будто это что-то сверхнеприличное, вроде самогонки или паленой водки.
Я долго не могла забыть пережитый позор. По ночам мне мерещились презрительные взгляды сотрудников, с любопытством разглядывающих меня, рыдающую, и Иванова, сопровождающего…
Зрелище, естественно, весьма впечатляющее, Иванов поддерживает меня под руку, я, рыдая, тащусь по коридору, еле волоча ноги, и проклинаю тот день, когда я пришла наниматься на работу в милицию.
Был яркий солнечный день, я — юная девочка с косой до пояса, далее по тексту…
Мне ни разу не вспомнили всуе мою слабость. Но и я не допускала ничего подобного — больше никогда не плакала на глазах изумленной публики.
Хотя, в сущности, что здесь неприличного, два месяца интенсивной работы по двенадцать часов в сутки, а то и больше, да без выходных. Вот женщина и расплакалась.
Как бы там ни было, но сцену со слезами никто не вспоминал, опасаясь моего гнева.
— Гюзель Аркадьевна, — Юрий Григорьевич вздохнул и внимательно посмотрел мне в глаза, — надо ехать!
— Куда? — слезы отступили, освободив горло от душащего комка.
— В Магадан, в Башкирию, Нижний Тагил, куда хотите, — Юрий Григорьевич обвел рукой карту.
Карта страны висела на соседней стене и отличалась от областной лишь размерами.
Наше подразделение чаще всего объезжало Ленинградскую область, мы редко мотались по России, и потому карта страны обладала гораздо меньшими размерами.
— Зачем?
— Надо посмотреть филиалы «Петромебели». Я не верю, что никаких следов не осталось, так не бывает. Какие-то следы все равно затерялись, пусть не в Питере, но там, в провинции, может, что-нибудь вы найдете.
— Я не могу ехать за «что-нибудь», — я мигом повеселела. Мне захотелось шутить, прикалываться, острить. — Я могу ехать за туманом, за деньгами, за запахом тайги, а за «что-нибудь» не могу. Дайте мне ваш талмуд, я начну его изучать. К вечеру определюсь с местом выезда и оформлю командировку. Мне надо выбрать город, выберу тот, куда чаще всего выезжал Сухинин.
— Вот так-то оно лучше будет, — Юрий Григорьевич деликатно не заметил предательской слезинки, выползшей-таки из уголка правого глаза. Он лишь полюбовался игрой света на драгоценной жидкости и отвел взгляд.
Я швырнула талмуд на стол и принялась гадать — зачем роскошная блондинка притащилась к Иванову? Может, это и ревность, но ревность, я бы сказала, товарищеская, окопная, траншейная.
На глазах соблазняют твоего друга, а ты тут сиди и молчи в тряпку.
Я выглянула из-за компьютера, нет, конца-краю не видно. Иванов почти перелез через стол, шепча что-то таинственное на ухо безмятежной незнакомке, не знающей и не ведающей, что такое анализ оперативной обстановки и с чем его едят. Незнакомка кокетливо крутила белокурый локон. Очевидно, покручивание локона входит в тайную игру обольщения.
Это я, дура, не понимаю никаких тайных знаков, недаром мне сегодня сделали столько замечаний.
— Скажите, мадам, сколько стоит ваш «Рено»? — Я таки выскочила из-за компьютера.
Если я не разобью вдребезги эту сладкую парочку, то не смогу приняться за изучение амбарной книги.
— Не знаю, мне муж купил. — Блондинка даже не повернулась в мою сторону.
Глаза Юрия Григорьевича загорелись странным огнем, кажется, он понимал, что я извожусь ревностью.
— А что, муж не сказал вам, сколько стоит автомобиль? — Мне захотелось поиграть в детскую игру, кто кого переиграет.
— Не сказал, — блондинка неосторожно махнула рукой, отчего ее чашка с недопитым кофе упала на пол и разбилась.
Черная лужа растеклась по полу, напоминая застывшую кровь потерпевших. Иванов, кряхтя, бросился вытирать лужу. Блондинка растерянно смотрела на ползающего возле ее длинных ног Виктора Владимировича. Как мне кажется, она вдруг осознала, что забралась в чужой мир, где царят другие законы, ей неведомые. По крайней мере, неведомые до сих пор…
— Я, пожалуй, пойду? — Блондинка завернулась в широкое манто с собольей опушкой.
Манто размашисто проехало по столу Иванова и смахнуло еще ряд предметов, как-то: дырокол, настольный календарь и самый важный предмет всех сотрудников всех абсолютно органов — стакан с карандашами и ручками.
