Татьяна Полякова - Все точки над i
– Да, – согласился он и добавил: – Теперь понятно. Маше надо где-то укрыться. Тут вы правы, что же касается всего остального… Почему вы решили, что все столь безнадежно?
В первую минуту я не поняла и довольно тупо смотрела на него, а когда до меня дошло, что он имеет в виду, не выдержала и засмеялась. Он выглядел таким серьезным, таким уверенным. Машка переводила испуганный взгляд с него на меня, и я прервала смех.
– Потому что я видела эти бумаги, – ответила я спокойно. – Очень мало шансов, что все хорошо закончится, то есть их вовсе нет, особенно сейчас, когда документы исчезли. Поэтому Машке лучше всего побыстрее собраться и покинуть квартиру. Завтра у вас будут паспорта, я надеюсь на это. Если дело повернется скверно, вы уедете как можно дальше отсюда.
– Что значит «уедете»? – нахмурилась Машка. – Без тебя я…
– Конечно, я тоже уеду, – согласилась я, не желая тратить время на препирательства. – Мне нужны фотографии для паспортов. Если повезет, они нам не понадобятся, – не зная зачем, добавила я.
– Фотографии не проблема, – спокойно сказал Тони, вообще вел он себя странно, неожиданно для меня это уж точно. Он вроде принял как данность то, что придется бежать отсюда и жить по чужому паспорту. Ничто не могло нарушить его спокойствия. Выходит, он все это время действительно догадывался и сейчас почувствовал облегчение, потому что придуманные страхи всегда ужаснее настоящих и неизвестность пугает больше. – Что нужно делать? – спросил он.
– Собственно, ничего. Мы сейчас уедем, а вы постарайтесь вести себя как обычно. Если спросят про Машку, говорите, что она отправилась к какой-то тетке. Так и скажите, чтобы они поняли: вы озадачены и недовольны. Это отведет от вас подозрения. С работы не увольняйтесь, это вызовет ненужные подозрения, если что, работу придется просто бросить, впрочем, это уже не будет иметь значения. Связь держим через Виссариона, но звонить ему надо только в исключительных случаях. Вообще никаких звонков, мобильный оставь дома, – велела я Машке.
– Куда вы поедете?
– Вам лучше не знать об этом.
– Юлька! – разозлилась Машка.
– Дело вовсе не в моем недоверии, – усмехнулась я. – Если не знаешь, то и сказать ничего не сможешь.
Машка испуганно посмотрела на Антона и вроде собралась что-то произнести, но он ее перебил:
– А вы? Может, вам следует спрятаться вместе с Машей?
– Посмотрим. Я не собираюсь геройствовать, если увижу опасность, спрячусь. Нужны фотографии, – напомнила я.
– У меня есть две штуки, – подала голос Машка.
– Отлично. Свои Тони сам завезет Виссариону. Собирайся.
На сборы у нее ушло минут десять. Мы пошли к выходу, и тут Машка немного замешкалась, повернулась к Тони, потом посмотрела на меня и шепнула ему:
– Пока.
– Идем, – кивнула я, она торопливо его поцеловала и вышла первой.
Всю оставшуюся жизнь я буду корить себя за то, что не ушла, не подождала в машине, не позволила им проститься. Ни я, ни они в тот момент, конечно, не знали, что видятся в последний раз.
Я долго плутала по улицам, приглядываясь к машинам за своей спиной. Я надеялась, что Долгих пока ничего не знает о признании Старкова, но был еще Ден и его парни. Я боялась рисковать и продолжала колесить по городу, а потом поехала на вокзал. Купила билеты на ближайшую электричку и вновь приглядывалась, ища в случайных попутчиках что-то подозрительное. На первой же станции мы вышли, в последний момент, когда двери уже закрывались, и я с облегчением увидела опустевший перрон.
– Такое чувство, что мы играем в войнушку, – вдруг сказала Машка и прыснула в кулак, я тоже засмеялась, и на миг нам показалось – все только игра. Мы снова идем из школы, выдумываем себе приключение и сами над собой хохочем.
Мы спустились с перрона и по тропинке направились в лес.
– Может, скажешь, куда мы идем? – спросила Машка.
– Надо вернуться в город, – ответила я.
– Тогда лучше на попутке, хорошо бы тормознуть дальнобойщика.
Я кивнула. Мы вышли на шоссе через двадцать минут, первый же грузовик остановился, надсадно рыча, когда Машка махнула рукой.
– До города! – крикнула она, открыв дверцу, забросила спортивную сумку и полезла в кабину.
– С дачи? – спросил шофер, когда я устроилась рядом с ней. – Ага.
– А чего не автобусом? Опоздали, что ли?
– Опоздали.
– Значит, отдыхали? Места у вас здесь красивые. И девушки тоже, – добавил он, и мы опять засмеялись.
