Фридрих Незнанский - Король казино
Что он сказал?
Приготовься, мол. Через три минуты — огонь. Выскочили из джипа пятеро с дурами на плечах — и к ограде. Нас под дула положили.
И вы легли? — не выдержал Джалал.
Мишка и говорит, — совершенно не обратив внимания на слова азербайджанца, продолжал Гришуня. — Все, мол, хана. Антона жалко, но за него ваши души возьмем. Лежим, ждем.
Скоты! — выкрикнул Джалал.
И на этот раз стерпел Гришуня, лишь, повел равнодушным глазом на помощника.
Поглядел на часы. Третья минута на исходе. Прощай, белый свет, Здравствуй, мать сыра земля... Смотрю, побежали ребята, те, что с дурами на плечах, обратно в джип. А тут и Мишка. Вставай, мол, отбой. Лыбится.
Трусливые собаки! Шакалы! — рассвирепел Джалал.
Это ты зря, — лениво обронил Гришуня. — Я понимаю, кровь горячая, южная, но зря.
Он спас нас! — закричал Фима. — Понимаешь?! Спа-ас! Григорий! Спасибо! Что твоя душа желает, говори, все исполню!
Налей, — кивнул на бутылку с коньяком Гришуня.
Выпив, он посмотрел на Джалала, покачал головой:
Недолго проживешь, парень. Уж очень горяч.
Джалал побелел. Правая его рука медленно поползла за отворот пиджака.
Остынь! — приказал Тофик и протянул руку Гришуне: — Благодарю тебя, брат!
Гришуня ничего не ответил и не спеша направился к двери.
За наше спасение! — поднял тост Городецкий.
Выпили, посмотрели друг на друга и начали прощаться. После ухода гостей Городецкий и Фишкин, оставшись наедине, задумались.
Что молчишь, Фима?
Думаю, Алик, думаю...
Может, с Павловым поговорить?
Звонил. Не отвечает.
Не замели ли его, Фима?
Кто знает? Меня, Алик, следователь беспокоит. Баба эта, Федотова. Из прокуратуры.
Та самая, бывший юрисконсульт?
Та самая.
Все документы визировала она. Какой смысл под себя копать?
Не все, — вздохнул Алик.
Понятно, — помолчав, догадался Городецкий. — Припомнил старую профессию.
Был грех. Да она бы и не подписала. Мы же заводик вписали, судоремонтный. За так. А сколько меди, бронзы, титана, серебра выкачали... Где? Если копнет —· амба!
Работа-то чистая?
Спрашиваешь! — даже чуть обиделся Фима.
Еще что?
Акции на алмазы и два пионерлагеря под Москвой. На лагеря, если помнишь, она отказалась визировать, а на алмазы я и не предлагал.
Не переживай, Фима, — успокоил друга Городецкий. — Копнет-то она под вице-премьера. Там и застрянет.
Не скажи. Баба серьезная. Пришла-то с бумагой за подписью генпрокурора!
Документы, конечно, в прокуратуре?
А то где же? Официальная рядовая проверка.
Застрянет, — подумав, повторил Городецкий. — Слишком долга ниточка. А насчет подписи так скажу — не один ты умелец.
Это точно, — согласился Фима.
Как считаешь, начнут азеры?
Начнут, Алик. Им, как и Буряту, деваться некуда. Слишком жирный кусок отрывает Бурят.
А ты тоже, «плачу-у...» — припомнил Городецкий.
Со страху чего не вякнешь? На кой оно мне все это, — повел руками Фима, — если меня самого не будет?
Ия трухнул, Фима. Секунды оставались!
Чего там, все в портки наложили...
Пронесло, и ладно, — сказал Городецкий. — Бурят не только у Тофика кусок отнимает, но и нас хорошо за вымя дергает...
И не думай, Алик! Нам с Тофиком не по пути!
Я о другом думаю, Фима... Есть две силы, способные остановить Бурята. Павлов и старые крестные отцы. Калган, Шаман, Крест, Кирпич... Павлов отпадает.
Падла он! — вскипел Фима. — Посчитай, сколько поимел?! А где отдача?!
Остаются крестные отцы, — не обратив внимания на вспышку товарища, продолжал Городецкий.
Отцы против Бурята не пойдут.
Как сказать... Отцы шума не любят.
Дорого будет стоить, Алик.
Не дороже того, что мы теряем.
Поговорить можно.
Поговори. Но после шухера.
Большой шухер будет. Чует мое сердце.
Подождем, — решил Городецкий, булькнул коньяку в рюмки. — За то, что живы! Будь здоров!
Утром следующего дня, на глазах ошеломленных москвичей, в упор была расстреляна из автоматов машина марки «ауди» с четырьмя парнями Бурята. Трое скончались мгновенно, четвертого увезли в клинику Склифософского. «Молоденькие-то какие, Господи- и...» — часто крестясь, бормотала какая-то бабка. «Разборка, — мрачно вымолвил стоявший рядом мужчина. — Так им, сукам, и надо!»
