Евгений Сухов - Тюрьмой Варяга не сломить
— Я тебя понял, Варяг.
— Так вот, я хочу знать: кто меня сдал? По чьей милости я угодил в ловушку? Это была твоя идея?
Даже в сравнении с Варягом Пузырь выглядел гигантом: крупный, с широкой и выпуклой грудью, раздувающейся при каждом вздохе, словно кузнечные мехи, с мускулистыми руками и огромными длинными ногами, он, казалось, был создан для того, чтобы растирать булыжники в песок. Но сейчас он выглядел беспомощным — в точности, как нашкодивший школьник под взглядом строгого завуча.
— О чем базар, Варяг, разве это похоже на меня?
— Тогда кому, как не тебе, выгодно мое исчезновение?
Пузырь посмотрел на Варяга. Тот был настолько сконцентрирован, что представлял собой сгусток энергии, и Пузырь был уверен, что если сейчас он потянется за пачкой сигарет, то еще через секунду насчитает на своем теле несколько лишних дырок.
— И чем же оно мне выгодно? — хмыкнул Пузырь. — Я из тех людей, которые не забывают добра. И потом, я совсем не жажду того, чтобы мой труп, с камнем на шее, зашвырнули на середину Невы. Ты же знаешь, я никогда никого не предал.
— Да, так было. А как сейчас? — Глаза Варяга недобро сверкнули. — Ты не боишься того, что если я не получу ответа, то твои мальчики на джипах, дежурящие у подъезда, тебя могут просто не дождаться?
— Ты напрасно клеишь мне это дело, Варяг.
Вор поднялся. Его сейчас можно было сравнить с горностаем — быстрый, юркий и жаждущий крови. Он неожиданно выбросил вперед три пальца и страшным ударом заставил гиганта сложиться от боли пополам.
— Выслушай меня внимательно, мразь: если ты будешь капризничать, то я могу сделать так, что из твоих ушей до утра будет течь кровь. Представляешь, как будет обидно испачкать собственной кровью такую замечательную ухоженную квартирку. — Пузырь выглядел беспомощным — он как рыба пытался шевелить толстыми губами, старался набрать в легкие побольше воздуха. А Варяг уже набросил ему на шею веревку и уверенно потянул петлю. Из груди гиганта вырвался безобразный хрип. — Не слышу. Громче! Чувствую, ты уже хочешь сказать мне всю правду. Верно? Если ты будешь по-прежнему упорствовать, то я задушу тебя и отрежу тебе голову! — очень спокойно развивал свою мысль Варяг. — Ты был хорош для тех мальчиков, что привозят тебе блядей, для них ты босс, а для меня ты — пехота, мясо, которое я могy бросить на прокорм стервятникам.
Он изо всех сил стянул веревку на шее у Пузыря. Глаза гиганта закатились, руки судорожно стали дергаться. В этот момент Варяг отпустил удавку и, встав напротив Пузыря, приставил ему ко лбу пистолет.
Пузырь надрывно кашлял. Когда удушье прошло, он сделал непроизвольное движение, пытаясь встать.
Сильный удар в челюсть опрокинул его в угол комнаты. Михаил стукнулся затылком о громоздкое старинное трюмо, которое даже не качнулось на своих надежных изогнутых ножках. Падая, Пузырь смахнул рукой с полированной поверхности пузатую вазу, которая разлетелась на множество сверкающих осколков.
Варяг опять подошел к Пузырю и наступил ботинком ему на горло.
— Кто?!
— Не знаю, — прохрипел Пузырь. — Я не знаю, о чем ты. Я ведь в точности исполнял все твои инструкции.
— Не знаешь, значит?! Не верю я тебе, Мишаня. — Варяг ухватил Пузыря за волосы и объявил: — Если ты будешь упорствовать дальше, твоя рожа сейчас искупается вот в этих осколках! Ты этого хочешь?! А может, ты лезешь в герои и хочешь сдохнуть за кого-то другого?
— Я ничего не знаю! Поверь же, Варяг! У тебя помутился разум. Очнись. Ты меня с кем-то путаешь.
— Ладно, — вдруг отпустил его Варяг, — не хочу терять больше времени. Даю тебе на обдумывание ровно минуту. Если за это время не поумнеешь, вышибу тебе остаток мозгов. — Варяг взял в руки пистолет, щелкнул предохранителем и посмотрел на часы. — Твое время пошло…
— Мне нечего сказать…
— Двадцать секунд прошло.
— Варяг, давай, в конце концов, поговорим. Ты не там копаешь. Моя смерть тебе ничего не даст.
— У тебя осталось тридцать секунд, Пузырь. Потом твои же собственные мальчики вывезут тебя на пустырь и по моему приказу зароют, как собаку. У тебя осталось пятнадцать секунд.
