Владимир Колычев - Волк и семеро козлов
– А с кем ты можешь? – спросил он, когда парень успокоился.
– Не со всяким. – Мишель подозрительно посмотрел на него.
– А если я тебя под свою крышу возьму?
– Э-э… А зачем это вам?
– А зачем это Арнольду?
– Ну, вы же не такой.
– Конечно, не такой. Но мне семнадцать лет срок мотать. Женщины для меня – это что-то несбыточное…
– Ну, я не знаю, – неуверенно улыбнулся парень.
Ролан отвернул от него голову, чтобы Мишель не видел проступившее на лице отвращение. Он никогда не был с мужчиной и не будет. Но нельзя отказываться от игры, посредством которой можно будет убить сразу двух зайцев.
– Давай располагайся. Отдыхай… Только ко мне не приближайся… пока я сам не попрошу. Ты меня понял?
– Да, да, понял…
Мишель ожил, расцвел. Полез в сумку и достал оттуда самую настоящую пудреницу, чтобы заретушировать синяк под глазом.
– Только губы красить не надо, я этого не люблю, – незаметно для него поморщился Ролан.
– Так нечем красить… И вообще, я этим не увлекаюсь. Я же не трансвестит и не очень люблю в женской одежде ходить…
– Вас, пидоров, не разберешь, голубые вы или розовые. Одно слово, гомосятина… Я тебя не обидел?
– Нет… – Мишель расстроенно посмотрел на Ролана.
– А зря. Ты должен обижаться. Потому что ты обиженный… Я тебя не обидел?
– Нет… То есть да…
– Вот и правильно… Давай договоримся: твое дело – молчать в тряпочку, если слова не дают, и ни с кем не заговаривать без моего разрешения. Ни с кем! Понятно? А если кто приставать будет, без моего разрешения ни капли в рот, ни пальцем в жижу. Ты меня понял?
– Да.
– Тогда будешь жить. Тебя никто не тронет, пока я рядом. А я могу быть рядом всегда. И здесь. И в любой хате, куда тебя определят. Тебя определять будут, а я сам хату выбираю… Или ты думаешь, что тебя здесь весь срок продержат?
– Э-э… Нет, не думаю…
– А сюда вообще как попал?
– Ну, меня же избили… Сюда перевели, а майор посмотрел на меня – почему синяк под глазом, спрашивает, губа почему разбита? В лазарет направил…
– Именно в эту палату?
– Мне все равно…
– Это, можно сказать, лучшая палата. Я-то при своих, я могу себе это позволить. А ты чем расплачивался?
– Ничем.
– Так не бывает… Может, векселями? Кому-то пообещал свою «лав»?
– Э-э… Нет, не обещал…
– Может, кто-то на что-то намекал?.. Это не праздный вопрос. Мне очень интересно знать, у кого на тебя виды. Может, майор что-то говорил? Ты давай вспоминай, мне надо знать, как все было.
– Да, он говорил. Сказал, что мне там рады будут. С насмешкой сказал. С грязной такой насмешкой. Но я уже привык… А может, он вас имел в виду?
– Запомни, голубь, никто и никогда меня не имел. И никогда иметь не будет. И ты не мечтай, понял…
– Так я же не в том смысле! – всполошился Мишель. – Я хотел сказать, что майор про вас говорил. Ну, не про вас конкретно, а про то, что вы будете рады.
– Я уже рад, голубь. Но я молча радуюсь. И ты молчи. Чтобы я тебя не слышал…
Ролан повернулся к Мишелю спиной.
– Если вдруг кто-то наедет, сразу ко мне. А так чтобы никаких звуков…
Мишель вел себя смирно. Все время молчал, говорил только с разрешения Ролана. И ужинал на своей кровати, поскольку за стол садиться ему не дозволялось. А ночью он заснул лишь после того, как Ролан сказал, что ему можно спать. До этого голубец терпеливо ждал, когда Тихонов позовет его к себе в постель. Все это было бы смешно, если бы не было так тошно.
А утром в палату пожаловала Изольда. Увидев Мишеля, она остолбенела. Она-то знала, что у Ролана появился сосед, но не думала, что такой красивый – на женский, разумеется, взгляд. К тому же она узнала его.
Мишель лежал на заправленной постели в пижаме, забросив ногу за ногу, и ловко орудовал пилочкой для ногтей по прямому ее назначению. Увидев Изольду, он пугливо поднялся с постели.
– Климов?! Ты?
– Я, Изольда Германовна.
– Что ты здесь делаешь?
– Да вот, старого друга приехал навестить, – улыбнулся Ролан.
– Друга?! Знаю, как ты с ним дружил…
– Я с Арнольдом плохо дружил. А с Мишелем я хорошо дружу. Правда, Мишель?
– Правда, – заискивающе глянув на него, кивнул голубей.
– И вы со мной хорошо дружите, Изольда Германовна. Вот, с Климовым удружили… Спасибо, что ко мне его устроили.
– Я устроила? Это Михайловна все… Э-э, не важно, кто…
– А я думал, что это ваша работа… Ну все равно, спасибо вам. За то, что я сюда попал. А то бы я вчера остался без чудной ночки…
– Без чудной ночки, говоришь… – занервничала женщина. – Что, и на горшок не бегаешь?
