Наталья Берзина - Я не умею прощать!
– Женя, не пытайся меня объехать на кривой козе. Я не знаю, кто такая Леля, но то, что она и ее мужчина представляют определенную опасность для Тани, – очевидно. Давай пока не будем устраивать дискуссии на эту тему. Но если нам понадобится твоя помощь, надеюсь, мы сможем на тебя рассчитывать?
– Безусловно.
– Вот и замечательно! У меня к тебе небольшая просьба. Таня сейчас ничего не замечает через розовые очки, ты, пожалуйста, присмотри за ней, вдруг Леля начнет ее раскручивать. Сразу же тогда предупреди или меня, или Петра, или Волошина.
– О чем вы тут беседуете, милые дамы? – с порога спросил Петр.
– Да вот Женя говорит, что Марек начал интересоваться Татьяной. А конкретно тем утром, когда она приехала.
– Опаньки, все страньше и страньше! С какого перепугу его это заинтересовало?
– Как я поняла, его Леля в постельку затащила и начала раскручивать. Ой, прости, Женя!
– Ничего, этот аспект меня уже не интересует.
– Так вот, во время шторма, когда Жени не было, они сидели на террасе и попивали вино, затем бутыль с собой забрали и поднялись наверх. Чем они в номере занимались, можно только догадываться. Но к обеду он не спустился, а его одежда затем валялась в коридоре у двери номера Лели. Я ее прибрала. Сегодня уже под вечер Леля подходила к нему и, похоже, угрожала, уж больно вид у Марека жалкий был.
– А мужик ее никак не проявлялся? – уточнил Петр.
– Пока нет. Нужно разобраться, кто у них лицо, принимающее решения. И уже отсюда плясать.
– Согласен. В этом, наверное, нам сможет Женя помочь. Вы согласны? – спросил Петр у Жени.
– Да, конечно, а что нужно делать?
– Пока ничего, но к завтрашнему утру, я думаю, решение найдем. Кстати, а где Волошин?
– Он с Татьяной гуляет, – ответила Ирина.
– Это хорошо, что гуляет. А Леля? – задумчиво произнес Петр.
– Как ушла часов в восемь, так и не появлялась, а ее мужик из номера не выходит.
– Замечательно! Таня сегодня у себя была в номере?
– Почти нет. В основном у Волошина находилась.
Слушая разговор Петра с Ириной, Женя только переводила взгляд с одного на второго. Она словно присутствовала на оперативном совещании.
– Думаю, ее отсутствие в номере побудит их на активные действия, – заключил Петр.
* * *Бурная, феерическая ночная жизнь курортного городка уже затихала. Волошин вел Таню, бережно поддерживая под руку. Он совершенно не чувствовал усталости. Словно не провел предыдущую ночь почти без сна. На лице Татьяны играла очаровательная улыбка. Она прямо-таки светилась от счастья. Волошин, сильный, красивый мужчина, мечта любой женщины, признался ей в любви. В молодости она не раз слышала подобные признания, но то было так давно. В самом начале семейной жизни Андрей частенько говорил ей эти слова, только то, что случилось потом, затмило все его признания. Хотя, наверное, он все же любил ее, по-своему, как говорил последние годы. Возможно, по-своему она его тоже любила, но в том ушедшем в небытие чувстве было много такого, что не позволяло ей раскрыться. Разумеется, мама привнесла в их отношения свою лепту, но все же не это было главным. Таню никогда так не тянуло к Андрею, она не стремилась сделать для него все, включая невозможное. Да, принимать знаки его внимания, безусловно, приятно, но теперь Таня ощущала потребность в столь бурном изъявлении чувств, что временами ее это даже пугало. Вся ее женская сущность требовала ласк и любви, причем физической, той самой, что раньше вызывала отвращение. Все годы супружеской жизни ее не особенно волновали ласки Андрея. Да, было приятно, но не более того. С Волошиным все происходило настолько ярко и волнующе, что Таня даже не могла понять, откуда все это в ней появилось. До этого Татьяна даже не верила, что такое вообще возможно! В книгах – да, там можно написать все что угодно. Но в реальной жизни?!
Волошин чувствовал сильнейшее волнение Тани, только не мог дать ему объяснения. Пытался найти причины и не находил. Он справился с собой, признался ей в любви и теперь сам находился под впечатлением сказанного. Вся эта белиберда, что она несла по поводу того, что не готова стать его женой, Волошин трактовал в своем ключе. Она хочет жить с ним, но попросту боится. Боится обжечься. Что за чушь! С мужем, которого она по-настоящему-то и не любила, Таня прожила больше двадцати лет, пусть проживет столько же с ним! Нужно только попробовать, не пугаться несовместимости и прочей ерунды. Им уже не по двадцать лет, но чувства, которые всколыхнулись в душе, оказались столь сильными, что Волошин не сомневался в том, что все должно сложиться наилучшим образом. Не может быть так, что им придется расстаться! Они слишком долго искали друг друга.
