Михаил Зубавин - Дело о кониуме
И вскоре темным вечером ничего не подозревавший Ершов был остановлен на улице тремя хмурыми хлопцами. Дрался Сергей весело, но пришел в себя лишь через несколько дней в реанимации клиники медицинского института, на работу же вышел через полгода, когда профсоюзная конференция уже прошла, а членами ревизионной комиссии значились совсем другие люди.
Но нет худа без добра, в больнице Ершов познакомился с профессором Быченко. В том году Иерихону Антоновичу исполнилось пятьдесят девять лет. Мальчишкой во время войны он попал на флот, после победы выучился на офицера, однако в дни хрущевской демобилизации его турнули за борт. Духом Иерихон не пал, окончил мединститут, поработал хирургом, а потом в сорок лет увлекся наукой и стал знаменитым профессором Быченко. К чести Иерихона Антоновича надо отметить, что профессор при всем том не обратился в ученого сухаря, который «не человек, а двуногое бессилие, с головой, откусанной начисто трактатом «О бородавках в Бразилии».
Однако, когда Ершов зашел в кабинет Быченко, толстый, приземистый, лысый профессор просто излучал непосредственный восторг и трепетную любовь к медицине. Завидев Сергея, Быченко выскочил из-за стола, кинулся навстречу:
— Ты посмотри, старик, посмотри!
— Ну? — удивленно протянул Ершов, вертя в руках всунутую ему Иерихоном мутную картинку, более всего напоминающую лапоть.
— Да ты погляди, что за прелесть!
— Где?
— Да вот же она, опухолюшечка-то, рачок, а я его — бах! — сфотографировал.
— Так чему радуетесь? — изумился Ершов. — Изуверство какое-то, радоваться раку.
— Темнота, поскотина! — Иерихон Антонович постучал себя по лбу. — Деревня. Вот если б я эту штучку пропустил — случилась бы беда, а сейчас ребята ее отрежут, и человек останется жить. Так-то, орясина. — Вдруг Иерихон стал серьезным. — Хотя случай был, я печень исследовал и случайно выявил рак почки в первой стадии. Клиенту мне грузовик коньяка привезти надо было бы, но он от операции отказался, теперь ему труба. Понимаешь?
— Да, — согласился Ершов.
Однако Иерихон опять повеселел и чуть не приплясывал перед Ершовым от удовольствия.
— Ну, пойдем смотреть мое чудо, такого ты не встречал.
— Пожалуйста, — из вежливости согласился Сергей.
— А это ты видел? А это? А-а! — восторженно ревел Иерихон, щелкая кнопками агрегата. — Мне на эту машинку пришлось целых семьдесят рублей истратить, представляешь? В Союзе таких еще только две есть, они по триста пятьдесят тысяч долларов стоят. Это же вещь. Мне две бутылки коньяка поставить пришлось да еще вечер в ресторане провести. А ты думаешь, такие аппараты с неба падают? За все платить приходится!
Когда собеседники вернулись в кабинет, Иерихон плотно закрыл дверь и заговорщицки посмотрел на Ершова.
— Мне нельзя, диета, жена орет, но иногда надо что-то и нарушить, и гость такой… Гудим сегодня. — Иерихон на цыпочках подошел к шкафу и, осторожно оглянувшись, вытащил коробку шоколадных конфет. — Ну, Серега, гуляем. Угощайся.
Однако к тому времени, когда коробка полностью опустела, Ершов успел взять лишь вторую конфету. Профессор же откинулся в кресле и задумчиво произнес:
— Не будь конфеты такими вредными, я бы только ими и питался. Хотя сейчас приходится себя ограничивать, а вот в молодости…
— Что в молодости? — улыбнулся Сергей.
— Ты шоколад любишь?
— Нет.
— А зря. Меня он очень возбуждает, — тихо проговорил профессор и зевнул.
— Иерихон Антонович… — Ершов решил, что пора переходить к главному. — Мой товарищ попал в беду. Ему требуется помощь…
— А чем он болен?
— Он здоров.
— Причем здесь я тогда?
— Дело очень сложное, а вы человек бывалый.
— Точнее сказать, мудрый.
— Согласен. Дело в следующем: вы, может, слышали, что у одного из секретарей обкома погиб сын.
— Об этом все наши девки трещат.
— Так в связи с этим моего товарища и арестовали.
— Дело пахнет вышкой, — глубокомысленно изрек Иерихон и надул губы.
— Но Петр не убийца.
— Почему ты так в этом уверен?
— Я давно его знаю, он мой друг. Он такого не мог сделать. Он, если бы даже в горячке, в драке нечаянно пристукнул кого, уж прятаться бы не стал, сам бы еще просил себе наказания.
