Эд Макбейн - Крах игрушечного королевства
— Когда вы пришли, Лэйни находилась в кабинете?
— Нет, ее там не было.
— Хорошо, продолжайте.
Он пересказал Бретту хорошие новости, только что полученные от своего информатора в «Твоей игрушке», и Бретт тут же взялся за телефон.
Сперва он позвонил жене (ее кабинет располагался этажом ниже), а потом менеджеру по продаже, и предупредил того, что, возможно, в ближайшее время последует большой заказ от «Твоей игрушки». Потом Бретт позвонил на фабрику в Брадентоне (вот вам и объяснение, почему в главном офисе вам не встретилось ни одного гнома), менеджеру по производству, и сказал, что они могут увеличить объем производства «Погони», поскольку есть основания считать, что игра хорошо пойдет. Потом Бретт повертел в руках еще пару кукольных голов, пригласил Бобби сесть и предложил ему мятный леденец из коробки, которая всегда стояла на столе (Бретт в пятый раз бросал курить). Когда Бобби развернул конфету, Бретт изложил ему свою идею о косоглазом медвежонке.
Перебирая пальцами кукольные головы, как Квиг в «Мятеже Каина» перебирал стальные шарики — ну, для курильщика, который пытается бросить курить, такие безотчетные движения вполне простительны, — Бретт сказал, что ему неожиданно вспомнилась одна детская песенка. Ее почему-то очень любила детвора у них в городке Ок-Ридж, в штате Теннесси…
— Он именно так и сказал?
— Нет-нет. Я не знаю, в каком городе он вырос. Я сказал это просто так, наобум.
— Надеюсь, все остальное вы сказали не наобум?
Бретту вспомнилось, что время от времени кто-нибудь из детей нет-нет, да и оговаривался, и пел вместо «мишка косолапый» «мишка косоглазый». Бретт предположил, что эта песенка до сих пор широко распространена, и что детям наверняка понравится такая игрушка.
— Мне хочется обыграть эту идею насчет косоглазого медвежонка, — сказал Бретт.
Бобби смотрел на шефа, посасывая леденец.
— Плюшевый медвежонок с косыми глазами — как вам? — спросил Бретт.
— Ну-у… — неопределенно протянул Бобби.
— А когда на него надеваешь очки, глаза становятся нормальными.
Бобби почувствовал некоторый интерес к этой идее.
— Представьте: ребенок целует медвежонка в носик, потом надевает на него очки, и вдруг глаза медвежонка становятся нормальными.
— Ну и как мы это сделаем? — поинтересовался Бобби.
— Не знаю. Кто у нас дизайнер, я или вы? С таким вот уютным медвежонком мы сможем изрядно оторваться…
— Исправление зрения… — задумчиво сказал Бобби.
— Да, исправление стробизма, — кивнул Бретт. — В медицине косоглазие называется «стробизм».
— В Америке миллионы детей носят очки, — сказал Бобби. Он начал улавливать возможные выгоды этой идеи.
— И они ненавидят эти очки, — поддержал его мысль Бретт. — А мы им покажем, что носить очки полезно. Они сами увидят, что очки делают для медвежонка. Они исправляют его зрение.
— По-моему, круто, — сказал Бобби. — Все ассоциации оптометристов нас поддержат.
— Ну и кому мы поручим работу над этим медвежонком?
— Лэйни, — сказали они в один голос.
Бретт потянулся к телефону.
В этот жаркий душный день Лэйни явилась на работу в очень короткой зеленой мини-юбке, темно-зеленой кофточке с открытым верхом и зеленых босоножках в тон наряду. На правой руке красовалось золотое кольцо в форме сердечка. Лэйни была без чулков, а ее светлые волосы были собраны в узел на затылке и закреплены зеленым пластмассовым гребнем. Она выглядела слегка вспотевшей, чертовски привлекательной…
— Ну, вы же знаете, Лэйни — очень сексуальная женщина, — сказал Бобби.
…и уязвимой. Косящий глаз придавал ей удивленный вид. Бобби сперва испугался, что собственный изъян зрения заставит ее встретить косоглазого медвежонка в штыки, но Лэйни сразу ухватила суть идеи, тут же принялась развивать ее, и даже быстро сделала несколько набросков, как должен выглядеть медвежонок в очках и без.
— В конечном результате Толанды выпустили медвежонка именно в том виде, каким его нарисовала Лэйни?
— Я плохо помню эти наброски.
— Не могли бы вы вспомнить, как именно Бретт изложил Лэйни свою идею?
— Он сказал ей то же самое, что и мне.
— И как она к этому отнеслась?
— Я же сказал. Она встретила ее с энтузиазмом.
— Но что именно она сказала?
— Я не помню.
