Владимир Колычев - Без суда и следствия
Все то же самое, как и там, где он только что побывал. Лежаки, сваренные из железных уголков, санузел, телевизор. Только смотрящий жил здесь с большим шиком. Он занимал целый угол у окна.
Людей в камере не так чтобы уж очень много. Во всяком случае, имелись свободные лежаки. Правда, на втором «ярусе». Но Кириллу все равно, где прибомбиться. Спать охота, сил нет.
Но ему навстречу поднимается молодой человек лет двадцати пяти. Высокий, крепко сбитый, на плече спецназовская наколка. На Кирилла он смотрит с едва уловимым пренебрежением. Как же, он, типа, «дед», а тут «салага» какой-то заехал.
– Кто такой?.. Как зовут?.. Откуда?.. По какой статье?..
Кирилл совсем не прочь был послать его куда подальше. Но приходилось терпеть и отвечать на «постановочные» вопросы.
– Так я не понял, ты чо, мент? – ухмыльнулся парень.
Сейчас Кирилл точно знал, что он на ментовской хате. И точно знал, что его разыгрывают... Только розыгрыш этот слишком жестокий. Этот спецназовец должен знать, как относятся к ментам в обычных камерах. Там не до шуток. Ментов режут, насилуют, убивают.
Кирилл на собственной шкуре прочувствовал всю ненависть к ментам. И у него есть полное право спросить у этого шутника за его тупые приколы.
– Ну, мент, – угрожающе усмехнулся Кирилл.
– А ты знаешь, что с ментами бывает?
Парень не почувствовал угрозы. Или не воспринял ее всерьез. Что ж, сам виноват в том, что он такой тупой...
– Знаю, – кивнул Кирилл.
Спецназовец ничего не успел понять, а уже валялся на полу. Он попытался встать, чтобы броситься на обидчика, но Кирилл провел подсечку и рукой добавил ускорения. Парень снова сел на задницу – в прямом и переносном смысле.
Такой расклад ему явно не понравился. Он попытался взять реванш. Кинулся Кириллу в ноги, попытался провести прием. Но тут же мощный удар по темечку выбил из него сознание.
Кирилл обвел камеру хищным взглядом. С вызовом спросил?
– Ну, кто там еще на мента?
Желающих драться больше не было. Зато нашлись говоруны.
– Э-э, парень, ты что, в шутку юмора не въехал?
– Мы ж тоже менты...
– Ты чего такой деревянный? Это ж ментовская хата...
Хата, может, и ментовская. Но никто не имеет права оскорблять Кирилла.
– Это кто деревянный? – жестко оскалился он.
Ему не составило труда вычислить обидчика. Это был мужчина лет сорока. Дорогой спортивный костюм, холеное лицо. Видно, какая-то милицейская шишка. Может, полковник. Или даже генерал... Но Кириллу все до фонаря. Он подошел к нему, резким движением схватил за грудки и сорвал с лежака.
Вряд ли он был большей комплекции, чем этот важный чин. Но сила в нем чудовищная. Он оторвал его от пола, поднял на вытянутых руках.
– Это кто деревянный? – грозно спросил Кирилл.
– Да ты не так понял... – начал оправдываться чин.
– Знаешь, как тебя зовут? – спросил Кирилл. – Тебя зовут Буратино, понял?
– Понял, – жалко пролепетал шишкарь и с грохотом приземлился на свою шконку.
Кто-то тронул Кирилла за плечо. Он обернулся и увидел перед собой амбала в тельняшке. Тяжелые надбровные дуги, приплюснутый нос, массивный подбородок.
– Я не понял, что тут за шум? – Это был смотрящий. Его жесткий пронизывающий взгляд впился в Кирилла. – Ты, что ли, бузу здесь поднял?
Кирилл молчал. Он не собирался оправдываться. Пусть оправдываются другие.
– Ты кто такой?
– Я не понял, мы что, стоя будем разговаривать? – скривил губы Кирилл.
Смотрящий пошевелил челюстями – как будто вопрос разжевал. Пренебрежительно хмыкнул и махнул рукой, приглашая в свой уголок. Там он предложил ему сесть.
– Ты чего такой дерганый? – спросил он. – Паша тебя ментом назвал. И ты сразу в драку?.. В шутку юмора не въехал?
– Я только что из общей хаты.
– Ты?! Из общей хаты?!.
Кирилл вкратце рассказал ему, из какого переплета только что выбрался.
– Так ты думал, что тебя снова на общую хату сунули?
– Все могло быть. И Паше я твоему правильно вломил. Такими вещами не шутят...
– Да это, в принципе, так, – с уважением смотрел на него амбал. – Только Паша у нас в ОМОНе раньше служил. У него, это, черный пояс по карате и, это, КМС по боксу...
– Да?! А я этого не знал, – усмехнулся Кирилл.
– Не знал, но Пашу сделал... Сам-то ты откуда?
– РУБОП, опер по заказным убийствам...
