Татьяна Гармаш-Роффе - Королевский сорняк
– Можешь не повторяться. Я эту премудрость давно усвоила, ты был хорошим учителем, Кирилл… Собственно, зачем ты мне все это рассказываешь? Тебя мучит совесть? Тебе нужно исповедаться? Знаешь, я бы предпочла без этого обойтись!
– Прошу тебя, Тонечка, слушай… Мне очень трудно говорить… Я не ожидал особых результатов, но с тобой действительно произошла метаморфоза, и однажды ты стала такой женщиной, от которой начали отпадать все мужики. И я в тебя по-настоящему влюбился… Верь мне, Тоня, прошу тебя!
Он горячо схватил ее ледяные ладони.
– Я верю, не беспокойся, – кивнула Тоня. – Продолжай.
– …Он руководил всем. Он решал, когда нам съезжаться, как обставить первый вечер… Даже свечи… Тоня, прости меня… Я должен тебе рассказать правду, всю правду!!!
Кирилл дрожал – вполне заметно на глаз. И Тоня, не имевшая ни малейшего представления об особой психофизике людей, называемых актерами, – нервной и легковозбудимой, – почувствовала что-то близкое к брезгливости.
– Продолжай, пожалуйста, – произнесла она отстраненно.
Кирилл мгновенно учуял, что именно стоит за ее тоном: чувствительная природа актера, умеющего быстро и легко поставить себя на место другой личности, подсказала ему, что ощущает сейчас Тоня. И он не сомневался: это конец всему. Тоня не понимала его и не могла бы никогда понять.
Но Кирилл знал одно: он ДОЛЖЕН ей рассказать обо всем.
– …И разного рода несуразицы в моей «легенде», – продолжал он обреченно, – это либо его проколы, либо его намеренная игра… Я так и не знаю до сих пор… Мне кажется, что он хотел, чтобы ты начала подозревать меня. Почему ты молчишь?
– А я должна что-то говорить?
– Нет. Это у меня нервное. Ты должна просто слушать. Я знаю, что в конце ты просто уйдешь… И больше никогда не захочешь меня видеть. Но подожди до конца.
– Я жду, – прошептала Тоня.
Голоса у нее не было – у трупа не бывает голоса.
– Я каждый день получал инструкции. Но мне было все труднее играть… Потому что я к тебе привязался… Я стал любить тебя, Тоня.
– И продолжал игру… – добавила она. – А наши видеозаписи, когда я ходила голой перед камерой, когда мы занимались любовью под ее глазком?
– Да. Это был его заказ, – мужественно признал Кирилл. – Я отдавал ему записи. Как-то я спросил его, зачем ему это нужно. Он ответил, что он вуайерист. Что любит подглядывать.
– То есть все твои разговоры об интимности наших отношений, о том, что это только для нас с тобой, – отчего я уже заливалась краской, – ты показывал другому человеку? Мужчине?
– Да. Пожилому мужчине, если тебя это может утешить.
– Не может.
– Пусть так. Это сейчас неважно. Слушай меня.
– Слушаю, Кирилл.
– Я стал любить тебя… Вот что важно. Ты знаешь, до тебя я никого не любил.
– И предавал меня каждый день в угоду твоему «работодателю». Я должна прыгать от радости?
– Ладно, тебе не понять. Я не в обиде. Между тобой и мной – тысячи световых лет… Я это понял, пока жил с тобой. Ты всегда верила в любовь, уж не знаю почему… Ведь у тебя – такой, какой ты была раньше, – никаких шансов не предвиделось. Извини.
– Да уж что там… Благодаря тебе – или не тебе, – но я стала другой. И с этой дистанции вижу себя, прежнюю. Я не обижаюсь, Кирилл.
– Вот и хорошо… А куда мне было деваться? Театр я бросил, никаких других источников дохода у меня не было. Мужик этот договорился со мной примерно на год и обещал в конце работу в Москве… Но теперь ничего не будет. Все кончено. Я не могу продолжать игру. Потому что я люблю тебя.
– Ага, – сказала Тоня. – Любишь.
– Не ехидничай… Знаешь, я ведь мог тебе не рассказывать об этом!
– Вот я и спрашиваю: зачем ты мне исповедуешься?
– А потому, что ты, на мой взгляд, находишься в опасности! И я должен тебя о ней предупредить!
– В большей, чем неуправляемая машина? – саркастически бросила Тоня.
– Вот чего ты не знаешь… Я не имел понятия насчет машины. Мне велели ехать на дачу. Я приехал. И спустя пару часов, которые прошли в каких-то малозначительных беседах, меня отправили домой. Я не знал, что ты поехала следом! Я не знал, что тебя оглушили и посадили в машину, из которой потом выскочил шофер! Мне об этом рассказали позже, когда велели к тебе вернуться!
– Ах, и твое возвращение было по указке?
– Ты зря так… Мне нелегко тебе признаваться… Я хотел раньше, я был готов сказать тебе правду, – но он, Вуайерист, убедительно расписал, как ты отреагируешь… Как ты больше не захочешь никогда меня видеть… И я струсил. Я не хотел тебя терять.
