Питер Таскер - Самурай-буги
Одинокий Люк снимает ковбойскую шляпу и склоняет лысину, благодаря за аплодисменты. Он не улыбается. Его лицо, изрезанное угрюмыми морщинами, выглядит гораздо несчастнее, чем когда он пел. Джордж одобряет. Одинокий Люк – не пьяная обезьяна, вроде попсовых певцов. Он искренний человек.
Один из «Парней» сменяет банджо на гитару с резонатором. Аккуратно поднимает ее, извлекает несколько звучных аккордов. Одинокий Люк достает из кармана хлопчатой рубахи губную гармошку, тяжело подносит к губам. Джордж сидит прямо, всей душой откликаясь на эти первые скорбные звуки. Что это будет – Хэнк Уильяме или Слим Уитмен?
Проблема: неожиданный ропот сзади. Джордж оборачивается. Студенты орут придурочными голосами. Сначала Джордж не может разобрать, что они говорят. А когда разбирает, его охватывает ужас.
– Йа-а, тяжелый металл!
– Эй, дядя! Сыграй нам хэви-метал!
С ними девчонки. Ржут, разинув рты. Джордж смотрит на сцену. Люк стоит как примороженный, лицо без выражения, будто иссеченный ветрами старый могильный камень.
Джордж встает, проходит к их столику, заглядывает в пьяную красную рожу.
– Слишком много шума! – шипит он. – Ведите себя прилично в таком месте!
– Мы хотим хэви-метал! – визжит одна из девиц.
– Заткнись, шлюха дерьмоголовая.
– Что ты сказал? – говорит самый крупный из студентов, вставая на ноги. – Ты думаешь, ты кто, а?
Невероятно – он кладет свою грязную лапу на плечо Джорджа, на его свежевыглаженный пиджак. Джордж с яростным рыком сбрасывает ее. На тарелке рядом как раз лежит серебряная десертная вилка. Меньше секунды – схватить ее и воткнуть этому чуваку в горло. Но это будет непрофессионально. Менеджеру не нужно разбирательств с полицией, тем более – по такому пустячному поводу. С другой стороны, Джордж не может просто так уйти. Если бы мог, не был бы Джорджем Волком Нисио.
Все смотрят – менеджер, официанты, сам Одинокий Люк. Джордж достает из-под стула свой портфель и раскрывает его перед носом у студента. Так, чтобы никто другой не видел, что внутри.
– Крыса, – говорит он, – из канавы. Знаешь, что это такое?
Студент кивает. Он вдруг протрезвел.
– Хочешь по-настоящему тяжелый металл?
– Нет.
Другие студенты ничего не говорят. Они смотрят на крупного парня, пропитываясь его страхом.
– Хочешь извиниться за свою грубость, да? Студент снова кивает, глаза его расширены. Джордж ухмыляется.
– Это хорошо. Тогда становись на четвереньки и ползи к сцене.
Студент секунду сомневается, потом делает, что велит ему Джордж. Одинокий Люк мрачно уставился в пространство – он даже не замечает парня. Тоже хорошо. Одинокий Люк умеет держаться с достоинством.
Джордж встает позади студента и вгоняет острый носок сапога между его ягодицами. Студент визжит, как баба.
– Тихо! – орет Джордж. – Опусти лицо и стой так, пока музыка не закончится!
Зажмурившись, студент прижимает лоб к деревянным доскам. Девчонки молчат, никакого больше пьяного хихиканья. Джордж возвращается к столу, наполняет стакан виски и в один присест все выпивает. Полиция в наши дни стала менее понимающей, и он редко приносит оружие в Роппонги. Сегодня – счастливое исключение. Счастливое для всех, потому что если бы не было пистолета, были бы кулаки, ножи и разбитые очки. Соответственно – визг, кровь, и никаких шансов услышать следующую песню Одинокого Люка.
Джордж, любезно-уродливо ухмыляясь, поворачивается к женщинам. Они в шоке. Он шевелит задницей и медленно, сардонически пускает газы.
Вновь звенит гитара с резонатором. Одинокий Люк подносит гармошку к губам и выдувает пару аккордов. Джордж узнает мелодию сразу. Эго Хэнк Уильямс.
Одиннадцать
Мори просыпается в состоянии классического похмелья: давящая головная боль; затуманенное зрение; в мозгах дождливый сезон. Лишь спустя какое-то время ему удается извлечь из тумана то, что было после пивного садика. Хороший был вечер, во всяком случае. Он снова закрывает глаза, видит смеющиеся лица, чует запах духов. Девочки в ночном клубе были полны энергии и веселья. Уно здорово пил, здорово танцевал. И, как и предполагал Мори, девчонки его не отпустили. Мори оставил его там, последним посетителем заведения, со снятой рубахой и челкой, падающей на глаза.
