А. Шантарский - Не бойся
Накинув на себя полушубок, Павел вышел на балкон подышать. Яркое зимнее солнце слепило глаза. Он зажмурился, с наслаждением, глубоко вздохнув свежий, морозный воздух. Приятно щипало нос и покалывало щеки, и Сутулому это доставляло удовольствие. Он посмотрел вниз, взгляд его остановился на неряшливом мужике, который расположился на лавочке возле подъезда, и его явно бил озноб.
«Никак с похмелья трясет», — подумал Герасимов. Ему стало жалко алкаша. Он и сам не смог толком объяснить, что на него нашло, но он надумал облегчить жизнь пьяницы и крикнул:
— Эй, мужик!
— Вы меня? — отозвался бедолага, покрутив предварительно головой, пока не увидел Сутулого на балконе.
— Тебя, тебя. Болеешь?
— Трясет малость, — признался пьяница, с надеждой взирая на собеседника.
— Поднимайся ко мне, подлечу, — пригласил сердобольный Павел.
— Я мигом.
Пьяница легко поднял с лавки свое еще крепкое тело и поспешно направился к подъезду.
Сутулый налил водки до краев в большой фужер для шампанского и подал жадно наблюдавшему за ним. Тот трясущейся рукой принял от него божественный дар и разом махнул. Затем, занюхав рукавом засаленной куртки, поставил фужер на журнальный столик.
— Закусывай. — Хозяин кивнул на стол, на котором стояли Тарелки с нарезанной докторской колбасой и солеными огурцами.
— Благодарю! Если можно, я лучше закурю.
— Закуривай, — разрешил хозяин, пододвигая гостю сигареты и аккуратную хрустальную пепельницу.
Но посетитель достал из кармана помятую пачку «Памира» и, размяв дешевую сигарету, сунул ее в рот.
— Я слабенькие не курю, — указал он рукой на пачку «Явы».
— Понятно. — Сутулый с интересом осмотрел широкоплечего гостя: в его теле чувствовалась сила, а некрасивое, с крупными чертами лицо производило отталкивающее впечатление. — По-моему, мы уже где-то встречались, — неуверенно предположил хозяин.
— Не мудрено, что ты не узнал меня, Паша. — Щеки и мясистый нос посетителя чуть-чуть покраснели, пальцы рук перестали трястись. Было видно, что он испытывал колоссальное облегчение. — Когда-то я был фартовым парнем и в кармане шуршали бабки, да проклятое зелье превратило в бича. — Он мечтательно уставился в потолок, вспоминая былые времена.
Герасимов усиленно напрягал память: этот жалкий, опустившийся человек явно кого-то ему напоминал, но кого именно, он вспомнить не мог.
— А ведь мы с тобой, Сутулый, оспаривали в прошлом пальму первенства, — искривил пьяница губы в ухмылке.
— Тюлень! — воскликнул Павел. — Если б не подсказал, ни за что не признал бы тебя в теперешнем виде.
— Узнал все-таки, — обрадовался Тюлень. Сутулый знал, что после его освобождения Виктор боролся за лидерство в бараке с Маратом и Алексеем и в конце концов стал ближайшим сподвижником Атамана. Казаков очень хорошо отзывался о Гущине и пытался после освобождения из колонии для несовершеннолетних разыскать его, но тот как в воду канул.
И вот теперь, спустя несколько лет, случай представился встретиться. И сейчас Герасимов тоже не скрывал своей радости — лучшего, более надежного подельника в предстоящей операции ему не найти, однако было одно «но», которое сильно тревожило Павла.
— Скажи, ты пить можешь бросить? — поинтересовался он у Тюленя.
— Могу, если перетерпеть несколько дней. Только зачем? — пожал плечами Виктор. — Нет смысла: ни кола ни двора. Когда бабки кончились, друзья и знакомые все разбежались. Единственная радость в жизни и осталась: зальешь глотку и ни о чем не думаешь.
— А ведь Атаман искал тебя, — сказал Сутулый.
— Хороший кореш. Кстати, как он теперь поживает? Не отказался бы повидаться с ним.
— Твой подельник попал в беду, и ему требуется помощь. — Сутулый говорил убедительно, и его слова подействовали на гостя.
— Да я за Атамана… — Тюлень даже привстал, — любому глотку перегрызу.
— Этого от тебя не требуется. — Павел рассказал, как они наказали мужика, который изнасиловал женщину Диксона, и Алексей с Маратом получили за это по восемь лет. — А требуется от тебя для начала бросить пить.
— Договорились, — сказал твердо Тюлень. — Клянусь! Последний раз, и больше в рот не возьму.