Варяг опустил «беретту» и ткнул стволом в лицо Пузырю, тот вздрогнул от прикосновения холодного металла, ствол зарылся в его мясистой щеке. Пузырь затих, покорно ожидая смерти от руки своего смотрящего. Варяг для Пузыря был высшей властью. Пусть будет, как будет. Но выстрела не последовало. Тяжело дыша, Варяг убрал ствол в карман и хрипло сказал Пузырю:
— Встань, Миша. Наверное, ты говоришь мне правду. Но тогда кто в Питере стал желать моей смерти? Подумай.
Пузырь, едва переводя дыхание, благодарил судьбу за то, что она даровала ему жизнь. Михаил приходил в себя и, поднявшись с пола, рухнул в кресло, схватил со столика бутылку с водкой и прямо из горлышка стал пить крупными глотками.
Через полчаса Варяг с Пузырем мирно беседовали на кухне, уплетая как ни в чем не бывало огромную яичницу с колбасой.
— Ты знаешь, Варяг, если вот так порассуждать, то, может быть, это и Шрам. У нас с ним был как-то разговор о нашем бизнесе. Появились кое-какие совместные проекты, и он однажды обмолвился о том, что рукопожатие Варяга больше смахивает на удавку на шее.
— Очень любопытно, продолжай, что еще говорил Шрам?
— Я не придал этому значения, но он так же вскользь сказал о том, что было бы совсем неплохо, если бы Варяг больше занимался западными делами.
— Ладно, Миша… Со Шрамом нужно поговорить по-серьезному. А жаль все же, если это он, из него мог бы получиться очень солидный вор. Впрочем, если разобраться обстоятельно, то в его перерождении и нет ничего странного. Чего можно было ожидать от болезненного честолюбца, не терпящего над собой ни малейшего покровительства? Он наверняка стал примерять на себя шапку смотрящего еще тогда, когда был организатором последних воровских сходняков. К власти привыкают быстро — это такая же зараза, как наркота: вдохнул однажды, а потом без сладкого состояния повелевать людишками прожить уже не в силах.
Варяг вспомнил, что Шрам особенно укрепил свои позиции, когда сходняк поручил ему выявить шерстяных. Теперь Варяг стал понимать, что слишком часто начали тогда засвечиваться катраны, накрываться малины, да и смерть многих законных представлялась теперь далеко не случайной. Чувствовалось, что за всеми громкими неожиданностями стояло всевидящее око. А ведь Шрам вел едва ли не на каждого вора особое досье, якобы для выявления и наказания ссученных. А уж отыскав жертву, принимался за отстрел с азартом опытного охотника.
Саша Степанов, конечно, мог заиграться, такое поведение было в его характере. Он желал быть центровым. Впрочем, для того, чтобы быть первым, у него было все: твердость характера, ум, воля и даже настоящий шрам — совсем не лишний козырь, позволяющий убедить оппонента в своей правоте.
Варяг вполне допускал такую возможность, что Шрам, стремясь к власти и деньгам, мог сойтись с людьми из ФСБ и сдать нынешнего смотрящего за гарантию всесторонней поддержки, личной безопасности или за какие-то еще особые льготы — как ни смотри, а теоретически такая сделка могла состояться, как и знаменитая сделка за тридцать сребреников. А в случае успеха, когда Варяг погибает, легко предположить последующие действия Степанова: на ближайшем сходе группа воров предложит его в качестве смотрящего России, а он, проявив скромность, будет отпираться ровно минуту, а потом милостиво примет корону.
Варяг, доедая яичницу и запивая ее горячим чаем, наблюдал за движениями и глазами Пузыря. Теперь Варяг понимал, что погорячился: неразумно подозревать того в измене — не тот у парня характер! Он больше сгодился бы для шумных веселых застолий, где нескончаемое пиво, где голые девки танцуют среди бутылок шампанского; он хорош в драке или в перестрелке, где удаль молодецкая хлещет через край и звонко трещат поломанные челюсти и черепа. Пузырь привык чувствовать себя своим в многолюдье, он был полубог хаоса и герой свадеб и, если вдуматься, вряд ли был способен на общероссийский уровень.
Пузырь осторожно притронулся ладонью к челюсти. Она заметно припухла.
— И как я теперь оправдаюсь перед пехотой, — голос Михаила прозвучал как-то обиженно и очень по-детски.
— Скажи, что хотел навестить кралю, а вместо нее тебя встретил на пороге ревнивый муженек, — не сдержал улыбки Варяг, взглянув на перекошенную физиономию парня. — Вот что, Пузырь, мне нужен Шрам, и немедленно. Где он сейчас?
— Сейчас он здесь, в Питере. Хотя буквально на днях он был в разъездах, в Москве, в Нижнем Новгороде.
— И по каким же делам?
— Понятия не имею. Приехал позавчера взмыленный, будто загнанная савраска. Толком так ничего и не объяснил, сказал, что у него есть срочные дела, и свалил куда-то за город.
