Марио Пьюзо - Крестный отец
Она не ответила. Ей было ясно, что он чем-то удручен.
— Ты считаешь, что фильм удался? Он пойдет тебе на пользу? — спросила она.
Джонни утвердительно кивнул головой.
— Да. Он может вернуть меня наверх. Если получу эту штуку из Академии и правильно использую свои козыри, сумею добиться прежней славы даже без пения. Тогда, возможно, смогу больше давать тебе и детям.
— Мы и так получаем более, чем достаточно, — сказала Джинни.
— Я хочу чаще видеть девочек, — сказал Джонни. — Хочу немного остепениться. Почему бы мне не приезжать каждую пятницу? Каждый уик-энд буду проводить с девочками.
Джинни положила ему на грудь пепельницу.
— Не возражаю. Я и замуж не вышла, потому что хотела, чтобы ты остался их отцом.
Она сказала это без тени волнения в голосе, но Джонни Фонтена понял, что это был отказ от тех слов, которые Джинни произнесла тогда, когда их брак начал распадаться, и когда его звезда начала закатываться.
— Кстати, угадай, кто звонил мне, — сказала она.
Он не хотел заниматься гаданием.
— Кто? — спросил он.
— Хотя бы раз мог сам догадаться.
Джонни не ответил.
— Да твой крестный, — сказала она.
Джонни и в самом деле был удивлен.
— Он никогда ни с кем не говорит по телефону. Что он тебе сказал?
— Попросил помочь тебе, — ответила Джинни. — Он сказал, что ты можешь стать не менее великим, чем ты был, что ты на верном пути, но нуждаешься в людях, способных в тебя поверить. Я спросила, с какой стати я должна это делать. «Потому что он отец твоих детей», — ответил он. Такой замечательный старикан, а они еще рассказывают про него всякие ужасы.
Вирджиния ненавидела телефоны и позаботилась о том, чтобы два телефона, находившиеся в квартире, были установлены в спальне и на кухне. Раздался телефонный звонок на кухне. Она побежала отвечать, и через минуту вернулась в гостиную с выражением удивления на лице.
— Это тебя, Джонни, Том Хаген говорит, что у него важное дело.
Он пошел на кухню и взял трубку.
— Да, Том? — сказал он.
Хаген говорил ледяным тоном.
— Джонни, крестный отец хочет, чтобы я поехал в Калифорнию и уладил там несколько дел, которые помогут тебе теперь после того, как съемки закончились. Он хочет, чтобы я летел утренним самолетом. Сможешь встретить меня в Лос-Анжелесе? О вечере не беспокойся, я в тот же день возвращаюсь домой.
— Разумеется, Том, я тебя встречу, — сказал Джонни. — И не волнуйся, если я потеряю один вечер. Оставайся на ночь, отдохни немного. Я устрою вечеринку, и ты сможешь познакомиться с несколькими деятелями кино.
Он всегда предлагал это: не хотел, чтобы старые друзья думали, будто он их стыдится.
— Спасибо, — поблагодарил Хаген. — Но мне придется возвращаться первым самолетом. О'кэй. Так придешь встретить в 11.30 самолет из Нью-Йорка?
— Конечно, — ответил Джонни.
— Оставайся в своей машине, — сказал Хаген. — За мной пошли одного из своих людей.
— Порядок.
Джонни вернулся в гостиную, где Джинни вопросительно посмотрела на него.
— У моего крестного появились планы, как помочь мне, — сказал Джонни. — Не знаю, каким образом, но ему удалось достать для меня роль в этом фильме. Но дай бог, чтобы больше он не вмешивался.
Джонни снова присел на диван. Он чувствовал сильную слабость.
— Почему бы тебе эту ночь не поспать в гостиной и не возвращаться так поздно домой? — спросила Джинни. — Сможешь позавтракать вместе с детьми. Меня очень сердит мысль о том, что ты один дома. Разве ты не чувствуешь иногда одиночества?
— Я редко сижу дома.
— Значит, ты не изменился, — сказала она и засмеялась.
— А почему я не могу переночевать в твоей спальне? — спросил Джонни.
Джинни покраснела.
— Нет, — сказала она.
Джонни и Джинни обменялись улыбками. Они все еще были друзьями.
Проснувшись утром, Джонни понял по лучам солнца, пробивавшимся через опущенные шторы, что уже поздно.
— Эй, Джинни, — заорал он. — Мне еще полагается завтрак?
— Секундочку! — раздался из кухни ее голос.