— Тогда вперед! — Сутулый поставил на стол еще один фужер и разлил всю водку, оставшуюся в бутылке, поровну. — За успех нашего безнадежного предприятия, — провозгласил он шуточный тост.
Тюлень сдержал свое слово и к водке больше не прикасался. Через неделю лицо его заметно посвежело, спала отечность и исчезли круги под глазами, глаза засверкали здоровым блеском.
— Совсем другой человек, — заметил перемены в облике подельника Павел.
А еще через несколько дней их навестил Вадим Борисович Жданов. Он сообщил им о дате намеченной операции, дал номер домашнего телефона Мирошниченко и договорился о встрече после дела.
Ранним утром воскресного дня на «жигуленке» Сутулый вместе с Тюленем выезжали на загородное шоссе…
Они прибыли на место заблаговременно и, остановившись в трех километрах от зоны, взобрались на холм и принялись наблюдать за колонией.
А Сутулый умышленно не прогревал двигатель, несмотря на холодный ветер, который, казалось, проникал внутрь отовсюду. Номер машины нельзя было различить: он был расчетливо забрызган грязью вперемешку со снегом.
Они видели, как прибыл на работу начальник колонии. Его огромную фигуру невозможно было не узнать. Дальнейшие сорок минут наблюдения результатов не принесли. Но вот подельники заметили, как раскрылись главные ворота зоны, выпустив «уазик».
— Кажется, они, — сказал Сутулый, рассматривая в бинокль водителя «уазика».
— Наконец-то, — откликнулся Тюлень. — А то уже зуб на зуб не попадает.
После того, как Мирошниченко проскочил мимо наблюдателей, не обратив внимания на стоящую у дороги машину, Сутулый завел двигатель и, прогрев его, тронул машину с места.
Они не поехали в село, а, развернувшись, направились в сторону районного центра, который находился в восьми километрах. Отстав от вездехода на несколько сот метров, они зависли у него на хвосте. «Уазик» не стал въезжать в городок, а свернул на развилке направо. «Жигуленок» же проехал прямо и остановился у ближайшего телефона-автомата. Павел набрал номер домашнего телефона Мирошниченко.
— Алло, — почти сразу отозвался женский голос на другом конце провода.
— Валентина Михайловна? — спросил Герасимов.
— Да, в чем дело?
— Ваш муж попал в аварию, — сочувственно произнес Сутулый.
Голос на проводе дрогнул:
— Что с ним?
— Мужайтесь! Состояние очень тяжелое, если не критическое. В его «уазик» врезался ЗИЛ, прямо в лоб. Водитель грузовика оказался пьяным и уже задержан, ну, а Тараса Поликарповича отправили в больницу.
Если бы Валентина Михайловна успокоилась и подумала, то она непременно позвонила бы в ГАИ и узнала все подробнее. Но успокоиться, конечно, она не могла.
Сутулый и Тюлень вернулись в село и остановились в проулке, метров за сто от дома Мирошниченко. Не успел Павел заглушить двигатель, как из ворот вылетела «Волга», быстро набирая скорость, промчалась мимо них. Подельники улыбнулись, заметив за рулем женщину без головного убора, с растрепанными волосами.
— Совсем очумела баба, — бросил Тюлень ей вдогонку. Они спокойно въехали в распахнутые ворота, которые хозяйка забыла закрыть, и вылезли из машины. Закрыв створки ворот, они оказались скрытыми от любопытных глаз высоким забором. Павел открыл багажник и, вытащив оттуда монтировку, передал ее Виктору, который быстро сорвал навесной замок на входной двери.
Подельники вошли и замерли, услышав за спиной недоброе рычание. Сутулый медленно повернул голову и увидел в дверном проеме огромную сторожевую собаку, оскал которой заставил сердце учащенно забиться.
— Не двигайся! — предостерег он напарника. — По-моему, капитально влипли.
Тюлень, держа монтировку, окинул комнату изучающим взглядом и заметил лежащую на диване небольшую плюшевую подушку.
— Стой спокойно, — шепнул он Павлу. — Я сейчас с ней разберусь.
Виктор быстро шагнул вперед, схватил подушку свободной рукой и, молниеносно развернувшись, выставил подушку перед собой. Он успел вовремя, острые клыки прокусили ее насквозь. Собака завертела головой из стороны в сторону, вырывая у Гущина временную защиту. Спрессованная вата вместе с собачьей слюной разлеталась клочками по полу комнаты, а рычание разъяренного зверя было ужасным.
Но вот Тюлень изловчился и ударил собаку монтировкой по темени, разжав пальцы левой руки и выпуская подушку. Он ударил с такой силой, что послышался треск раздробленного черепа. Собака повалилась набок, поджав лапы, и жалобно заскулила, через несколько секунд по ее телу пробежала дрожь и она навсегда затихла.
