Ирина Уланова - Моё чужое имя
Не дождавшись ответа, Ваганов бухнул рукой по столу, припечатав одну из ориентировок:
— В розыске ваша Шорохова! По делу об убийстве! Вся Москва на уши поднята — ее ищут. А вы — два лопуха! Впрочем, я не лучше… — И сразу стих. Остальные распоряжения отдавал уже без эмоций — быстро и четко: — В фойе ориентировка с ее фотографией уже висит, она ее точно видела, когда уходила… А, может, не заметила? Говорите, она спокойно по улице шла? Так, Федин, звони к ней в библиотеку. Как хочешь ее убалтывай, но чтобы она до твоего приезда не рыпалась. Надеюсь, она еще не в курсе. Соколок, пулей в больницу, — взгляд его снова стал диким, — если с Даминовой хоть что-то случится… я с вас обоих шкуру спущу! Все! А я буду звонить Никитину.
Иван умчался, Юрий Николаевич несколько раз подряд набирал один и тот же номер, но, видимо, дозвониться не мог, поэтому каждый раз сквозь зубы матерился. Максим, как на автомате, набирал номер сотового Тани, но звонок она все время сбрасывала. Федин даже не думал, почему она это делала, и все еще был уверен, что это какое-то недоразумение. Мало ли на свете Татьян Шороховых?
В очередной раз набирая номер, он развернул к себе листок с ориентировкой и пробежал глазами текст: данные совпадали полностью, приметы принадлежали Тане и разыскивалась она действительно по делу об убийстве.
— Вот черт! — снова громыхнул Ваганов. — Не могу дозвониться до Никитина… Дурак! Говорил же ему — не связывайся с ней. Где его теперь искать!? В канаве? Клофелином опоенного? Ты дозвонился?
— Нет… трубку не берет, — очнулся от его окрика Максим. Оставил сотовый и принялся набирать номер библиотеки.
Трубку сняла не Таня, а посторонняя женщина:
— Татьяны нет, — недовольно отозвалась дама, — должна уже прийти, но, видимо, задерживается.
— Ее нет в библиотеке, — растеряно ответил Ваганову Максим. — Я же своими глазами видел, как она шла в Университет. Фигня какая-то получается…
— Фигня… — снова заматерился Ваганов. — Я в библиотеку — шкурой чую, что она там, а местные ее покрывают. А ты отправляйся к ней домой. Хотя сомневаюсь, что она там появится.
Машины, как всегда в это время суток, были в разъезде, но Максим тормознул «частника» и до квартиры, которую снимала Шорохова, добрался за три минуты. Летел он на всех парусах — растерянности уже не было, была только здоровая злость, которая каждый поступок, каждое действие делала четким и доведенным до автоматизма.
Перед поворотом к Таниному дому Федин «частника» отпустил. В первый раз из этой квартиры в РУВД Шорохову доставлял именно он, так что здесь Максим уже бывал. Он огляделся: подъездная дверь была без электронного кодового замка, так что попасть внутрь можно без проблем. Напротив подъезда — метрах в двадцати — на убогой детской площадке стояли две пожилые женщины и переговаривались, поглядывая на него. К ним — то Максим и направился, на ходу доставая удостоверение:
— Здесь девушка живет — рыженькая такая, невысокая… Квартиру снимает, — торопливо начал он.
— Из двадцать пятой, что ли? — уточнила пенсионерка, лузгающая семечки. — Живет там рыжая одна…
— Да нет, двадцать пятую квартиру никто не снимает, — встряла вторая пенсионерка — чуть помоложе, с пекинесом на поводке. — А живет там Юлька — квартира ей от бабки досталась. Бабка померла, а квартиру Юльке оставила.
— От какой бабки? — страшно удилась вторая пенсионерка.
— Да от Елены Васильны!
— А Елена Васильна померла?! — еще больше удивилась старушка и даже ахнула. — Да что вы говорите, а я-то думаю, чего она на лавочке посидеть не выходит…
— Померла-померла. Еще зимой померла.
— Ах, зимой? Так зимой я у сына гостила… — сразу успокоилась она.
— Нет, мне не Юлька нужна, — встрял все-таки в их диалог Максим, — ее Таней зовут, живет одна…
— Таня? — переспросила пенсионерка с пекинесом. — Так это, наверное, из девятнадцатой Татьяна? Расфуфыренная такая?
— Да, она-она! — обрадовался Федин. — Она в подъезд уже заходила? Буквально только что?
— Да я и не знаю… я вот только — только вышла с Мосей погулять, — пенсионерка дернула поводок, отчего собачонка аж подпрыгнула. — А что она натворила?
Ответить Максим не потрудился, а лишь переадресовал вопрос второй пенсионерке:
— Да я не пойму, что это за Татьяна? — ответила та. — Из четвертой знаю Татьяну, но та не рыжая, и живет она с мужем… И ее, вроде, не Татьяна, а Мария зовут…
— Я не про Марию из четвертой, — терпеливо объяснила ее приятельница, — я про Татьяну из девятнадцатой… — и оглянулась через плечо Максим. — Да вон же она идет!
