Владимир Колычев - И жизнь моя – вечная игра
– Тебе что, Зои Михайловны мало? – продолжала наседать жена.
– Мало. Она уже не справляется с объемом работ. Ей нужна помощница, она ее получила. Не понимаю, в чем вопрос?
– Вопрос в том, что она очень красивая. И очень сексуальная...
– А ты не заглядывайся на нее, и она не будет тебя смущать, – иронично усмехнулся Тимофей.
Лада действительно было очень хороша собой. Смазливое личико, прекрасная фигура, волнующая энергетика зрелой женщины. И сексуальность повышенного напряжения – с этим не поспоришь. Тимофей не скупился, денег давал ей вдоволь, а она с удовольствием предавалась невинным женским утехам в бутиках и салонах красоты.
– Я заглядываюсь?! – оторопело воскликнула Люба. – Я?!.. Это ты на нее заглядываешься!
– И я заглядываюсь. И клиенты. Ты же должна понимать, что секретарша – лицо фирмы.
– Лицо твоей фирмы – это мордовороты на входе!
– Да, тогда Лада ее душа.
– Такая же развратная и вульгарная?!
– Кто тебе сказал, что она развратная?
– Да это у нее на лбу написано! И одевается как последняя!..
– Продолжай, продолжай.
– Вульгарно одевается. Дорого, но вульгарно!
– Мне нравится.
– Вот это и плохо, что нравится.
– Что тебе нужно? – поморщился Тимофей.
И окатил жену холодным взглядом.
– Я хочу, чтобы ты ее уволил!
– И что дальше?
– Что дальше? Уволь и все!
– Какой в этом смысл? Если я хочу ее, то даже если уволю, то все равно оставлю при себе. И ты знать ничего не будешь.
– И ты ее хочешь? – возмущенно протянула Люба.
– Ты же знаешь, я не люблю истерик.
– Я спрашиваю!..
– Не заставляй меня оправдываться, – с улыбкой на губах, но угрожающим взглядом надавил на нее Тимофей. – Если я чего-то захочу, то ты меня не остановишь. Тебе это понятно?
– Тимоша, ну не смотри на меня так, – захныкала Люба, под принуждением изменив тактику.
– Зачем ты пришла? – холодно спросил Тимофей.
– Обрадовать тебя хотела, – счастливо просияла она.
– Обрадуй. Если сможешь.
– Я у врача была. У нас будет ребенок!
Тимофей внутренне возликовал, но внешне никак не отреагировал. Даже бровью не повел.
– Ты не рад? – обескураженно спросила она.
– Очень рад.
– А мне кажется, не очень...
– Дай мне прийти в себя.
– Ты станешь отцом...
– Вот я и говорю, дай мне свыкнуться с этой мыслью. Иди домой. Вечером буду, поговорим... Ну, чего стоишь?
– Тимоша...
– Ну чего?
– Я, конечно, не пророк, но мне кажется... Уволь эту женщину, пока не поздно. Она же тебе несчастье принесет. И тебе, и нам...
– Ты действительно не пророк. А если кажется, то знаешь, что делать надо...
– Да я-то перекрещусь. И в церковь схожу, свечку поставлю... Но и ты не плошай. Гони ее прочь, Тимоша!
– Я сказал, иди домой.
Люба ушла, но хорошее настроение к Тимофею не вернулось. Зато Лада в кабинете появилась.
– Жена твоя? – смиренно опустив глазки, отнюдь не тишайше спросила она.
– А что?
– Красивая. Правильная вся.
– Такой и должна быть жена.
– Но ты же любишь меня? – с надеждой и напором обиженной женщины спросила она.
– Давай без истерик! – отрезал он.
– Это не истерика... И даже не крик души...Просто обидно... Я же тебя люблю...
– Чего тебе не хватает? Квартиру я тебе купил, машина у тебя есть, шмотки каждый день меняешь...
– По-твоему, это мечта женщины?
– Ты чем-то недовольна? – усиливая жесткую интонацию, спросил Тимофей.
– Довольна... Все хорошо... Извини...
Тимофей уже было решил, что разговор на щекотливую тему исчерпан. Но Лада сделала ход конем.
– Поверь, я бы ничего не сказала, если б не знала, чья это дочь.
Атака продолжалась.
– Елизара дочь. И что? – сухо спросил он.
– Ты же знаешь, что сделал со мной этот ублюдок.
– Люба здесь ни при чем.
– Я понимаю. Но факт есть факт...
– Дочь за отца не в ответе.
– Яблоко от яблони...
– Хватит!.. Иди кофе мне приготовь.
– Может, в комнату отдыха подать? – шаловливо повела бровью Лада.
– Не сейчас.
Она вышла в приемную, минут через пять вернулась, подала кофе. Встала у него за спиной, по-кошачьи мягко прошлась пальчиками по мышцам шеи.
– Ты очень напряжен, тебе надо расслабиться.
– В тренажерный зал надо, – кивнул Тимофей. – А потом в бассейн...
