Татьяна Полякова - Закон семи
— Почему же сразу убить? — забеспокоилась я, но Анька, меня не слушала:
— Ну, теперь я от ментов не отстану, пусть попробуют доказать, что это совпадение.
— Ты как себя чувствуешь? — робко спросила я.
— Нормально. Правда, сотрясение мозга и что-то с ногой. Только бы не перелом, на костылях особо не разбегаешься, а я чувствую, что мы на пороге большого открытия.
— Где ты сейчас? — ахнула я.
— В больнице «Скорой помощи». Жду, когда в палату отправят. Тачка твоя не особо пострадала, стекло разбито и капот помят, а еще правое крыло и дверь, но это пустяки. У меня знакомый в автосервисе, сделает все в лучшем виде, ты пока на моей покатаешься, я все равно пару недель здесь проваляюсь. Сейчас Валерке позвоню, пусть организовывает тебе охрану.
Валера действительно вскоре объявился. В это время я безуспешно пыталась прийти в себя. Добросердечный шеф, узнав об очередном несчастье, свалившемся на мою голову, отпустил домой. Только я хотела выяснить, где моя машина, как позвонил Валера.
— Что еще за глупости вы выдумали? — очень строго спросил он.
— Я ничего… — поспешно ответила я.
— Какое еще покушение? Она неслась на скорости сто шестьдесят километров на твоей таратайке, а дорога скользкая. — За таратайку я обиделась, но промолчала. — Парней каких-то выдумала…
— Ничего не выдумала, — решила я вступиться за Аньку. — Были парни на джипе. И когда она оказалась в кювете, бросились к ней.
— Нормальные люди, помочь хотели.
— А чего тогда сбежали?
— А кому хочется на вопросы отвечать?
— Они ее преследовали.
— Напридумывает всякой ерунды, вот и мерещится.
— К Матюше тоже приезжали парни на джипе.
— Те самые?
— Я этого не говорила.
— Правильно. Сколько в городе джипов и сколько парней? Хочешь, скажу, что произошло на самом деле? Анька успела придумать криминальную драму, где без джипа и парней никуда, несется по дороге и вдруг видит джип. Понимаешь? Человек сам себя пугает, что, безусловно, не доводит до добра.
— Спасибо, что все так толково объяснил, — без иронии ответила я, хотела с ним проститься, но не удержалась и напомнила:
— Человек, который передал мне кинжал, через два дня погиб, в моей квартире что-то искали, меня саму ограбили, теперь и машину разбили. Что еще должно произойти, чтобы это не показалось тебе простым совпадением?
— А у тебя отпуск когда? — огорошил вопросом Валера. — Я в том смысле, что лето, очень неплохо бы отдохнуть. Успокоишься, и всякие глупости в голову перестанут лезть. Ты слышала, что говорят психологи? Когда человек думает о несчастьях, он тем самым их к себе притягивает. А если ты начнешь день с позитивного настроя…
— Поняла, — нервно хихикнула я. — Теперь буду думать только о прекрасном.
— Правильно, — искренне обрадовался Валера. — Кстати, а как ты смотришь на то, чтобы нам встретиться?
— Зачем? — слегка растерялась я.
— Ну, сходим в кафе или в кино… — Он кашлянул и замолчал.
— Хорошо, — ответила я, не желая его обидеть. — Как-нибудь.
— Спасибо. Звони, если что.
* * *Я остановила такси и поехала в больницу «Скорой помощи». Найти Аньку труда не составило — все ходячие больные отделения паслись у ее палаты. Сама она возлежала на горе подушек с видом Свободы на парижских баррикадах: глаза горят, руки тянутся неизвестно к чему, губы что-то беззвучно шепчут. Не знаю, как это звучит по-французски, а по-испански «но пасаран», то есть «они не пройдут». Они — это враги, естественно. Короче, с первого взгляда было ясно: Анька готовится к грандиозной войне и где-то там, впереди, уже прозревает безоговорочную победу.
Порадовавшись чужому оптимизму, я устроилась на краешке стула. Анька подмигнула мне, приподняла челку, продемонстрировала ссадину на лбу, которая, кстати, выглядела удручающе.
— Никогда не забывай пристегнуть ремень, — изрекла она наставительно.
— Не забуду, — кивнула я.
— Извини, что с твоей тачкой так получилось, — вздохнула она.
— Переживу. Она мне в подарок досталась.
— Все равно жалко.
— Конечно.
— Валерка еще не объявился?
— Давай не будем о нем, — дипломатически предложила я.
— Почему? — нахмурилась Анька.
— Тебе волноваться нельзя.
— Та-ак… — Подружка глубоко вздохнула. — Очередное совпадение?
— Что-то вроде того, — пожала я плечами.
— И они еще удивляются, за что их народ не любит! То начнут таскать по любому пустяку, то хоть тычь их носом в дело, точно котят в лоток, ничегошеньки не видят.