Максим резко повернулся и — действительно — Таня открывала дверь подъезда и, как будто почувствовав взгляд, посмотрела в его сторону. Моментально она переменилась в лице, но тут же проскользнула за дверь. Федин, опомнившись, припустил за ней.
Вбежав на площадку первого этажа замер, прислушиваясь: в подъезде стояла тишина, только где-то высоко слышался стук Таниных каблуков. Квартира Шороховой находилась на втором этаже, но туда она явно не зашла — Максим соображал лихорадочно, поэтому не потрудился обдумать, почему она этого не сделала. Он, перепрыгивая ступеньки, побежал наверх, зная, что дом — пятиэтажная «хрущевка», и наверху Таня окажется перед запертой чердачной дверью — сама загонит себя в угол!
На пятый этаж он взлетел моментально, но, оглядевшись, Шорохову там не нашел. Оббитая жестью дверь, ведущая на чердак, как Федин и предполагал, была закрыта, зато дверь-решетка, ведущая на крышу дома, оказалась распахнутой.
«На крышу поднялась…» — промелькнула мысль.
Перед тем, как выйти на крышу, Максим помедлил. Не то, чтобы он боялся высоты… то есть боялся, конечно, но не больше, чем любой нормальный человек. Просто некстати вспомнился постулат, почерпнутый из некогда любимого сериала про ментов: если двое поднялись на крышу, то один из них обязательно с нее упадет. Может, Танька и правда разыскивается. Может, даже и за убийство, только Максиму все рано не хотелось, чтобы она, не устояв на своих каблуках, упала с пятого этажа. Ну и самому, ясен перец, хотелось бы еще пожить и дослужиться хотя бы до майора.
Поэтому на крышу он вышел с гораздо меньшей решительностью. Свистел ветер, ероша волосы и раздувая полы куртки, а кроссовки с резиновой подошвой моментально заскользили по мокрому от снега скату крыши. Что было сил, Максим уцепился за какой-то прут и в таком положении застыл, думая, как действовать дальше.
— Танька! Не дури, где ты? — крикнул он, хотя голос звучал неубедительно и не так громко, как хотелось бы. Но на крыше не было никого видно, кроме голубей: или она умеет летать, или ее на этой крыше вообще нет…
Только до Максим дошла эта мысль, как за спиной, на площадке перед чердаком что — то скрипнуло и глухо стукнуло. Федин рывком прыгнул обратно в подъезд, но было уже поздно — он наткнулся на запертую дверь-решетку. А Таня, пятясь, отходила в сторону лестницы.
— Макс, я тебя прошу, не делай ничего — дай мне уйти! Клянусь, что я вернусь и все тебе объясню… — Взгляд ее был испуганным и умоляющим одновременно.
Максим яростно тряс решетку, пытаясь высвободиться, и не сразу заметил, что заперта дверь не на замок, а просто в отверстие для висячего замка была вставлена толстая палка — метла, или что — то наподобие этого.
— Выпусти меня! — орал Федин, теребя теперь черенок метлы, хотя получалось плохо — прутья на решетке были слишком частыми. — Выпусти — лучше будет! — И, прекратив мучиться с решеткой, начал искать сотовый. — Я ведь сейчас в отдел позвоню, и через пять минут здесь будет вся оперчасть! Все равно ты далеко не уйдешь!
Таня не отвечала, только осторожно отступала. Оглянувшись в последний раз, она развернулась и быстро побежала вниз. Федин снова замер, прислушиваясь — приблизительно в районе второго этажа щелкнул замок, и открылась какая-то дверь. Ну да, она зашла в свою квартиру. Зачем? Видимо, чтобы взять документы и деньги и пуститься в бега…
Федин снова неистово затряс решетку. Потом отошел на шаг и, что было сил, саданул плечом дверь. Плечо сразу заныло, а вот решетка, впрочем, как и черенок метлы — ноль внимания. Стиснув зубы, Федин повторил выпад — с тем же успехом. Это Соколок высадил бы дверь играючи, а щуплый как подросток Федин будет биться об эту решетку до ночи… И звонить в отдел, рассказывать мужикам, как он снова лопухнулся, было стыдно. Но, по-другому, видимо, никак. Максим снова полез за телефоном, но вдруг заметил рядом с запертой решеткой другую — к которой дверь крепилась.
Здесь были вертикальные прутья, причем находились на довольно большом расстоянии — Максим уперся больным плечом в запертую решетку, ногу упер в стену чердачной двери и руками чуть развел прутья. Те неожиданно легко поддались. Чуть отдышавшись и собрав силы, он повторил попытку и теперь уже развел прутья настолько, что между ними могла протиснуться голова и грудь. Через минуту Максим уже был по другую сторону решетки, вот только сотовый, который крепился на ремне брюк, наткнулся на прут и, оторвавшись, полетел вниз, между лестничными пролетами.