Осторожный завтрак – рисовый шарик, пара мандаринов, никакого кофе. Потом Мори включает телевизор и застает конец еженедельной новостной программы. Говорят о политической реформе, о ее абсолютной необходимости, с которой согласны все. Присутствуют лидеры всех главных фракций – ряд темных костюмов и честных, обнадеживающих лиц. Интервьюер спрашивает, доживет ли правящая коалиция, включающая все главные партии, до конца года.
Действующий глава фракции «Канэсита» объясняет, как он «прилагает все усилия для достижения тех рамок, которые будут способствовать необходимому консенсусу».
Его главный соперник – человек, чьи воспаленные амбиции пошатнули единство старой партии, – улыбается и кивает. Он верит, что «было бы неправильно исключать возможность того, что к концу года задуют суровые ветра».
Третий утверждает, что «гибкость может быть названа первейшим приоритетом для движения к национальному возрождению».
Знакомые слова, знакомое лицо. Это Сэйдзи Тори-яма, выглядит он гораздо старше и потрепаннее, чем на фотографии в газете. С тех пор, как Мори выяснил, что Торияма – отец миссис Миура, он уделяет больше внимания политическим событиям. Он сидит на корточках перед телевизором и смотрит, как интервьюер пытается зондировать почву дальше.
– Торияма-сан, говорят, что вы – ключевое лицо в политическом пейзаже этого года. Если вы перестанете оказывать поддержку, правительство будет смещено. А в этом случае велика вероятность того, что будет сформировано новое правительство – правительство Ториямы…
Он делает паузу, вероятно, предполагая то же, что и Мори: скромный смешок, а потом обычный поток речей про «реформы» и «национальное возрождение». Вместо этого, однако, Торияма занимает оборонительную позицию:
– Ну – ох, дайте мне сперва сказать – если держать в голове все различные мнения, которые могут быть на этот счет, – было бы правильнее продолжить внимательное обсуждение ситуации, пока дальнейшие шаги вперед не станут более адекватными…
Торияма запинается и заходит в тупик. Ему явно не по себе, он сбит с толку. Левое веко начинает подергиваться.
Интервьюер пробует еще раз:
– Итак, вы говорите, что будете продолжать поддержку правительства, что бы ни решили другие партии?
Торияма ерзает на стуле.
– Я говорю, что есть голоса, призывающие к стабильности, и вовсе не так уж неправильно принимать их во внимание. Как говорится в пословице, мост следует переходить осторожно, простукивая его, чтобы убедиться, что он прочен…
Интервьюер переключается на главу фракции «Канэсита», признанного мастера в плетении словес. Дискуссия становится еще более витиеватой. Похмелье Мори разыгрывается. Политики – почему они не говорят, как обычные люди? Они что, со своими женами и любовницами тоже так разговаривают? Все же обычно Торияма гораздо более уравновешенный и представительный, чем лидеры старых фракций, сидящие по бокам от него. Сегодня он выглядит и говорит ужасно, как будто пил два дня подряд так, как Мори вчера вечером.
Снаружи дождь заканчивается. Мори выключает телевизор, выпивает энергетического напитка и готовится к обычному лечению похмелья: полчаса каратэ в зале местного храма. Боль надо побороть болью.
Храм пуст – лишь старый одноглазый кот недоуменно наблюдает за упражнениями Мори. Ноги выбрасываются не так высоко, как когда-то, кулаки двигаются не так быстро, но вскоре адреналин уже бежит по жилам. Мори пританцовывает на скользкой каменной поверхности, выдыхает из глубины нутра, до предела наполняет легкие сырым воздухом. Похмелье вскоре побеждено, хотя одноглазый кот, кажется, не проникся.
Работает тело Мори – и ум его работает тоже. Он думает о вчерашних событиях. Тот неудачливый сарариман: напали на улице, накачали наркотиками, утащили навстречу таинственной участи. «Музыканты» быстро сообразят, что он не имеет отношения к смерти Миуры. Сарариманы – люди простые. Они не ввязываются в серьезные преступления – по крайней мере, если начальство не прикажет. Вот если бы Мори утащили, ситуация была бы куда сложнее.
Уловка с сумкой оказалась удачной – она дала новую, драматическую информацию по делу Миуры. Черный Клинок – явно не обычный шантажист. Его подозревают в двух убийствах – Миуры и человека, которого зовут Наканиси. Еще более важны подозрительные личности, выдающие себя за музыкантов и медиков и действующие из центра делового района. У Мори есть некоторые идеи насчет этих людей, но их нужно проверить. И снова, человек, который может ему в этом помочь, – Сима.
Сразу после полудня Мори приходит домой, весь мокрый от дождя и пота. Звонит Симе и спрашивает, есть ли время для встречи.