И действительно, не прошло больше секунды. Все, наверняка, было давно готово, потому что не успел Джонни закурить первую в тот день сигарету, как отворилась дверь и, подталкивая тележку с подносом, вбежали две его дочурки, такие красивые, что у него защемило сердце. У них были чистые личики и жизнерадостные глазки, полные любопытства и страстного желания броситься к нему. У них были длинные косы и одеты они были в длинные платьица и белые кожаные ботиночки. Они стояли возле тележки и ждали, когда же, наконец, он потушит свою сигарету и позовет их к себе. Он протянул к ним руки, и они подбежали к нему. В дверях появилась Джинни. Она подтолкнула тележку к кровати, потом присела, налила кофе и намазала масло на тосты. Девочки сидели на диване в спальне и смотрели. Они были уже слишком велики для «подушечного боя» или для того, чтобы их подбрасывали в воздух. О, боже, скоро они вырастут, и голливудские дон-жуаны начнут их преследовать.
За едой он поделился с ними тостами со свининой, предложил несколько глотков кофе. Это было их давней традицией, еще из тех времен, когда он пел с оркестром и редко бывал дома: девочки любили делиться с ним едой в те необычные часы, когда он ел — за послеобеденным завтраком или утренним ужином. Им нравилось есть бифштекс с жареной картошкой в семь часов утра или жареную свинину с яичницей — в обед.
Только Джинни и несколько друзей знали, как он любит своих дочерей. Это было самым трудным местом в разводе и уходе из дому. Единственным, за что он боролся, был его статус отца. Ему удалось дать понять Джинни, что не обрадуется, если она выйдет замуж, и не потому, что будет ревновать ее к новому мужу, а потому, что будет ревновать девочек к их новому отцу. Денежную сторону развода он оформил так, что Джинни, выйдя вторично замуж, теряла бы многое. В составленном ими договоре было оговорено, что она может иметь любовников, но они не имеют права вмешиваться в семейные дела. Но Джинни всегда была удивительно стыдливой и консервативной в вопросах пола. Голливудские паразиты немало потрудились, вынюхивая, каким будет договор о разводе и какую выгоду можно извлечь из ее знаменитого бывшего мужа.
Ни он, ни она не хотели возврата к прежнему. Она понимала его тягу к красоте, к молодым женщинам. Было известно, что он непременно должен хоть раз переспать со своими партнершами по фильму. Они не могли устоять перед его чарами, как не мог устоять и он перед их красотой.
— Придется тебе одеваться, — сказала Джинни. — Самолет Тома скоро прибудет.
Она вывела девочек из комнаты.
— Да, — ответил Джонни. — Кстати, Джинни, ты знаешь, что я развожусь? Скоро снова буду свободным.
Она смотрела на него, когда он одевался. Он всегда держал здесь чистую одежду.
— Через две недели Рождество, — напомнила Джинни. Ты собираешься придти к нам?
В те времена, когда ему еще не приходилось волноваться за свой голос, праздники приносили ему самый большой доход. Второй раз подряд он упускает Рождество. В прошлом году он находился в Испании и ухаживал за своей второй женой, уговаривая ее выйти за него замуж.
— Да, — сказал он. — Накануне Рождества и в само Рождество.
Он не упомянул канун нового года. Это будет одной из тех сумасшедших ночей, в которых он время от времени нуждался.
Джинни помогла ему надеть пиджак и почистила его щеткой. Он всегда следил за своей одеждой. Он было рассердился, что рубашка отутюжена не слишком старательно и запонки болтаются, но вовремя сдержался. Джинни рассмеялась.
— Том не почувствует разницы.
Три женщины проводили его к двери и вышли с ним к стоянке автомобилей. Девочки держали его за руки. Жена шла немного поодаль. Она радовалась счастливому выражению его лица. Подойдя к машине, он по очереди покрутил девочек в воздухе и поцеловал их. Потом поцеловал жену и сел в машину. Он никогда не любил прощаться.
Прием Хагена подготовил секретарь по контактам с населением. Возле дома Джонни поджидала взятая напрокат машина, в которой сидели секретарь и еще один человек из обычной свиты Фонтена. Джонни остановил свой автомобиль, забрался в поджидавший, и они поехали к аэропорту. Потом он долго ждал, не выходя из автомобиля, а секретарь отправился к самолету встречать Тома Хагена. Том сел в машину. Они пожали друг другу руки и поехали домой.
Наконец, они с Томом остались одни в гостиной. В их отношении друг к другу чувствовалась явная неприязнь. Джонни никак не мог простить Хагену то, что тот служил препятствием между ним и доном в те мрачные времена, когда дон на него сердился, вплоть до свадьбы Конни. Том не привык просить прощения. Он просто не мог этого делать. Одной из его обязанностей было служить громоотводом для взрывов человеческого негодования, которые, по сути, должны были быть направлены против самого дона.