Этим вечером он рассказал Тане о том, как сложилась его биография. Еще учась в школе, Саша Волошин начал заниматься парашютным спортом. Его мечта стать летчиком не осуществилась по ряду причин, но вертолет – тоже неплохо. После окончания училища новоиспеченный лейтенант Александр Болеславович Волошин вместе с молодой женой отбыл к месту прохождения службы. Все складывалось, казалось, как нельзя лучше. Только вот проблемой стала именно молодая жена. Она слишком быстро заскучала, в гарнизоне не было практически никаких развлечений, а быт откровенно заедал ее, в общем, не прошло и полугода, как они развелись и Волошин остался один. Но, как ни странно, после отъезда жены он вздохнул с облегчением. Кормили в офицерской столовой вполне прилично, стирки и уборки оказалось не так уж много, а доступных развлечений ему вполне хватало и на территории гарнизона. Так продолжалось, пока полк, в котором служил Волошин, не перебросили в Афганистан.
Война тогда уже была в самом разгаре. Вертушки срывались на задания каждый день. Будь то сопровождение колонн или же обработка закрепившихся в горах банд. Так что летать приходилось много и порой весьма рискованно. Дважды старшему лейтенанту Волошину приходилось сажать горящую машину. Потери в полку были просто огромные. «Стингер» мог сорваться практически с любого места. Да и тяжелые крупнокалиберные «браунинги» тоже вносили свою лепту, за считаные секунды превращая в решето боевой вертолет. Особенно тяжело приходилось, когда нужно было эвакуировать возвращающиеся с поиска группы десантников. Часто под шквальным огнем, удерживая машину над самой землей, принимали на борт раненых. В такие минуты Волошин чувствовал себя просто-напросто мишенью. Да и не он один, все, кто побывал в этом аду, по-настоящему узнали цену жизни.
Но все же Волошину повезло, он остался жив и вернулся в Союз, имея всего одно ранение и пригоршню наград. Несколько лет затишья он провел в небольшом сибирском гарнизоне. Грянувшая перестройка стала для капитана Волошина едва ли не катастрофой. Не потому, что он потерял идеалы, нет. Просто пришлось откровенно выживать. Таксил в свободное от службы время, подрабатывал где только мог. По счастью, семьи у него не было, а вот тем его сослуживцам, что вынуждены были кормить детей, приходилось совсем худо. Из полка ушли тогда многие, Волошину же уходить было некуда. Он остался.
С началом первой чеченской войны полк, в котором он служил, перебросили на Кавказ. И понеслась очередная карусель. Неподалеку от Грозного в начале весны его Ми-24 поймал «стрелу». Повезло! Высота была небольшая. Удалось посадить горящую вертушку, а затем с боем прорываться к своим. Уже на земле Волошин, возглавлявший группу, потерял половину людей. Два дня почти непрерывных боев измотали, обескровили оставшихся в живых, но они пробились, даже вытащили с собой раненых. После госпиталя майор Волошин был назначен заместителем командира эскадрильи. Новая машина, полученная взамен сгоревшей, уже имела улучшенную броню, более сильное вооружение и в большей степени отвечала условиям здешней непонятной войны. К тому времени в строю оставались только самые бесшабашные пилоты. В самом деле, чтобы летать на минимальной высоте и гонять по зеленке малочисленные, но до зубов вооруженные группы чеченцев, необходимо было забыть о том, что смерть где-то рядом. Волошин никогда, сидя за штурвалом, не задумывался над этим. Может быть, именно поэтому ему везло. Везло до последнего времени.
Они уже возвращались с очередного патрулирования. Весь полет не происходило ничего особенного. До базы оставалось не более двадцати минут лета, когда с зеленки по машине ударили из ДШК. Блистер не выдержал. В плечо горячо толкнуло, и рука повисла плетью.
– Леха, держи машину, меня зацепило! – крикнул Волошин, заваливая машину влево.
В аккуратные отверстия, оставленные крупнокалиберными пулями, врывались обжигающе холодные струи воздуха.
– Леша, держи! – повторил Волошин, но не услышал ответа. Лишь взглянув на второго пилота, он понял, что вести машину придется самому. Леха завалился на бок бездыханный, из-под шлема вытекало красное.
Преодолевая боль и головокружение от потери крови, Волошин связался с базой. О том, чтобы самому ответить огнем по врагу, не было и речи, дотянуть бы до площадки. Он добрался и даже вполне прилично посадил машину. Вот только выбраться уже не хватило сил.