Парень был не прочь поболтать, и мы не заметили, как доехали до города. Он высадил нас на объездной, троллейбусом мы добрались до Саблино. Улица Третьякова была единственной в районе, где сохранились дома довоенной застройки. Тот, что был нужен нам, стоял немного особняком. Двухэтажный, в четыре окна по фасаду, обнесенный деревянным забором, в них ворота, из-за забора виднелись верхушки деревьев, штук пять. На первом этаже железная дверь и лаконичная надпись над ней: «Рюмочная».
– Подожди здесь, – сказала я Машке и направилась туда.
В рюмочной за столами на металлических ножках толпилось человек шесть мужиков, из тех, кого обыватели именуют алкашами. Не бомжи, но уже близки к этому. Вели они себя, однако, сдержанно, говорили вполголоса. На меня внимания не обратили. Ближе к стойке стояло еще три стола, покрытые клеенкой, возле них по четыре стула, надо полагать, эти места предназначались публике почище. За одним из столов сидели двое парней, по виду студенты, и уплетали яичницу, о чем-то жарко споря.
За стойкой, зорко поглядывая на алкашей, стояла женщина лет пятидесяти, невысокая, худая, но вид имела такой, что было ясно: ей лучше не перечить. Почему-то во всех рюмочных я встречала женщин одного и того же типа, словно работают там родные сестры.
Мое появление не осталось незамеченным, она выжидающе смотрела, как я иду к стойке.
– Мне бы Аркашу, – сказала я, поздоровавшись.
– Зайди во двор, – ответила женщина. – Он там.
Выйдя из рюмочной, я кивнула Машке, и мы вместе направились во двор. Невысокий плотный мужчина с седой шевелюрой перетаскивал ящики в подсобку, выгружая их из стоящей здесь же «Газели».
– Вы Аркаша? – спросила я, подходя ближе.
Он поставил ящик на землю и хмуро посмотрел на меня, потом на Машку.
– Идемте, – бросил нам, и мы вошли в дом.
По лестнице поднялись на второй этаж, Аркаша шел впереди, тяжело ступая. Мы оказались в небольшой комнате, что-то вроде офиса, из нее вел узкий коридор, который закончился дверью. Аркаша достал из кармана ключ и отпер ее. Комната была метров девять, без окна, справа еще дверь.
– Там туалет, – сообщил Аркаша. – Располагайся. Которая из вас? – поинтересовался он. Я кивнула на Машку. – Звать как?
– Маша.
– Ну а меня Аркадий. Держи ключ. В углу чайник, разносолами кормить не обещаю, но с голоду не помрешь.
– Женщина в рюмочной… – начала я, но он меня перебил:
– Не бойся, она никому не скажет.
– Ваша жена?
– Вроде того.
Он повернулся и ушел.
Машка беспомощно огляделась. Комнатушка вызывала уныние. Продавленный диван, стол в углу, на полу электрический чайник. На столе на жестяном подносе чашка, тарелка с печеньем и пакетики чая.
– Похоже на камеру, – вздохнула Машка, садясь на диван, потрогала подушку в грязной наволочке, зачем-то передвинула плед в ярко-красную клетку.
– Потерпи, – сказала я. – Это ненадолго. Я тебе книжек прихватила. Читай и отсыпайся.
– Ага, – кивнула она.
Мне не хотелось уходить, не хотелось оставлять ее в этой комнате без окон.
– Ты ведь побудешь немного? – спросила она.
– Конечно. – Я устроилась рядом с ней на диване.
Я не знала, что сказать, и она молчала, небось думала о своем муже, потому что через какое-то время спросила:
– А если они… если они придут к нему?
– Не выдумывай. Ник считает его малахольным, и он понимает, что я ему никогда не доверюсь.
– Тебе Ник обязательно задаст вопросы.
– Возможно, такое желание у него и возникнет, но я не стану этого дожидаться. Я же сказала, если что, я смоюсь.
– Зачем тебе вообще уходить, ведь вы все решили?
– Хочу посмотреть, как будут развиваться события.
– Врешь ты все, Юлька, – вздохнула она. – Ты не хочешь уезжать. Ты не хочешь оставлять сына.
– Конечно, не хочу, – согласилась я.
– Значит, мы простимся навсегда? – Она смотрела на меня, как ребенок, для которого слово «навсегда», в сущности, ничего не значит и все же пугает.
– До прощания еще далеко. Давай сначала посмотрим, что из всего этого выйдет. В прошлый раз я тоже паниковала, и ничего, обошлось.
– Ты не сказала мне, что нашла документы, и про Кузьминскую ничего не сказала. Почему?
– Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь.
– Я ведь говорила: без меня тебе будет легче, – задумчиво произнесла она.
– Легче – нет, может быть, спокойнее. Если я буду знать, что ты в безопасности и рядом с тобой твой муж, – это уже счастье. Понимаешь?