– Сначала массаж, – не согласилась Лада. – А потом постель...
Она усилила нажим на мышцы, но боли он совсем не почувствовал. Приятные прикосновения, возбуждающе волнующие и одновременно успокаивающие. Тимофей невольно закрыл глаза, не в силах ей возражать. Массаж так массаж, постель так постель...
Домой он вернулся в половине восьмого вечера.
– Что, никаких важных дел? – язвительно спросила Люба.
– Это ты о чем? – блаженно утопая в мягком кресле, спросил он.
– Вчера у тебя была презентация ночного клуба.
– И что?
– Позавчера ты ездил в Рязань.
– Ты же знаешь, у меня интерес в Рязани. И в Москве...
– А в Москву ты с кем ездишь, тоже с этой?
Не трудно было догадаться, о ком шел разговор.
– Когда я в последний раз ездил в Москву, этой еще не было.
– А в Рязани, значит, была?
– Если она секретарша, то почему нет?
– И на презентации клуба?
– Не надо меня доставать. Я очень устал.
– Эта утомила, да?.. На нашей постели, в опочивальне, да?..
Люба била тревогу не напрасно. Но это совершенно не оправдывало ее. Отмахнувшись от нее, как от назойливой мухи, Тимофей закрыл глаза. Всем своим видом он давал понять, что сейчас взорвется, если она произнесет хоть слово. Люба не стала пытать судьбу. Обиженно всхлипнув, направилась в свою комнату.
– Погоди, – не меняя своего положения, остановил ее Орлик.
– Ты что-то хотел сказать? – затаив дух, спросила она.
– Я хотел поговорить о нашем ребенке.
– Ты нас бросаешь? – ошарашила его Люба.
– Что за вздор?
– Извини, показалось...
– Ты должна родить мне наследника. – А если это будет девочка?
– Тогда она должна быть очень красивой. Такой же красивой, как ты.
Тимофей очень надеялся, что этим комплиментом разрядит обстановку. Но Любу несло навстречу рифам.
– Или такой же красивой, как эта , да?
– Если ты про Ладу, то да, она красивая... Но разговор не о ней.
– Не о ней. Но она уже между нами... Я чувствую ее присутствие. Я боюсь ее!.. У тебя с ней роман! У тебя с ней любовь!..
– Нет любви... А насчет романа... – Тимофей выдержал паузу, насытив ее таинством грядущего признания. – Думаю, мне надо расставить точки над «i». Лада была моей любовницей. Еще до тебя.
– Была? – с дрожью в голосе спросила Люба. – А сейчас?
– Не важно, что есть. Важно, что было... Я мог убить твоего отца. Но я его пожалел, да?
– Да. Но при чем здесь мой отец?
– При том, что ты должна пожалеть Ладу... Он украл ее у меня, он ее насиловал, он отдал ее чеченцам. Она почти год в Чечне была, в рабстве. И в этом виноват твой отец...
– В рабстве?.. Мой отец?.. – с расстановкой, потрясенно проговорила Люба.
– Она вернулась. И теперь работает у меня.
– И она снова твоя любовница?..
– Да... И ты должна с этим смириться...
– Не-ет...
Люба обессиленно опустилась на стул, руками закрывая лицо.
– Ты должна знать, что я никогда не женюсь на ней.
– Даже если я уйду от тебя?
– Ты не уйдешь от меня.
– Ты в этом уверен?
– Уверен. Как в том, что не отпущу тебя.
– Но я имею право...
Тимофей подошел к Любе, присел, руками обхватил ее лицо, пристально посмотрел ей в глаза.
– Ты не имеешь права, – оглушительно прошептал он. – Ты имеешь только одно право – любить меня. Тебе это ясно?
– Ясно, – словно загипнотизированная, кивнула она.
– Люби меня. Рожай мне детей. И ни о чем не думай.
Люба снова кивнула, соглашаясь с ним.
– Знаю, что это неправильно, – поднимаясь, сказал он. – Но что есть, то есть...
– Неправильно... – потерянно повторила она. – Но что есть...
– Приготовь мне ванну, – сказал он.
В доме была горничная, она бы все сделала. Но ему хотелось, чтобы именно Люба поухаживала за ним. Чем больше женщина загружена бабскими заботами, тем меньше будет места в голове для дурных мыслей.
– Да, конечно...
Вернулась она минут через десять.
– Все готово...
Тимофей уже выходил из комнаты, когда услышал знакомое уже пророчество.
– Эта женщина принесет тебе несчастье...
– Любая женщина может принести несчастье. В том числе и ты...
– Нет, я не такая... А она принесет...
– Может, она. Может, ты. Может, никто...
Только Тимофей зашел в ванную, как появилась встревоженная Люба с трубкой в руке.
– У вас там что-то случилось!
Он отмахнулся от нее как досадной помехи.
– Тимоха! У нас проблема! Мордовские пацанов наших у себя постреляли. Сейчас к нам едут. Говорят, много их очень...