– Ну, не без этого, – поморщился Ролан. – А можно без подробностей?
– Без подробностей можно в карцере, а здесь без этого никак. Диарею лечить надо. Заткнуть проход, конечно, можно, но это не выход…
– Вы уж определитесь, пожалуйста, проход это или выход.
– Выход. Будет тебе выход. Из лазарета.
Ролан промолчал в ответ. Такая перспектива его не устраивала. Во всяком случае, сейчас.
– Ладно, потом поговорим…
Она ушла, закрыв дверь извне. Ролан прислушался – вот отошла в сторону или сложилась гармошкой маскировочная панель, открылась дверь, послышался чей-то мужской голос. Изольда пожаловала в соседнюю палату, и кто-то восторженно поприветствовал ее. Может, сам вип встретил ее громкими словами, а может, его любовник. Жаль, что Ролан не обладал магической способностью проникать сквозь стены… Но зато ему хватило ума приручить Мишеля, и это сыграло ему на руку.
Еще до обеда в палату пожаловал санитар и привел мужчину, внешность которого показалась Ролану знакомой. Большая, приплюснутая с боков голова, глубокие залысины, жесткие курчавые волосы, бакенбарды. Знакомый лоб, надбровья, хотя не так сильно нависающие над глазами, как на фото, что прислала Ролану Аврора. И ноздри шире переносицы, и носогубный треугольник выражен не так четко. Но все-таки это был Корчаков. Правда, какой-то неухоженный. Из носа торчат волосы, на щеках совсем не стильная двухдневная щетина с проблесками седины. Взгляд потухший, но тем не менее в нем чувствовалась жесткость уверенного в себе человека. Спортивный костюм дорогой, но мятый, и майка под ним несвежая. Это указывало на то, что Корчаков запустил себя. И условия неволи – не причина, а всего лишь повод для этого. Есть такая категория людей, которые при малейших неудобствах перестают следить за собой. А в тюрьме такие индивидуумы очень быстро превращаются в презираемую чернь, что почти автоматически переводит их в разряд «чертей» и прочих изгоев. Впрочем, до такой крайности Корчакову еще далеко.
Санитар ушел, закрыв за собой дверь, а Корчаков остался в палате. На Ролана он даже не смотрел, все его внимание занимал Мишель. Похоже, активисту-любителю требовался свежий пассив. Именно поэтому Мишеля и направили сюда, чтобы он стал новой подружкой особо ценного мецената. Как говорится, любой каприз за его деньги. А Изольда устроила ему свидание с кандидатом на вакансию. Скорее всего, она должна была это сделать по долгу службы, но, возможно, ею двигал еще и другой мотив. Скорее всего, женщина хотела, чтобы Корчаков забрал Мишеля в свою палату, а Ролан остался в одиночестве, которое она могла бы сгладить сегодня ночью.
– Привет, я Натан, – сказал гость, присаживаясь к голубею на край его койки.
Ну вот, теперь все окончательно встало на свои места.
– Мишель.
– А я Тихон.
Но Корчаков едва лишь глянул на него и сухо кивнул – дескать, я обратил на тебя внимание, мужик, так что не переживай. А потом, лаская Мишеля взглядом, елейным голосом спросил:
– Тебе, наверное, часто говорят, что ты очень красивый?
Ролану пришлось сжать пальцами свой кадык, чтобы сдержать рвотный ком. Только извращенца не стошнило бы от таких слов.
– Об этом говорят мне, – превозмогая брезгливость, агрессивным тоном сказал он. – Потому что Мишель под моей крышей, понял? И я здесь решаю, кто ему может нравиться, а кто нет. Так что если ты решил подмазаться к нему, обращайся ко мне. Вопросы?
– Ах, вот оно как! – расплылся в ехидной улыбке Корчаков. – От тебя, значит, все зависит?
– А ты сомневаешься?
– Может быть… Мишель, ты хотел бы со мной дружить? – до омерзения противным голосом проворковал Корчаков.
Ролан едва сдержался, чтобы не наброситься на него с кулаками.
И тут он вдруг ясно осознал, что сдерживать себя вовсе не стоит. Он уже вступил в конфликт с Корчаковым, и тому не понравилось его право собственности на Мишеля. Похоже, Натан Елизарьевич готов оспорить это право, и вовсе не в суде. Сейчас он выйдет из палаты, пожалуется начальнику тюрьмы, и тот, готовый исполнить любой его каприз, просто-напросто вернет Ролана в карцер. А значит, ему нужно было спешить. Или, точнее говоря, действовать незамедлительно.
– Я же тебе сказал, что мне решать, с кем ему дружить, а с кем нет.
Ролан поднялся с кровати, подошел к Корчакову, перекрывая ему путь к отступлению. И тот, в свою очередь, поднялся во весь рост. Правда, его бойцовский дух, если он вообще имелся, остался сидеть на койке, а может, забрался под нее. В глазах у мужчины плескались страх и растерянность. Но в то же время он надеялся договориться с Роланом, и это удерживало его от паники.