– А теперь – захотел, надо думать?
…До сих пор они сидели на скамейке рядом, не глядя друг на друга, – каждый нашел точку опоры для взгляда: Тоня созерцала противоположную скамейку, Кирилл зачем-то изучал дом напротив. Но сейчас он повернулся к ней. Тоня упорно не смотрела на него. И Кирилл, взяв обеими руками ее голову, насильно развернул к себе лицом.
– Ты не поняла, Тоня. Я по-прежнему не хочу тебя терять. Я никогда не любил ни одну женщину до тебя. И для меня это много значит, очень много. Но ты в опасности. И поэтому я принес в жертву все, чтобы спасти тебя. Я поступаю благородно, Тоня. Зря ты не ценишь!
– Видимо, как и любовь, – благородство для тебя редкость!
Она вскочила со скамейки, готовая уйти. Кирилл схватил ее за руку и сильно сжал, заставив сесть обратно.
– Ты обещала дослушать.
– Я услышала достаточно.
– Тебе так кажется. Ты не поняла главного: ты в опасности.
– И в какой же?
– Все, что происходило с тобой, – и бассейн, в котором ты чуть не утонула, и вывоз мебели, и тайский массаж, неуправляемая машина, – все это делал не я. Я вообще не знал об этом.
– А кто мне снотворное подсыпал в стакан? Кто мне плетку в постель подложил и краску на меня налепил?
– Тоже не я… Я обо всем узнал только тогда, когда мне велели… В общем, когда я вернулся. Потому что он знал, что ты будешь задавать вопросы, – и потому проинформировал меня обо всем и подсказал ответы.
– Зря тебя не ценят режиссеры. Ты действительно талантливый актер!
– Тоня, пожалуйста, не ехидничай, дослушай… Это важно… Мы уехали с дачи, – знаешь, почему? Потому что я тебя спасал!
– После всего, что я услышала, я должна тебе в ножки кланяться? Какие там зрелища садомазозабав могут сравниться с твоими откровениями? Ты в своем уме, Кирилл? Ты хочешь, чтобы я тебе сказала за это еще и спасибо?
– Ты не поняла, – в отчаянии проговорил Кирилл, – ты меня не слушаешь! А я ведь просил, просил: выслушай, не перебивай! Там не зрелище для тебя было приготовлено – там тебе место было приготовлено!!! В цепях, с плетками и какими-то жуткими инструментами!!!
Кирилл был не в силах назвать своими именами увиденное.
– Ты хочешь сказать, что…
– Именно! Все это было предназначено тебе!
– И ты меня туда привез!…
– Нет!!! Я тебя оттуда увез, Тоня, очнись!!! Пойми, я сделал глупость, да, я повез тебя, но сейчас ты находишься на бульваре, на скамейке, со мной, а не в цепях! И все эти штуковины, которые были разложены на столике… Я не трус, Тоня, – я никогда не считал себя трусом, – но я испугался. Пусть это похоже на пошлое кино, которое я могу равнодушно смотреть за ужином, но здесь было не кино! Я актер, Тоня, а не искусствовед, но я могу тебе сказать, что эта мизансцена была страшна именно своей расхожей узнаваемостью! Стоило ее только увидеть, чтобы представить себе все остальное. Он именно так и задумал, именно этого и хотел, я уверен…
– Зачем?!!!
– Не представляю. Только, умоляю, не забудь, что я тебя оттуда увез! Тоня, Тоня, ты, услышав сейчас всю мою исповедь, меня презираешь… Да? Но все-таки, но, пожалуйста, пойми только две важные вещи: я люблю тебя. И поэтому я тебя оттуда увез!!!
– Ты меня спас…
– Да. И это чистая правда.
– И ты меня любишь.
– Да. Это тоже чистая правда.
– Вот и хорошо. Спасибо тебе, Кирилл. Я оценила мужество, с которым ты мне во всем признался. Я оценила, что ты меня спас. Но это…
Она задумалась, и Кирилл не выдержал:
– Что – «это»?
– Это поздно. Ты должен был мне сказать обо всем раньше. Хотя бы тогда, когда понял, что любишь меня… Но ты продолжал свой оплаченный спектакль. Вот и все. Я пошла, Кирилл. Никогда больше – никогда, ты понял? – не появляйся на моем пути. А за меня не волнуйся. Не будет тебя – не будет и никакой опасности. Прощай.
Она встала со скамейки и направилась в сторону Пушкинской площади.
Кирилл не стал ее догонять. Он был раздавлен собственным ничтожеством. И любовью к ней.
Глава 25
Тоня вернулась в квартиру Кирилла, собрала минимум вещей и торопливо покинула ее, боясь, что туда явится Кирилл.
Был поздний вечер. Куда идти, она не представляла. К Галке, которая оказалась как-то замешана в истории с бассейном? К Александре, которой она совсем недавно дала отбой, заверив, что все теперь с Кириллом отлично?