Все вышеперечисленное брызнуло на пол, и Иванов, красный от смущения, начал подбирать упавшие предметы. Я стояла, грозно нависнув над ситуацией, зорко наблюдая, как сокол или соколиха, а не придет ли на помощь Иванову вездесущий Юрий Григорьевич?
Нет, не пришел на помощь. Полковник наблюдал сцену, сидя за своим столом, как за барьером. Блондинка, зазывно взмахнув соболиной опушкой, медленно поплыла к выходу, не забыв бросить кокетливый взгляд в сторону Юрия Григорьевича.
Меня она не видела. Наверное, ее ослепила моя ярость.
Иванов, бросив беспорядок, помчался провожать красавицу.
Мне пришлось подсесть к монолитному столу полковника и сладким голосом поинтересоваться:
— Юрий Григорьевич, вчера я опечатала двери сухининской квартиры. И не знаю, правильно ли я сделала. Может быть, я не права? — Из разъяренной тигрицы я превратилась в добрую овечку.
Если бы меня видел в эту минуту Королев!
— Почему? — удивился Юрий Григорьевич.
— Я дала понять убийце, что больше не дам ему сесть мне на голову. Мне пришлось спрятать Шаповалова.
— Вы поступили правильно. Хватит нам трупов. — Юрий Григорьевич ласково посмотрел мне в глаза, словно хотел сказать, ну не мучайся ты так, все уладится.
— Юрий Григорьевич, а почему в корпорации не осталось никаких следов от командировок Сухинина?
— Потому что он ездил нелегально. Кто-то из руководства корпорации знал о его отлучках. Или сам отправлял в поездки, — добавил он не слишком уверенно.
— Но кто? — почти простонала я, изнывая от безысходности.
— Это уже не моя задача, а ваша, Гюзель Аркадьевна. Назвался груздем — полезай в кузов. Вы оформили командировку?
— Нет еще, времени не было. Сейчас займусь амбарной книгой, после этого приму решение. — Я прошлась по кабинету, наступая на рассыпанные карандаши и ручки.
— Займитесь наконец делом. — Полковник произнес «займитесь делом» как приказ.
Это означало, что где-то я перегнула палку, наверное, в истории с блондинкой.
Опять мне сделали замечание. Ну почему я должна постоянно выслушивать колкости в свой адрес?
Повертев толстую книгу, я отложила ее в сторону. Мне предстояла трудная задача — помириться с Ивановым.
В общем-то, можно обойтись без примирения, но уж очень хотелось кофе.
Запыхавшийся Иванов молча прошел мимо меня, словно я превратилась в столб.
— Виктор Владимирович, вам помочь? — приторным от елейности голоском спросила я, ласково потеребив его за рукав пиджака.
— Нет, что ты, не нужно. — Виктор Владимирович, забыв о своем руководящем назначении, продолжил возню с тряпкой.
Он елозил старой ветошью, разводя черные полосы по паркетному полу.
— Давай, Вить, я сама, у меня лучше получится. — Я отобрала у него тряпку и бросилась на пол, стараясь отмыть часть вины перед сообществом.
— Гюзель Аркадьевна, могу вам сказать, что вы куда симпатичнее, чем наша гостья-блондинка, — слукавил Юрий Григорьевич, придавая своим словам как можно больше убедительности.
Для того чтобы меня успокоить, он даже на преувеличение согласен.
Я никак не могу быть симпатичнее блондинки.
Но все равно приятно! Я насухо вытерла пол и отправилась в туалетную комнату.
Из настенного зеркала, висящего над раковиной, смотрела незнакомая женщина с надменным выражением лица, совершенно не похожая на ту, из моего внутреннего мира, с беспокойной совестью, с железными принципами и обостренным чувством долга.
В зеркале отражалась другая женщина — ярая собственница, ревнивица, жесткая и сухая, с полным отсутствием каких-либо эмоций. Даже контролировать нечего!
«Обойдусь без кофе!» — я наложила на себя епитимью, чтобы заглушить муки совести.
Честно говоря, мне становилось стыдно при одном взгляде на Иванова.
Он сидел за своим столом, смущенный ситуацией, красный, как рак, и не поднимал глаз от монитора. Раз в жизни решил показать женщине из гражданского общества свою неотразимость, и надо же было мне вмешаться. Черт попутал!
— Виктор Владимирович, а кто эта женщина? Зачем она приходила? Я, наверное, помешала вашей беседе. — Я подошла к столу Виктора Владимировича и занялась наведением порядка в неразберихе канцелярских принадлежностей.
— У нее неприятности с бандитами, она заехала в бампер крутого «мерса», к ней и прицепились, — неохотно поделился информацией Иванов. — Я хотел ей помочь.