Что-то этот Бобби Диас слишком много не помнил. Интересно, он не родственник той самой Розы Лопес, которая заявила, что видела, как О. Дж. Бронко перед совершением убийства припарковал свою машину на улице? Перед совершением убийства…
— Как закончилась эта беседа?
— Бретт сказал Лэйни, чтобы она принималась за работу. Сказал, что он хочет получить эскизы к концу месяца.
— К концу сентября прошлого года?
— Да.
— Чертежи, пригодные для работы?
— Я не помню, просил ли мистер Толанд приготовить чертежи.
— Вы видели эскизы, которые Лэйни предположительно представила в конце месяца?
— Нет, не видел.
— Видели ли вы какие-либо эскизы, представленные Лэйни?
— Ну, я видел эскизы, но я не знаю, кто их сделал, Лэйни или кто-то другой.
— Когда вы впервые увидели эти эскизы?
— Перед тем, как мы сделали пробный экземпляр.
— Когда точно это произошло?
— Когда я увидел эскизы? Или когда мы сделали пробный экземпляр?
— Эскизы.
— Не помню.
— А когда вы сделали медвежонка?
— Пробный экземпляр?
— Да.
— Где-то в мае.
— В мае этого года?
— Да. Мы его сделали к пятнадцатому числу.
Я вспомнил слова Лэйни о том, что она придумала своего медвежонка в апреле.
— Лэйни Камминс уволилась из фирмы «Тойлэнд» в январе, так?
— Кажется, да.
— Она обсуждала это с вами?
— Что? Уход из фирмы?
— Да.
— Я не помню.
— Но ведь вы — главный дизайнер фирмы, разве не так?
— Да, верно.
— И она работала в вашем отделе…
— Да.
— Так как же она могла не сообщить вам о своем уходе?
— А, ну да. Конечно, она сообщила. Я думал, вы хотите спросить, не говорила ли она со мной о причинах ухода или там о том, что она собирается делать дальше…
— Ну и как?
— Я уже сказал — я не помню.
— Виделись ли вы с ней после ее ухода? После того, как она уволилась из фирмы?
Диас заколебался.
— Вы с ней виделись? — уже настойчивее переспросил я.
— Не помню, — сказал он.
По-испански это звучало бы «No me acuerdo».
Что, согласно исследованиям одной юмористической передачи, в большинстве испанских диалектов означает «Нет».
Ясно?
Si.
По мнению Гутри, так называемая женская свобода была самым крупным мошенничеством за всю историю человечества — разумеется, по отношению к женщинам. Сперва мы — под «мы» в данном случае понимается сам Гутри и все прочие мужчины Америки — убедили женщин, что они вполне заслуживают того, чтобы пользоваться такой же степенью сексуальной свободы, что и мужчины. Феминистки тут же клюнули на эту удочку. Почему это мужчина всегда решает, когда уместно заниматься сексом, а когда нет? Почему женщина не может выступать инициатором сближения, если ей того хочется?
Почему женщина не может требовать секса, и вообще, быть равной с мужчиной во всех вопросах, касающихся секса?
Мужчины, подобные Гутри, искренне одобряли такой подход.
Мужчины, подобные Гутри, соглашались, что это просто нечестно, что женщин во все эпохи использовали и/или оскорбляли в сексуальном плане и никогда не позволяли ничего решать самим. Мужчины, подобные Гутри, соглашались, что это отвратительно. Они искренне сожалели о сложившемся положении вещей и желали сделать все, что в их силах, чтобы женщины смогли наслаждаться равными с мужчинами сексуальными правами. Это означало, что женщина может первой идти на сближение и выступать активной стороной в половом акте, и все это безо всякого для себя позора, унижения или порицания. Женщинам казалось, что это великолепно.
Наконец-то они получили свободу! Мужчинам тоже казалось, что это великолепно: теперь они могли трахаться гораздо чаще, и с гораздо меньшими проблемами.
А если теперь не было ничего плохого в том, чтобы лечь в постель с мужчиной, когда того, так сказать, душа пожелает, то почему бы не сделать следующий шаг и не жить вместе с мужчиной, устраивающим тебя и в духовном, и в сексуальном плане? Действительно, почему бы и нет?
Мужчины поддержали этот новый подход. Если в средневековье мужчина не мог, так сказать, забраться женщине в трусики до обручения, а иногда и после него, теперь мужчина и женщина получили возможность устроить своего рода испытательный период, который, если они друг другу подойдут, может закончиться свадьбой. Но теперь, когда женщины добились свободы, у них отпала всякая нужда даже думать о такой старомодной, стесняющей форме взаимоотношений, как брак. Зачем, когда можно просто снять квартиру на двоих и жить там вместе, деля поровну расходы? Да здравствует свобода! И равенство тоже.