Тоби Болл - Тайник
Ван Воссен улыбнулся, вспоминая свой хитроумный план.
— С тех пор прошло несколько лет.
— Точнее, четыре года.
— И все же, что за сигнал вы хотели подать?
— Это было страшное время. В конце 1927 года было возбуждено много дел об убийствах, совершенных гангстерами. Эти маньяки привлекались к суду, им выносились приговоры. Но в тюрьму они так и не попадали. Когда это случилось в первый раз, мы решили, что произошла какая-то ошибка, и составили записку, а дела направили к вам в архив. Но никаких мер не последовало. Потом это стало повторяться, и мы затребовали из архива все такие дела. На всех стояла пометка, которой раньше не было.
— «ПН», — подсказал Паскис.
— Совершенно верно, — подтвердил Ван Воссен, не выказав никакого удивления. — Знаете, что это значит? Мы тоже не знали. Поэтому я решил обратиться к своему знакомому в Управление исполнения наказаний. Его звали Крааль. Я встретился с ним за обедом и спросил об этих странные буквах ПН. Что они означают? Он помрачнел и спросил, слышал ли я о плане «Навахо». Я ответил, что нет.
Ван Воссен взглянул на Паскиса, чтобы удостовериться — архивариус ничего не записывает.
— Естественно, я спросил, что это за план и почему секретный. Понизив голос — вокруг нас были люди, — он сообщил, что это новый способ наказания, который проходит проверку. Он весьма спорный, и в управлении о нем предпочитают не распространяться. Осужденных высылают из города, а дела направляют не в тюрьму, а в мэрию. Потом Крааль занервничал и попытался закончить разговор. Он явно знал больше, но предпочел переменить тему. Через неделю я встретил его на улице, когда шел домой. Он сказал, что ошибся насчет плана «Навахо». План всего лишь рассматривался, но так и не был принят. На вопрос, как такое может быть, он поспешил ответить, что не знает. Вид у него был какой-то затравленный. Мне стало ясно, что он испугался.
Ван Воссен прервался и снова полез в жестяную баночку. Паскис посмотрел на стопки бумаги, которые, вероятно, и были той книгой, которую писал Ван Воссен. Там были тысячи листов.
— Больше я его не видел, — продолжал Ван Воссен словно в трансе. — Это не значит, что с ним что-то случилось. Просто наши пути больше не пересекались. Он явно избегал меня. И если бы не последующие события, я бы скорее всего принял его слова за чистую монету.
— А что за события?
— Ничего особенного, явного. Я вообще не обратил внимания. Но на это совершенно случайно вышел переписчик Толли. Вы прекрасно знаете, что при запросе дел на них ставятся печати с датами получения и возвращения в архив. Толли заметил, что некоторые дела возвращаются в архив с некоторой задержкой. К примеру мы посылаем вам десять дел. Восемь попадают в архив в тот же день, а два — только на следующий. Понимаете?
Паскис кивнул.
— Вначале мы подумали, что ошиблись. Возможно, неточно запомнили дату или время, когда их возвращали в архив. Тогда мы решили перепроверить и запросили те же дела, чтобы посмотреть, какая дата на них стоит. Оказалось, мы были правы. Некоторые дела поступали в архив с опозданием.
— И вы решили, что кто-то просматривает документы, прежде чем они поступают ко мне.
— Совершенно верно. Первый раз мы это заметили спустя два месяца после моего разговора с Краалем. Тут я несколько насторожился.
— А вы не заметили, какие именно дела задерживались?
— Здесь мы с Толли немного поэкспериментировали. Стали запрашивать определенные виды дел — например, убийства или преступления гангстеров, — чтобы выявить какую-то закономерность. Но если она и была, то ее замаскировали другими делами. Мы так ничего и не выяснили.
Паскис потер крылья носа.
— А кто, по-вашему, мог просматривать эти дела?
Ван Воссен пожал плечами.
— Разве это важно? Кто-то в полиции или мэрии. В любом случае нас это сильно насторожило. Надо было как-то сообщить об этих преступниках, которые, по всей видимости, были частью пресловутого плана «Навахо». Я не решился открыто вступить с кем-либо в контакт, а прятать что-либо в деле было опасно. Да и Толли сильно рисковал, ввязавшись в это. Ведь не секрет, что у мэра среди переписчиков есть осведомитель.
Словом, я решил отправить вам в архив копию дела. Это был выход из положения. Я отправляю в архив копию, потом делаю заявку на это дело, вы обнаруживаете два одинаковых дела и, естественно, заглядываете в них. Гениальность идеи была в том, что, если бы вы сообщили шефу полиции или кому-то еще о двух одинаковых делах, они бы решили, что это просто ошибка или что вы слегка заработались, как это в свое время случилось с Абрамовичем.