— Может, он прав? — без особой уверенности спросила я. — Может, мы действительно увлеклись и…
— Ладно, — еще больше помрачнела Анька. — Мне бы только выйти отсюда… А ты будь осторожна, одна по улицам не шляйся, особенно вечером. Слушай, может, тебе в отпуск уехать?
Я вздохнула, а потом согласно кивнула, чтобы подругу не расстраивать.
* * *Я уныло брела домой и вдруг подумала о Прохорове. Что, если Анька права и все неприятности, что так и сыплются на меня в последнее время, как-то связаны с ним? «Глупости», — одернула я себя, но уже без особой уверенности. Кстати, ему давно пора объявиться, а он точно в воду канул. Мог бы позвонить и спросить, отдала ли я кинжал следователю, раз уж так сильно на этом настаивал. А вдруг ему и без звонка все хорошо известно? Я на ходу достала из кошелька его визитку и даже подумала: «Может, стоит позвонить самой? Слишком много чести!» — И я сунула визитку обратно в кошелек.
Но домой я так и не попала. Отправилась навестить бабушку. Та встретила меня с воодушевлением:
— Ты очень кстати. У меня два билета на «Жизель», а Софья Григорьевна заболела.
— Бабуля, я не могу сегодня, — попробовала отвертеться я.
— И чем ты таким особенным занята, чтобы отказывать родной бабке?
И я отправилась с ней в театр. Мы сидели в партере, бабуля вооружилась биноклем, а мои мысли непостижимым образом вновь вернулись к Прохорову. И вот в конце первого акта, когда несчастная Жизель готовилась умереть, а в женской части зрительской аудитории зрел вздох возмущения, мол, все мужики одним миром мазаны и верить им никак нельзя, я подняла голову и увидела в левой ложе… Прохорова. Он сидел в абсолютном одиночестве и с таким выражением на лице смотрел на сцену, точно диву давался, с чего бы девушке обезуметь да еще и умереть. То есть очень сомневался, что такое в принципе возможно. Тут он неожиданно повернулся, и взгляды наши встретились, хотя я к этому не стремилась. Губы его раздвинулись в улыбке, и он едва заметно кивнул, а я отвернулась. Странное дело, сердце стучало, как барабан, причем очень подмывало повернуться и еще раз взглянуть на Марка Сергеевича. Что я и сделала. И убедилась, что балет теперь интересовал Марка Сергеевича мало. Точнее — вообще не интересовал, потому что смотрел он на меня.
Тут Жизель наконец-то скончалась, занавес опустился, зрители зааплодировали. Когда я вновь подняла голову, Прохорова в ложе не было.
Бабушка между тем потянула меня в буфет. Посещение буфета она считала обязательным, и даже длинная очередь не отбивала у нее охоты съесть пирожное, стоя в темном углу, где жались такие же энтузиасты.
— Возьму тебе эклер, — сказала она, поправляя палантин. Вдруг брови ее поползли вверх, а в лице наметилось величайшее изумление.
Я повернулась, стараясь понять, что так потрясло бабулю, и в трех шагах от себя увидела Прохорова. Сегодня он был в черном костюме, белоснежной рубашке с белой бабочкой и, несмотря на это, фантастическим образом умудрялся не выглядеть законченным придурком. В руке он держал трость, а при ходьбе слегка прихрамывал. Граждане завороженно провожали его взглядами, забыв про коньяк и эклеры, а он вроде бы даже не замечал чужого внимания.
— Здравствуйте, Ярослава Анатольевна, — приветствовал Марк Сергеевич меня.
Теперь сотни глаз впились в меня, а я попыталась представить, как сейчас выгляжу. Надо было надеть черное платье с большим вырезом на спине.. Правда, бабуля его не любит… Тогда кружевной костюм. А я в короткой юбке и кофточке, которой уже полтора года. Я же не собиралась в театр, в конце концов. Ничего, у меня красивые ноги, так что юбка кстати.., и кофточка симпатичная, мне идет… Что за чушь лезет в голову?
— Здравствуйте, — кивнула я и самым дурацким образом покраснела. Хотя с чего бы мне краснеть?
— Это кто? — нахмурилась бабуля, без стеснения разглядывая Прохорова.
— Знакомый… Марк Сергеевич.
— Это ваша мама? — любезно осведомился Прохоров.
Бабуля широко улыбнулась и сказала:
— Не пересаливайте, молодой человек. — Однако чувствовалось, что к парню подобрела.
— Это моя бабушка, — вздохнула я.
Не издав ни звука и не особо гримасничая, Марк Сергеевич дал понять, что потрясен, а бабуля, понятное дело, подобрела к нему еще больше. Тут освободился столик, не иначе как из-за вмешательства потусторонних сил, Марк Сергеевич нас за ним пристроил, а сам мужественно встал в очередь, вгоняя в столбняк девиц, дам и даже старушек, чьи воспоминания о молодом задоре внезапно обострились и грозили принять опасные формы. Пока он развлекал своим внешним видом общественность, бабуля воспользовалась тем, что слышать он нас не может, и задала вопрос:
