Татьяна Полякова - Последнее слово за мной
— Извините, но не так давно я разговаривала с человеком, который утверждал, что ставил этот спектакль.
— В нашем театре? Чушь. Пьес Лопе де Вега никогда не было на этой сцене.
Почему, кстати? Возможно, и стоит подумать над этим… Слушайте, — неожиданно обрадовался он, — «Собаку на сене» ставил самодеятельный театр. Был такой при Дворце культуры одного из заводов. Меня туда как-то приглашали. А режиссером там подвизался… дай бог памяти… Шабалов, точно, Валентин Васильевич. Сам из Питера, что-то у него там не заладилось, и он сюда перебрался. Сезон в нашем театре отработал, а потом ушел в народный коллектив. Между нами говоря, актер он был никудышный, да и выпить любил.
— Где его можно найти?
— Не могу вам сказать. Театр закрыли, он какое-то время самодеятельностью занимался, а потом вообще исчез. У него здесь дочь живет, это точно. По-моему, учительница. А его я не встречал по меньшей мере лет десять. Валентин старше меня, а в наши годы, знаете, как бывает…
— Спасибо, — от души поблагодарила я и торопливо зашагала по коридору к выходу.
— Может, ты скажешь, зачем тебе старикан понадобился? — начал приставать Леха, как только мы покинули театр.
— Все, что надо, я тебе уже рассказала.
— Ага. Теперь куда?
— В городскую справку, — твердо сказала я.
— Тачку ловить?
— Не надо, здесь недалеко. Пройдемся. В горсправке старая знакомая Алла Геннадьевна встретила меня улыбкой.
— Опять кого-то ищете?
— Да, — вздохнула я. — Шабанов Валентин Васильевич. Лет семьдесят — семьдесят пять.
— Ого. Жених в возрасте. Найти такого будет нетрудно.
— Да, — усмехнулась я, не разделяя ее энтузиазма. Если он жив, конечно.
Валентин Васильевич был жив и, как я надеялась, здоров. Через десять минут я взяла из рук Аллы Геннадьевны листок бумаги с адресом, не веря в свое счастье. Неужто мне повезет, я в самом деле сейчас встречусь с этим человеком и смогу хоть что-то прояснить? Сомнения одолевали…
Леха уже ничего не спрашивал, только поглядывал на меня и вроде бы усмехался. Улица Офицерская, застроенная частными домами, немыслимо петляла, мы изрядно помучились, прежде чем увидели цифру «шестьдесят семь» на фасаде. Дом выглядел каким-то заброшенным, потемневшая от непогоды железная крыша в некоторых местах наспех залатана. Богатством, как говорится, здесь и не пахло.
Кособокая калитка была приоткрыта, в палисаднике в основном произрастала крапива, кое-где вытесненная еще не расцветшими золотыми шарами.
Я поднялась на шаткое крыльцо и позвонила. Леха дожидался внизу, опершись на палисадник.
— Иду-иду, — услышала я.
Дверь распахнулась, а я не смогла сдержать вздоха облегчения: передо мной, в старом спортивном костюме и в шерстяных носках, стоял миллионер-родственник и улыбался.
— Вы ко мне? — спросил он игриво.
— К вам, Валентин Васильевич, — кивнула я.
— Что ж, проходите. Хоть и не имею чести…
— Я на днях подстриглась, оттого вы меня и не узнали. Он водрузил на нос очки, до той поры висевшие у него на бечевке, и очень серьезно посмотрел мне в лицо. Я ожидала чего угодно, но только не того, что последовало за этим.
— Так вы Полина? — счастливо улыбнулся он. — Ну конечно, Полина. Как человека меняет прическа. Ни за что бы не узнал. А это ваш муж? Помирились, значит?
— Это мой знакомый, — сказала я. Улыбка сползла с его лица.
— А что с мужем? Все еще в ссоре?
— Валентин Васильевич, может, вы объясните, как стали моим родственником?
— А разве Кирилл Сергеевич… ведь это он сказал, где меня найти?
— Я вас нашла сама. Только что была в театре, вы ведь своей сиделке про «Собаку на сене» рассказывали… а в театре о вас знают.
— Подумать только, — довольно покачал он головой. — Сколько лет прошло, я был уверен, никто и не вспомнит… А что Кирилл Сергеевич?
— Об этом я у вас хотела спросить. Кирилл Сергеевич ничего объяснять не пожелал, а теперь, по-моему, от меня скрывается.
— Не может быть. Такой приятный человек…
— Валентин Васильевич, вас не затруднит все мне рассказать, я имею в виду об этом маленьком спектакле…
Он покосился на Леху и вдруг испугался, лицо приобрело несчастное выражение, а пальцы заметно дрожали.
— Простите старика, — жалобно сказал он. — Я был уверен, что не делаю ничего плохого. Напротив, Кирилл Сергеевич убедил, что это доброе дело.
— Вот об этом мне, пожалуйста, и расскажите. Вы давно знакомы?
— С Кириллом Сергеевичем? — удивился он. — Да мы вовсе незнакомы… то есть он приехал однажды, передал привет от Геннадия Петровича, это был когда-то директор того самого ДК, где размещался народный театр. Мы разговорились. Дочка у меня в больнице, сердце прихватило, я один домовничаю и с хорошим человеком рад поговорить. Слово за слово, и он вдруг: «Я ведь, Валентин Васильевич, не просто так к вам заехал. Есть у меня друзья, муж и жена. Любят друг друга, а вот точно черная кошка между ними пробежала. Уехала Полина от мужа, слышать о нем ничего не желает, а сама места не находит и жестоко страдает. Надо их как-то свести вместе, чтоб поговорить могли и разобраться. Замыслил я хитрость и на вашу помощь рассчитываю». Я, конечно, удивился, чем же я помочь могу, а он: «У мужа Полины есть дядя, она его никогда не видела, но от мужа о нем знает много. Человек он заслуженный, и она его очень уважает. Если б родственник этот заболел, к примеру, и Полину к себе вызвал, а потом попросил с мужем поговорить, чтоб помириться, значит… Она такому человеку, да еще на смертном одре, не откажет. И тогда два любящих сердца соединятся». Я, конечно, растерялся, говорю, как же так, обман, он ведь всегда обман, как ни крути. А Кирилл Сергеевич мне: «Ложь во спасение, и все такое…» Вы, говорит, артист милостью Божьей, простому человеку такую роль не исполнить, а вам… — В этом месте Валентин Васильевич вздохнул, закатил глаза к потолку, но вдруг нахмурился и вроде бы смутился. — Дело это богоугодное…
— Хорош заливать, — подал голос Леха со стула возле окна, где сидел все это время презрительно скалясь. — Сколько тебе этот Кирилл обещал?
Валентин Васильевич собрался было с негодованием ответить, но еще раз посмотрел на моего спутника и не решился.
— Так сколько? — не унимался Леха.
— Я не из-за денег, — наконец вздохнул старик. — Он дал мне деньги, но из-за них я бы никогда не согласился. А соединить два любящих сердца — дело благое…
— Значит, до этого случая вы с Кириллом Сергеевичем не встречались? — вздохнула я.
— Нет, конечно, откуда?
— И вас не удивило, что незнакомый человек обращается к вам с такой просьбой?
— Он передал привет от старого знакомого…
— Хорошо, — я кивнула, точно с ним соглашаясь. — У вас есть телефон этого знакомого? Может, знаете домашний адрес? Фамилию по крайней мере помните?
Возможно, ему что-нибудь известно о Кирилле Сергеевиче?
Мои вопросы повергли Валентина Васильевича в состояние большой печали. Он посмотрел виновато и сказал:
— Я, знаете ли, сам с ним хотел поговорить после этого спектакля. Потянуло встретиться со старым знакомым, вспомнить былое… Нашел телефон и позвонил.
— И что? — Я затаила дыхание.
— Он умер, — тихо сказал Валентин Васильевич и растерянно посмотрел на Леху. — Почти год, как умер.
— И, несмотря на это, вы продолжали считать, что делали доброе дело?
— А почему я должен считать иначе? Кирилл Сергеевич мог долгое время дружить с бывшим директором, тот ему обо мне рассказывал, и, когда ему понадобился актер, он обо мне вспомнил.
Я в этом сомневалась, но ведь как-то Кирилл узнал о существовании старика?
— Валентин Васильевич, — терпеливо попросила я. — Подумайте, может быть, вы когда-то раньше встречались с Кириллом Сергеевичем? Знаете, люди с годами меняются, вы могли не сразу его узнать.
— Нет-нет, — покачал он головой. — На память пока не жалуюсь: Кирилла Сергеевича я видел первый раз, а вот… — начал он, смутился и продолжил:
— С ним молодой человек был, шофер кажется, вот его я видел раньше. Только он тогда совсем мальчишкой был и меня в тот раз не признал. А я вижу — лицо знакомое, и вспомнил. Даже имя помню — Ваня. Его дед у нас работал вахтером. Умер прямо за столом. На боевом посту, как говорится, хотя еще не старый был человек. А Ваня — это внук его, в каникулы, бывало, приходил. Шустрый такой мальчонка и живет где-то неподалеку, потому что я потом его несколько раз видел, уже взрослого.
— А он о том, что вы его узнали, не догадался?
— Думаю, нет. Я ведь и сам его не сразу узнал. Знакомая личность, уж потом время было вспомнить.
— А как звали его деда, помните?
— Кажется, Илья Николаевич или Николай Ильич… Фамилию не знаю. Он ведь не в театре, а в ДК работал, сидел при входе. Войдешь, поздороваешься — и все.
Зачем мне его фамилия?
Думаю, Ваня очень на это рассчитывал, а также на то, что старику за семьдесят и он вряд ли узнает в нем мальчишку, который много лет назад прибегал к деду на работу. Конечно, можно попытаться узнать фамилию деда, кто-то в этом самом ДК, возможно, его вспомнит, но у Ивана скорее всего другая фамилия, и этот след опять никуда не приведет. Приходилось признать: Кирилл Сергеевич — специалист по заметанию следов.
