Андрей Константинов - Тульский–Токарев. Том 1. Семидесятые–восьмидесятые
Опера с Артемом гуськом потянулись «сдаваться» — на третий этаж — там базировались «бэхи».
— Если не будет служебной машины — не поеду никуда! У меня насморк с дырявыми ботинками, — не унимался Лаптев.
— Ты заткнешься или нет?! — обозлился Петров. — Из-за твоих же говнодавов и пострадали!
— Да?! А кто рыгнул? О-то! — отбил попытку найти крайнего Лаптев. Петров-Водкин промолчал — крыть ему было нечем.
— Сейчас какую-нибудь картошку заставят куда-нибудь перегружать, — вздохнул Артем, интуитивно пытаясь переориентировать старших товарищей от извечного русского вопроса «Кто виноват?» к не менее извечному «Что делать?».
— Сынок! — хмыкнул Петров — Картошка — это еще хорошо, она в хозяйстве всегда к месту. А я вот как-то раз на складе ДЛТ с «бэхами» работал. Так там столько лишних оловянных солдатиков было! И куда им столько? Понатырили — у-у!
— Зачем? — удивился Артем, а Петров, соответственно, удивился его удивлению:
— Так, а там другого ничего и не было… Не было! Нет, вру, был еще мячик для игры в бассейне. Ну, такой… детский… Так его Жаринов к себе домой унес, а он оказался бракованным — воздух пропускал…
Вот так, со смехохулинками, и доплелись они все до отдела беспощадной борьбы с хищениями социалистической собственности.
Прогалько встретил их, можно сказать, нежно:
— А-а, вот и УР в подмогу!
— Да мы завсегда, несколько развязно поприветствовал старшего по званию и должности Петров — и на этот «непорядок» немедленно среагировал старший опер-«бэх» товарищ Каликов:
— Завсегда… когда наживой попахивает!
Отвечать оперюге-«бэху» представители уголовного розыска посчитали необязательным. Прогалько зыркнул на всех серьезно и начал с ходу вводить пополнение в тайну спланированного мероприятия. Если перевести историю с казенного языка на нормальный разговорный, то заключалась она в следующем: разрабатывали «бэхи» одного красавца. Разумеется, разрабатывали формально как спекулянта. А спекуляцию — это все знают — доказать очень трудно, потому что для этого надо задокументировать не только скупку, но и умысел на перепродажу с барышом. В общем, — гиблое дело, но… приходится делать вид, что борьба со спекулями идет не на жизнь, а на смерть… Но тут — подфартило, потому что разрабатываемый красавец умудрился у «Березки» скупить фунты-стерлинги, правда, не простые, а фальшивые… С ними его и задержали по набою[6] сожительницы вышибалы из бара «Сфинкс» Светланы — под предлогом проверки документов рядом с работой… А тут — фальшивые фунты-стерлинги… (Говорят, что задержанный гражданин Овчаров буквально обомлел от радостных воплей старшего оперуполномоченного товарища Каликова, когда тот понял, что за фунты: «Голубчик ты мой! Страдалец ненаглядный! Ты про 154-ю забудь! Для тебя „спекуляция“ теперь — это как „с облегчением“! У тебя теперь — сбыт фальшивой валюты, а это, мил человек, — под расстрел!»
От слова «расстрел» Овчаров обомлел, кстати, в буквальном смысле — то есть натурально грохнулся в обморок. Каликов тут сам перепугался до полусмерти: «Э-э! Ты это… чего?! Ребята, ребята! Засвидетельствуйте! Я этого мудилу пальцем даже не тронул! А!» С горем пополам откачали, хотя нашатыря, как всегда, не нашлось. И с испугу Овчаров начал сдавать всех — то есть абсолютно всех, кому перепродал и фунты, и стерлинги. А при этом все пытался убедить оперов, что умысла, тянущего на расстрел, у него не было, поскольку он и сам скупал фалыпак за настоящую валюту…
Среди тех, в отношении кого Овчаров дал исчерпывающие показания, народец подобрался разношерстный. Один, например, был дважды судимым квартирным вором — некто Пивоваров Кузьма — и ведь не стеснялся, наглец, с такими данными иностранные деньги скупать! И зачем ему фунты? Другое дело Гер Цыкович Буднер, он готовился выехать на ПМЖ — тут все ясно как стемнеет — надо брать… Но больше всего Овчаров заложил представителей советской торговли — следак целую стопку обысков понавыписывал, а главного «валютчика» определил покамест на трое суток в камеру. Недобро глядя на оперсостав, следак раздал постановления, потребовал докладывать о ходе обысков по телефону на дом и убыл. (Дома он, кстати, первое что сделал, когда снял ботинки и надел тапочки, — это как раз отключил телефон, и только потом уже всласть наорался на дочку, забывшую вовремя полить кактус).