– РУБОП – это круто, – уважительно кивнул смотрящий. – Заказные убийства, говоришь? Да, здесь вам не тут... А то, что Дмитрича тронул, это ты правильно сделал. Он тут всех достал. Воспитатель хренов...
– Полковник?
– Ага, полковник. Ты его что, раньше знал?
– Да нет, догадался... Из отдела по воспитательной работе?
– Ну да... Говорю же, достал тут всех... Как ты его назвал? Буратино, да?
Смотрящий поднялся, одернул занавеску своего закутка. Глянул на бывшего полковника:
– Ты, Буратино, пошел на верхний этаж!
Тот хотел возмутиться. Но понял, что не в его положении это делать. Мысленно обтерся, собрал манатки и перебрался на новое место.
– На его шконке спать будешь, – распорядился смотрящий.
– Тогда я пойду, ладно? – поднялся Кирилл. – Спать хочу, не могу... двое суток на ногах...
– Я тебя не отпускал. Сядь. И слушай. Через не могу слушай.
Кирилл послушно вернулся на место.
Омоновца Пашу он наказал за неудачную шутку, Буратино ответил за оскорбление. Но это вовсе не значило, что Кирилл собирался идти против сокамерников. И противопоставлять себя смотрящему он тоже не хотел.
– Меня Кузя зовут, – сказал амбал. – Я смотрящий по этой хате. Меня общее собрание выбрало. Так что, считай, я твой начальник. Вопросы?
Кирилл мотнул головой. Вопросов у него не было.
– Короче, это нормальная «бэсная» хата. Беспредела здесь нет, все путем. И ты беспредел здесь не устраивай, понял?
– Даже не думаю.
– А Паша и этот, Буратино?..
– Сами виноваты.
– Виноваты, – согласился Кузя. – Считай, что с ними рамсы замяли. Но на будущее учти: молотить людей почем зря у нас не принято...
Смотрящий еще долго втирал про внутренний уклад камеры. И все это время смотрел на Кирилла жестким, испытывающим взглядом. Как будто хотел узнать, нет ли в нем какой крамолы. Вдруг Кирилл собирается занять его место.
Но Кирилл и не собирался лезть во власть. Он сам по себе. Чужого ему не надо, но и своего он не отдаст.
После беседы со смотрящим он занял свою шконку – разложил матрас, застелил белье. И только коснулся головой подушки, как провалился в бездну сна.
* * *Таня звала его к себе, манила. Своими нежными пальчиками она избавила его от одежды. Сама она не раздевалась. Это ни к чему. На ней всего лишь открытый снизу прозрачный пеньюар. Он видит все прелести ее тела. И не только видит, он касается их пальцами, языком. Аромат ее духов, тела и волос пьянит кровь, кружит голову. Все мысли куда-то исчезают. Остается только одно – жажда обладать этой красотой...
Она весела и податлива. Ее губы, ее тело жаждут любви. Внутри ее горячо и тесно. Кирилл не может насытиться ею. Он устал, но не может остановиться. Еще, еще, еще... Какое это наслаждение – быть с Таней, какая это радость – владеть ею. Еще, еще... Кирилл на вершине удовольствия, цепляется за белоснежное облако, медленно опускается вниз. Сил нет, как хорошо. Сил нет держать глаза открытыми...
Он закрывает глаза. Открывает. И внутри все разом опускается. Под ним не Таня. Под ним извивается Лия. Красивая, как дьявольское искушение. Черная, как сама смерть. Жестокая, как ад...
В глазах лютая ненависть и злоба. Кожа ее мертвеет, покрывается темными чешуйками. Она на глазах превращается в змею. Это смертельно опасная гюрза, сейчас она ужалит... Но Кириллу не страшно. Он не боится змей. Он змеелов. И сейчас он возьмет эту тварь за горло, вырвет ее жало...
Он хватает ее за горло, резко сжимает...
– Пусти, а-а! – взрывает тишину чей-то мужской голос.
Кирилл проснулся, открыл глаза и увидел какого-то парня. Его-то руку и сжимал он мертвой хваткой. Как змею.
– Извини, сон дурной приснился.
– Да ладно, – заискивающе улыбнулся парень. – Я, это, разбудить тебя хотел. Подъем у нас.
– Зарядки не будет?
– А это кто как.
Кирилл осмотрел камеру. Омоновец Паша и еще два крепких парня занимались спортом. Отжимались от пола. Возле умывальника образовалась очередь. И к туалету тоже тянулась вереница людей.
Кирилл не выспался. Но нужно подниматься. Застелить койку, привести себя в порядок. Быть чистоплотным – это одна из тюремных заповедей. Быть чистоплотным – это значит быть выше всех обстоятельств. Перестают следить за собой сломавшиеся люди. Им уже все равно. И они легко опускаются на самое дно тюремной жизни.
В их камере был «вокзал» – четыре лежака в два яруса возле параши. Здесь обитали опущенные. Петухов как таковых здесь не было. Но все крепко сидели на тряпке – были вечными шнырями-уборщиками. В их число Кирилл попадать не собирался.