— В крутых ситуациях человек непредсказуем, — покачал головой Иерихон Антонович. — Про себя расскажу. Помню, году в сорок втором отвели нас на переформировку и поставили к нам старшиной тыловую крысу. Зверь был лютый, замордовал нас, хоть в петлю лезь. Однажды я проштрафился, он меня из строя вызывает, глаза у него налиты, губа дергается, а я вдруг сам как скомандую: «Взвод! Наизготовку». Старшина опешил, а я быстро продолжаю: «Старшина оказался немецким шпионом. Он подло пытается сломать боевой дух краснофлотцев в тылу. Мытарствами, издевательствами он подрывает силу советских воинов, чем способствует подлым фашистским агрессорам. Посему, немедленно перед строем он будет расстрелян. Целься!» Ребята гримасы жуткие скорчили, винтовки вскинули. Старшина как взвоет, а я ору: «Взвести курки!» Ребята защелкали, а старшина упал на колени, побелел весь: «Простите меня, простите…» Но уже бегут капитан с особистом, забрали и старшину, и меня. Два дня потом мыкали. Но я стоял на одном, старшина — шпион, а то зачем ему защитников Родины мучить. И, знаешь, старик, все обошлось, меня в экипаж вернули, старшину перевели. Когда прижмет, такое порой выкинешь, самому странно.
— Но, Иерихон Антонович, тело покойного нашли в болоте минутах в двадцати ходьбы от дачи, на которой был мой друг, двадцать туда, двадцать сюда, а Петя всего пять минут отсутствовал. Но его арестовали. За что?
— А ты не понимаешь? — Профессор надул щеки. — Убили сына секретаря обкома! Кого-то брать надо? Надо. Тем же милицейским житья иначе не дадут. Вот твоего приятеля и взяли. Они настоящего убийцу, может, и ищут еще, найдут — отпустят Петю. Видно, он не велика шишка, переживет. Но я на его месте при таком исходе даже радовался бы, ибо, если убийцу не поймают, ему крупно не повезло. За такое преступление кому-нибудь обязательно отвечать придется.
— Но он же невиновен! А справедливость?
— Сережа, старый анекдот вспомни. Гимназист на уроке испортил воздух. Учитель его выставил в коридор. Тут как раз батюшка проходит. Гимназист подбегает к нему: «Где же справедливость, отец святой?» — «О какой справедливости вопрошаешь ты, отрок?» — «Как о какой? — отвечает шкет. — Я навонял, а они нюхают».
— Но Петр — мой друг, я должен помочь ему.
— Одно парня выручит, если они настоящего бандюгу возьмут.
— Так давайте его найдем.
— А как?
— Я поищу на дачах, с приятелями покойного встречусь, а вы, Иерихон Антонович, разведали бы, — вы же все можете, — не с родителями ли это связано? Что за этим стоять может, кто? Я даже не знаю, что еще вы можете выведать, но вы же мудрый, вы найдете какую-нибудь зацепку.
— Если она есть… — хмыкнул Быченко.
Первой, кого удалось потом найти Ершову, оказалась Нина Дюлевич. Когда Нина встретила Сергея и стояла с ним лицом к лицу, он даже удивился, что такое хрупкое, юное, маленькое создание может уже оканчивать институт. Однако, когда Нина по дороге в комнату повернулась к Ершову спиной, Сергея удивило совсем другое: «Неужели, — подумал он, — эта бабища еще студентка?» Но, присев напротив Сергея, Дюлевич опять превратилась в наивную пятнадцатилетнюю куклу.
— Мне звонила Даша. Я все вам расскажу.
— Спасибо.
— Но мне так интересно, я впервые в жизни вижу настоящего частного детектива.
— Бросьте, — отмахнулся Ершов. — Вы были на той вечеринке, что там случилось?
— Все шло спокойно, нас было восемь человек, четыре пары. Вино, музыка, природа… Все шло восхитительно, перспективно. А потом вдруг оказалось, что Маша с Игорем и Алексей приглашены в воскресенье на свадьбу, они ушли. На Игоря мы не рассчитывали, у него с Машкой старый роман, а вот Алексей нас подвел. Но оставался Яшка. Мы еще с Олей гадали, как нам быть, все же нас двое, а он один. О том, что Дашка с Петром гуляет, все знали, не скажу, что одобряли, — он все же стар — но это ее дело. А Яшка трезвый — тютя, зато когда выпьет, — нормальный мужичок. Но тогда он повел себя так, как даже я не представляла, подходит вдруг к Дарье и молча одной рукой залезает ей под блузку, а второй задницу щупает. Петр вскочил, как бешеный, схватил Яшку за грудки и на улицу. Дашка поохала, поохала, тоже потом за ними побежала.
— А когда вернулся Петр?
— Не скоро. Когда притащились, выглядели они с Дашкой, как два пьяных голубя, лизались при нас. Даже обидно, пригласила в гости, оставила без мужиков, а сама развлекается, представляете, — вздохнула Нина и заморгала длинными ресницами, пришторивающими ангельски невинные голубые глазки.