— Так почему же вы не запросили это дело?
— Меня уволили. Почти сразу же после того, как я заслал к вам копию. Возможно, они заподозрили, что мы играем в какие-то непозволительные игры, и решили провести показательную порку. Возможно, Толли и был осведомителем. Я не успел это выяснить. Меня выгнали, и я не отважился попросить кого-нибудь сделать запрос. Кому я мог доверять? Так дело и лежало в архиве, пока на него не поступил официальный запрос.
Паскис был потрясен этим рассказом.
— А как же вы сумели отправить копию в архив?
Ван Воссен невесело улыбнулся.
— Да очень просто. У одной из наших уборщиц муж убирался в архиве. Я дал ей двадцать долларов и попросил, чтобы ее муж поставил копию на нужное место. Судя по всему, он так и сделал.
Возвращаясь в мэрию, Паскис внимательно смотрел по сторонам. Ван Воссен сказал ему, что за его домом одно время следили — полиция или скорее всего спецотряд, — но сейчас, судя по всему, наблюдение снято. Увидев, как напрягся Паскис, Ван Воссен усмехнулся:
— Вам не стоит волноваться. Вы для них сейчас главное лицо в городе. В архиве сосредоточена масса важной информации, включая ту, которая может представлять для них опасность. Но все эти сведения абсолютно бесполезны, если их невозможно найти. Никто, кроме вас, не знает, как там все устроено.
— По правде говоря, это отличный повод, чтобы меня устранить.
— Совсем наоборот. Видите ли, это как в случае с раком. Как можно лечить рак, не зная, где находится опухоль? Здесь то же самое. Вы им нужны, потому что только вы можете отыскать опасные для них дела. Они попытаются вас одурачить. Если же испугаются или решат, что вы обо всем догадались, они будут на вас давить. Но в любом случае вы им необходимы.
Это было вполне логично, но не настолько, чтобы унять бешеный стук его сердца. На другой стороне улицы Паскис заметил человека, не отстающего от него ни на шаг.
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
Поляков собрали в кабинете Рыжего Генри. Туда принесли дополнительные стулья, на которые сели те, кто постарше. Остальные столпились за ними. Напротив будущих инвесторов сел Педжа, а переводчик занял место в центре кабинета, чтобы, вращаясь вокруг своей оси, следовать беседе.
— Мы понимаем, что недавняя забастовка на одной из наших фабрик вызвала вашу озабоченность, — начал Генри.
Мэр подождал, пока его слова переведут, и стал смотреть на главного поляка по имени Ринус, чем-то похожего на моржа. Тот важно кивнул и что-то ответил. Переводчик повернулся к Генри.
— Он говорит, что такая озабоченность существует. Он считает, что полиция не является эффективным средством решения проблемы.
Побагровев от такой наглости, мэр тем не менее заставил себя улыбнуться.
— Скажите ему, что я намереваюсь прибегнуть к средству, которое, вероятно, покажется ему более эффективным.
Взглянув на Генри, поляк благосклонно кивнул.
Мэр указал переводчику на стол.
— Я собираюсь кое-кого пригласить для беседы. Сядьте рядом с Ринусом и переводите ему все, что услышите. И поточнее!
Переводчик с готовностью кивнул и развернулся, чтобы переместиться на новую позицию.
— Еще одно, — добавил Генри, прежде чем переводчик успел покинуть свой пост. — Беседа может приобрести неожиданный поворот. Все, что происходит в этих стенах, здесь и остается. Вы, вероятно, уже поняли, что со мной не стоит ссориться.
Чуть побледнев, переводчик поспешил к Ринусу. Педжа встал у двери. Генри чуть заметно кивнул. Дверь открылась, и в кабинет вошел Энрике в сопровождении двух дюжих полицейских. Они провели его в центр комнаты и тоже встали у двери.
— Энрике Дотель? — спросил Генри.
Тот кивнул. Генри удостоверился, что переводчик находится в нужном месте.
— Это вы организовали забастовку на фабрике «Кэпитал индастриз»?
Энрике снова кивнул. Его хладнокровие с легким оттенком вызова привело Генри в раздражение.
— Забастовка окончена. Понятно? Вы персонально отвечаете за то, чтобы завтра с утра все возвратились к работе.
Чуть приподняв подбородок, Энрике в упор посмотрел на мэра.
— Забастовка не окончена. Я не контролирую рабочих. Они сами принимают решения. Я лишь организатор. Забастовка не закончится, даже если меня или кого-то еще арестуют.
