Татьяна Полякова - Деньги для киллера
Я шла от остановки к дому и думала о Гоше: следовало немедленно вернуть его в больницу. Тут я увидела Витькину машину, выезжающую из моего двора. Встречаться сейчас с Витькой мне совершенно не хотелось, потому я нырнула в подъезд, постояла, пялясь в окно и размышляя, стоит ли идти сейчас домой. Витька мог кого-нибудь оставить у подъезда, если я ему вдруг очень понадобилась. В конце концов решила, что не стоит. Гоше можно позвонить из автомата.
Трубку сняла Вера Сергеевна и сразу запричитала:
— Маргарита, Игорь-то уехал. Сказал, в больницу не вернется, вылечился уже. Хоть ты ему скажи: разве ж это дело, разве ж так можно? Недолечившись… Врачи-то лучше знают, кому выписываться, а кому еще лежать.
— Куда он уехал? — смогла я вставить слово.
— Так разве скажет? Дружки за ним приехали. Сказал, дня на два. Вот теперь думай… матери-то одни переживания…
Я, как могла, утешила Веру Сергеевну, заодно пытаясь убедить и себя, что с Гошей ничего плохого не случится. Однако беспокойство не отступало. Идти домой желания не было, и я решила прогуляться. Как-то так вышло, что я оказалась рядом с домом, где жил Глеб. В гостях у него я не была, но адрес знала. И теперь присела на скамейке, размышляя: стоит ли к нему зайти? На стоянке возле дома его машина отсутствовала, скорее всего Глеба я не застану. Я уже собралась уходить, когда он появился: въехал во двор и притормозил возле меня.
— Привет, киска, — сказал он, улыбаясь, — Надеюсь, ты ждешь именно меня?
— Жду. Именно.
— Что-то случилось?
— Нет.
— Слава Богу. Значит, мы можем встретиться как нормальные люди. — Он приткнул машину на стоянке, и мы вошли в подъезд. Глеб жил на третьем этаже. Он толкнул дверь квартиры, я вошла и замерла растерянно. Кое-что я в жизни повидала, но, честно говоря, такого — не приходилось.
Я совершила увлекательную прогулку по стандартной однокомнатной квартире улучшенной планировки, вернулась в прихожую, которую обозвать прихожей мог разве что ненормальный, и, справившись с первым изумлением, спросила:
— Неужели ты?
Глеб ухмылялся, забавляясь произведенным впечатлением, ответил:
— Конечно, нет. Я ведь рассказывал о нашем стилисте. Нравится?
— Очень идет к твоим очкам.
— Значит, не понравилось?
— Почему же? Стильно. Классно. Безумно дорого. Пыталась представить приблизительную стоимость: запуталась в нулях. Откуда дровишки?
— Разве я не рассказывал, что зарабатываю большие деньги? Тратить их совершенно некуда. Путешествовать я не люблю, отдыхать не умею, ем что попало, лишь бы быстро, к тряпкам равнодушен, машину считаю только средством передвижения. В общем, деньги хоть в кубышку складывай.
— Ты забыл про женщин.
— И про женщин я уже рассказывал. Ухаживать не умею, выгляжу дурак дураком, вот и сижу вечерами перед телевизором, каналы переключаю и вздыхаю, что полжизни прожито, а ничего особо ценного в ней не наблюдалось.
— Грустно, — кивнула я.
— Точно. Выпьем чего-нибудь?
— Можно кофе?
— Хорошо, кофе.
Я расположилась в кухне и наблюдала за Глебом, быстро и умело он накрывал на стол.
— Очки ты носишь и в домашней обстановке? — спросила я.
— Привык, — пожал он плечами. — Знаешь, о чем я подумал? Мы могли бы уехать вдвоем на недельку.
— Отличная идея. Боюсь, как бы ты потом не пожалел об этом.
— С какой стати?
Теперь пожала плечами я.
— Ты продвинулся в своем расследовании?
— Сейчас нам так уж необходимо говорить об этом? — он нахмурился и замолчал, а я продолжала его разглядывать, силясь отгадать: о чем он думает? Не говорит, а думает. Глаза — зеркало души. Свои он прячет за очками. — Лучше расскажи мне о себе, — попросил он. — Я ведь ничего о тебе не знаю…
— Мама врач, папа инженер. Типичные немцы: аккуратные, трудолюбивые, добропорядочные. Папа мечтал о сыне. Говорил: «Если уж я дал другому существу жизнь, то должен верить, что он сумеет постоять за себя».
— Выходит, нордический характер у тебя от папы?
— Выходит. Еще рассказывать?
— Конечно.