Бурят отнесся к трагедии спокойно, даже смиренно. «Антоша, прикажи ребяткам уйти из курятников. Насиделись». — «Понял!» — «Хозяевам скажешь, чтобы платили азерам. Сомлел Ваня! Понос прошиб». — «Понял!» — «И последнее. Мне необходимо знать каждый шаг Тофика. Баксов не жалей». — «Понял», — в третий раз повторил Антон, но уже довольно тускло. «Езжай».
Понаехавшие боевики Тофика были немало удивлены, когда, решительные и готовые на все, врывались они в казино и обнаруживали лишь улыбающихся владельцев, официантов, франтоватых крупье и подобострастных швейцаров. «Где эти шакалы?! — сверкал глазищами Джалал Мамед-оглы. Но «шакалов» и след простыл. Их не оказалось ни в одном казино, ни в одной гостинице, ни в одном ночном клубе. Помощник Тофика ликовал, но самого Тофика взяло большое смущение. «Не похоже на Бурята, — частенько повторял он. — Не похоже. Не такой он человек. Говорить только на своем, родном языке. Поняли?» Но у Антона Маевского нашлись и знатоки азербайджанского. Денно и нощно прослушивали они азиатскую тарабарщину, переданную через крохотные американские «жучки», которыми Антон щедро снабдил сговорчивых людишек из казино и ресторанов, тем более что людишки эти рисковали небесплатно. Прошла неделя, повалила другая. Снова запахло в злачных местах «травками», повеселели боевички, расправили крылышки. Ваня терпеливо ждал. И он дождался. Знатоки отработали свой хлеб с маслом. В один из вечеров к Буряту ворвался возбужденный Антон. «Клюнуло! То ли сходняк, то ли сабантуй какой!» — «Где?» — «В квартире Джалала!» — «Когда?» — «Завтра в восемь!» — «Вот мы и дождались, Антоша, своего часа», — улыбнулся Бурят.
Операция прошла без сучка и без задоринки. Боевики Бурята, рассредоточившись в разных местах возле здания, где проживал Джалал, беспрепятственно пропустили в дом гостей, всю головку группировки Тофика Алиева, числом в пять человек, и ожидали лишь приказа для дальнейших действий. Бурят медлил, он ждал самого Тофика. Но ждал не только он. Томились в ожидании и гости, поглядывая на стол, богато уставленный закусками и бутылками с дорогим коньяком.
Подъехал! — раздался голос Сабира, стоящего на балконе.
Встретим шампанским! — предложил кто-то. Захлопали пробки, полилось шампанское в высокие бокалы. Все, как и положено при встрече с шефом, надели черные пиджаки, поправили галстуки, иные даже причесались. Рассчитав, что, пока шеф зайдет в подъезд, пока поднимется на лифте, пройдет не больше минуты, Джалал решил открыть дверь, не дожидаясь звонка. Гости прошли в просторный холл и, держа бокалы в руках, выстроились, словно на параде. Джалал распахнул дверь... Пятеро, стоявшие в холле, скошенные автоматными очередями, обливаясь кровью, рухнули все разом. Джалал, отброшенный дверью, успел вскочить, с диким ревом бросился в гостиную, где лежало оружие, но тут же и упал, прошитый пулями из трех стволов. Из лифта вышли Тофик и Ваня Бурят.
Убей меня, — сказал Тофик, глянув на окровавленные тела своих ближайших друзей.
Живи, — помолчав, ответил Бурят. — Если сможешь.
Убей, — повторил Тофик.
Подумай о живых. Срок — два часа. Мы уходим.
Хлопнула дверь, и Тофик остался наедине со своими мертвыми товарищами.
Через два часа к подъездам дорогих злачных мест подкатили иномарки, из которых вышли парни, хорошо знакомые официантам и швейцарам. Заходили они в заведения, как к себе домой, уверенные, что встретят их если не цветами, то уж улыбками точно, пусть неискренними, заискивающими, но улыбками.
Лиле Федотовой не пришлось долго ломать голову над документами, изъятыми из фирмы Ефима Ароновича Фишкина. На память свою она никогда не обижалась и прекрасно помнила, что, будучи юрисконсультом, не визировала бумаг ни по алмазным акциям, ни по судоремонтному заводу на Оке, а уж о подмосковных пионерских лагерях и говорить нечего. Но под документами-то стояла ее собственная подпись! И не на одном документе. Сколько она ни вглядывалась в буквы своей фамилии и знакомые закорючки, не могла ни к чему придраться, и если бы сейчас кто- либо спросил, точно ли она подписала бумаги, Лиля бы подтвердила. И она помчалась в криминалистическую лабораторию. Экспертиза подтвердила фальшивость подписей, и Лиля помчалась к шефу, к Турецкому.
В кабинете, кроме хозяина, сидел Слава Грязнов.
И что? — просмотрев документы, спросил Турецкий.
Хочу возбудить уголовное дело. Только что от экспертов-почерковедов. Подпись мне не принадлежит, за меня гады поработали — рисовали на документах мои подписи.