Сотрудники уголовного розыска слушали вводные с одинаковыми недовольными лицами. Для них и свои-то обыски — после того как расколешь, опросишь, следователя вызовешь, допросишь — не в радость были, а так… положено. А чужие обыска! Одним словом — тоска. Артему было чуть интереснее, хоть он и бывал на обысках не раз. Но молодым и должно быть интереснее, молодые себя на таких мероприятиях не то чтобы частью системы ощущают — они чувствуют себя среди своих, и не просто своих, а своих, выполняющих важную и нужную работу…
Наконец на старой «шестерке» и двух газиках разъехались в разные адреса. Артему с недовольным Лаптевым, Каликовым и еще одним «бэхаэсником» пришлось ехать в Куйбышевский район.
Всю дорогу до адреса Лаптев бухтел, не особенно заботясь — слышат его критические замечания коллеги или нет:
— На обыск — и вчетвером! А? А на задержания они, наверное, всем отделом ездют… А у старшего их, слышь, Тема, — видел, какая рожа гладенькая? Заметь — и все при галстуках, прям как комитетчики… И где они столько глаженых галстуков берут…
Иногда Артем фыркал в воротник куртки, «бэхи» же делали вид, что ничего не слышат. Токарев-младший, кстати, тоже обратил внимание на красивые галстучные узлы у сотрудников ОБХСС. Завязать такой узел — это же целая наука! Сам Артем как-то раз попытался научиться по схеме на галстучной упаковке — продержался у зеркала стойко минут пятнадцать, сопя и прижимая концы губами и подбородком, потом ахнул, затянул в узел, рванул и окончательно испортил отцовскую обнову, подаренную ему одной знакомой на день рождения…
Когда доехали наконец до адреса, Лаптев, выгружаясь, сразу же ступил в глубокую лужу. Его многострадальный носок намок тут же чуть не доверху. Материться Лаптев не стал, а лишь заметил кротко:
— Теряю былую легкость.
Артем, зная характер старшего опера, понял: что-то будет. Настроение у старшего товарища — совсем говно. И это надолго. И лучше бы он выматери лея.
— За мной! — скомандовал между тем Каликов, элегантно перепрыгивая очаги липкой грязи перед парадной.
— Это мы что — из окопов в рукопашную встаем, что ли? — немедленно раздражился Лаптев, пытавшийся безуспешно оббить об асфальт листья, прилипшие к промокшему дырявому ботинку.
Артем догадывался — лучше сейчас к Сергею не лезть с сочувствием и урезониванием. Токарев еще не до конца правильно понимал глубинные причины раздражения Лаптева на «бэхов». Возраст Артема пока не позволял безошибочно делить людей на «своих» и «чужих» не юридически, а нутром. Токарев считал, что все, с кем он едет на обыск, — свои, а те, к кому едет, — чужие. Ему не хватало опыта, который мог бы подсказать, что бывает по-всякому…
Квартира, которую собирались обыскивать, располагалась на втором этаже.
— Странно, что не на последнем, — откомментировал Лаптев. — По всему сегодняшнему раскладу должна она была быть на двенадцатом этаже при сломанном лифте…
Каликов уже нажимал на кнопку звонка, вскоре из-за двери послышался встревоженный женский голос:
— Кто там? Мужа нет дома, открыть не могу…
Каликов откашлялся и начал скандировать свою должность, полномочия, санкции… Лаптев вежливо отодвинул коллегу, оперся плечом о косяк и, прикуривая, сказал по-простому:
— Давай, мать, открывай, сама знаешь — дверь вышибем… Да тебе, наверное, дружки-то уже сообщили.
— Какие дружки? — зашипел нервно Каликов. — Не могли они…
— Сообщили, сообщили, отмахнулся от него Сергей. Дверь, как ни странно, открылась.
— Ну что же делать… Проходите!
Открывшей женщине — усталой и взвинченной — было лет под тридцать. Видно было, что она не знает, как себя вести, — то ли хамить, то ли, наоборот, молчать. Картина, в общем, грустная, но достаточно типичная. Хуже, когда с порога ор начинается или слезы с соплями — надо как-то успокаивать, а успокаивая, можно и самому — в такое сорваться…
В общем, вошли. Среди соседей быстро нашли понятого, второй был не нужен, вторым был Артем. Несмотря на позднее время, соседа упросили быстро — соседям, кстати, почти всегда интересно, в отличие от прохожих на улице. Прохожих-то — поди отлови да уговори — замучаешься.
Для проформы показали хозяйке постановление, она сделала вид, что прочитала. Люди редко всматриваются в постановления дотошно — сами все понимают…
Помаленьку начали шукать. Каликов сразу полез в секретер, достал коробку из-под московских конфет «Тройка» и пригласил понятых подойти поближе. В коробке лежала валюта — оперативники знали, что фальшивая, но, кстати, до того, как эксперт подпишет справку, все денежные знаки считаются настоящими.