— Закончила английскую школу. И музыкальную тоже. Поступила в консерваторию: благодаря трудолюбию и чуть-чуть таланту. В общем, можно было обойтись и без консерватории. Первый мальчик появился в девятнадцать лет. Не выдержал: я была чересчур серьезной. Другие мальчики стали обходить меня стороной. Времена сменились, и появились богатые дяди. Слово «любовница» казалось оскорблением, а «жена» вызывала тихий ужас. Поэтому были только друзья: для душевных бесед и отдыха. Иногда я думаю — это ненормально, иногда — так честнее. Сонька утверждает, что это похуже, чем болезнь Дауна.
— И никто никогда не смог понравиться тебе так, чтобы ты решила, что влюблена? — недоверчиво спросил Глеб.
— Наверное, мне не везло, — усмехнулась я. — Может быть, я хотела чересчур многого.
— Ты меня успела запугать, — улыбнулся он. — У меня нет шансов?
— В тебя все шансы и один кошмарный недостаток — весьма несвоевременное появление на моем жизненном пути, а точнее — На проезжей части поблизости от моего дома.
— Мы возвращаемся к запретной теме, — напомнил он.
— Извини.
Мы ненадолго замолчали, тикали часы, время шло, но внутри нас оно остановилось, и каждая секунда была вечностью. Я улыбнулась и сказала:
— Моя бабушка любила повторять: «Господь воздает по заслугам». Интересно, что получу я. В том смысле, имеются ли заслуги.
— Ты получишь мою любовь, — ответил Глеб, — как считаешь, много это или мало?
— Даже не знаю, — засмеялась я. — Во мне долгие годы зрела уверенность, что однажды я встречу мужчину, который мне совершенно не подходит. И не смогу без него жить.
— Может, оно и неплохо, — засмеялся Глеб, поднялся и взял меня за руку, а потом поцеловал. Не один раз, конечно. А меня так и подмывало махнуть рукой на все свои подозрения и сделать то, что мне очень хотелось сделать, но я не была бы сама собой, если б сказала «да». Я отступила, улыбнулась и негромко пообещала:
— Глеб, как только все закончится и в моей голове не останется подозрений, я сразу же брошусь тебе на шею. Боюсь, избавиться от меня будет затруднительно. А пока…
Он потер щеку и ответил чрезвычайно серьезно:
— Что за черт, киска? Я люблю тебя, ты любишь меня, какая в конце концов разница, как и почему мы встретились?
— К сожалению, разница есть, — покачала я головой. — Я не хочу до скончания своих дней подозревать, что ты меня просто использовал. Попытайся представить, какой ад мне придется носить в своей душе. — На мой вкус вышло неплохо.
— Чего ты хочешь? — спросил он.
— Доверия, — мысленно улыбаясь, заявила я.
— О, Господи! — он взмахнул руками и закружил по кухне. — Кто у нас говорит о доверии?
— Если ты гость, которого я должна бояться, скажи об этом сейчас. Я совершенно созрела для того, чтобы все понять и простить.
— Ты, киска, сумасшедшая, — произнес он очень серьезно, наверное, и вправду так думал. Потом взял меня за руку и притянул к себе. — Что ж, если тебе непременно надо меня помучить — пожалуйста. Надеюсь, что доживу до того дня, когда стану для тебя ясным до прозрачности. Но ловлю на слове: как только ты удовлетворишь свое нездоровое любопытство и будешь знать по именам всех преступников, мы приезжаем сюда.
Ясно? И слова «нет» я больше не услышу, что бы мне ни взбрело в голову.
— Надеюсь, ничего противоестественного? — усмехнулась я.
— Я еще не решил, — он взял меня за подбородок и совсем другим тоном закончил:
— Думаю, это будет нечто…
Вместо того, чтобы ответить что-нибудь игривое и глупое, я замерла, глядя в его глаза. А знаете, почему? Я испугалась. Какого черта он снял свои очки?
Остаток вечера мы провели, как супруги со стажем. Пили чай, смотрели телевизор и мило беседовали. Решено было, что ночевать я останусь здесь. Глеб, само собой, поклялся, что не нанесет урона моей женской чести. Так как один раз мы уже вполне благополучно делили кровать, я согласилась.
Мысль о том, что кто-то недавно бродил по моей квартире, не способствовала стремлению вернуться к родному очагу.
Минут в десять первого, когда мы подумывали лечь спать, Глебу позвонили. Лицо его стало озабоченным, и он виновато сообщил, что должен уехать.
— Ты сможешь отвезти меня домой? — спросила я.
— А это обязательно? — он выглядел расстроенным. — То есть я хотел сказать, ты не могла бы остаться у меня? Не знаю, как объяснить… В общем, я хотел бы вернуться домой и знать, что здесь ты. Это ведь не нарушает условий договора?
— Нет, не нарушает. Конечно, я останусь и буду ждать тебя.
— Ложись спать. Я не уверен, что вернусь быстро.
Я проводила его до двери, он торопливо поцеловал меня и уехал. А я легла спать, чувствуя себя счастливой новобрачной.
Звонок. Половина второго. Отказываясь верить, я сняла трубку. Сегодня он был оригинальным. «Привет, детка» я не услышала.
